Одушевленный ландшафт. Сборник статей - Коллектив авторов -- География, краеведение Страница 9

Множество окрестностей для реальной территории бесконечно и не счетно. Прямо противоположная точка зрения отождествляет окрестности с минимальными ареалами; тогда множество окрестностей конечно. Здесь в понимании (постулировании?) морфологии ландшафта семиотически текстовая («минимальный ландшафт»[4] как буква/слово) и биологическая (как клетка) парадигмы неосознанно объединяются. Если принятие «парадигмы кирпичиков» исключает проблему окрестностей, то принятие окрестностей не ведет к принятию более конкретных допущений о морфологии ландшафтного пространства и потому предпочтительнее.

Уподобление морфологии ландшафта клеточно-тканевой структуре организма очень привлекательно, но в целом неправомерно, поскольку в ландшафте нет гомолога клетки не просто как условно выделяемого блока невысокой целостности (этого сколько угодно), а как самостоятельной высокоорганизованной связанной интегрированной отдельности с выраженными естественными границами. Но особые типы таких ландшафтов существуют — см. советское пространство с его отчетливо отдельными административными регионами [Каганский 2001а].

Выше шла речь об атрибутивности масштаба не только для исследования ландшафта, но и для его существования. Такие телесные элементы ландшафта, как отдельные кристаллы, листья, гвозди, горошинки перца (очевидно, дискретные), непосредственно не входят в ландшафт в силу того, что они существуют в масштабе, нерелевантном ландшафту.

Но имеющие площадь скопления горных пород, леса, промышленные зоны, селитьба — входят. Поясним это важное обстоятельство остраняющим примером. Кастрюля бульона, тарелка бульона, ложка бульона и капля бульона имеют атрибут «вкус» и представляют разные порции этого блюда, но для отдельных молекул супа этот признак бессмыслен. Ландшафт всегда представлен неточечными порциями. Текст также всегда представлен и считывается порциями. Аналог вкуса — смысл, разный для разных порций ландшафта в разных масштабах.

Для разных явлений размеры порций различаются иногда на порядки; иногда порции операционализированы — например, площадки описания растительности различны для разных ее типов Для микроорганизмов достаточно 10–4м2, растительности с древесным ярусом 104 м2, расселения людей 107 м2. (Для понимания разных слоев содержания текста необходимы порции разных размеров.) Здесь правомерно говорить о контекстах, памятуя, что смысл фрагмента текста различается при переходе от контекста к контексту. Само значение признаков ландшафта (как по количественной, так и по качественной шкале) существенно зависит от размера порций. В природном ландшафте упоминавшиеся природные зоны «проступают» лишь при огромных визуально-картографически и эмпирически данных порциях, как и типы и районы городского расселения. Эквивалентно содержательно — но не логически — утверждение о заданности феномена лишь в определенном масштабе. В строго сциентистском подходе истинное значение признака должно быть инвариантно размеру порции; размер порции жестко производен от процедуры измерения, от которой не должно зависеть истинное значение. Если это так, то для текста истинным смыслом будет смысл, вообще не зависимый от контекста и его размера — но это абсурд. Тогда ландшафт и текст масштабно не инвариантны, контекстуально не свободны. Даже однородный ландшафт масштабно неинвариантен.

Аналогия существенна — и текст и ландшафт даны и осмысливаются порциями; пример последней — текст на странице, но не абзац. Для разбиения же текста на такие презентационные порции, как страница, воспринимаемый смысл зависит от ее размера и конкретики расчленения на порции, поскольку при порциях размером в одно слово (тем более в одну букву) на странице восприятие смысла текста если и возможно, то крайне затруднено, а его смысл «сдвинут», восприятие же поэтического текста уже невозможно. При расчленении абзацев текста на малые порции восприятие затрудняется (например, запрет «висячих строк»); характерно наличие в порции нескольких строк. Район — естественная порция ландшафта, районирование как процедура расчленения суть нарезание ландшафта на такие порции, где разумно работать с материалом и содержанием ландшафта.

Рамочность культурных артефактов известна; фрагмент текста на странице — это порция со «слабой» рамкой. Текст произвольнее членится на порции при печати и особенно чтении на мониторе, нежели ландшафт. Для продуктивного восприятия ландшафта и карты ландшафта размер порции должен быть достаточно велик (настенные карты); причем размер здесь трояк — истинный размер тела ландшафта, смысловой размер, размер графического экрана. Налицо резкое обеднение картины ландшафта у поколения монитора относительно поколения бумажных карт. Ландшафт — сплошная пространственная среда, данная порциями, обычно рамочно.

С начала научной географии дискутируется соотношение континуальности (непрерывности) и дискретности, особенно остро для растительности и природного ландшафта. Непрерывность ландшафтного покрова обсуждается как значимый признак; аргументы ее сторонников достаточно весомы и многочисленны. Компромиссное решения — семи-континуальность: полуконтинуальность-полудискретность ландшафтного покрова. С порционностью это прямо не связано, связь с окрестностностью существенна, но она лежит вне рамок данной работы. Ландшафт — сплошная семиконтинуальная порционная среда. Самая большая, предельная порция ландшафта и одновременно район — географическая оболочка Земли как целое, культурного ландшафта — антропосфера.

Уже то, что ландшафт возможен и реален как сюжет дискурса, исследования и культурных презентаций, служит особого рода доказательством того, что ему присущи и другие особенности. Сплошно-непрерывная аморфно-однородная среда, как и множество изолированных бессвязных мест, не может быть основой и ареной жизни, в том числе и жизни человеческой, и ее невозможно исследовать. Значение ландшафта, его существенность для жизни очевидна. Но дело еще в ином. В дискретно-текстовой культуре разнообразие — различие отдельных экземпляров. Различны люди, растения, животные, слова, тексты, картины. Они удачно названы собирательным термином «отдельность» [Кордонский 2001]. В общем случае окрестностности не являются отдельностями, а порции могут быть превращены в отдельности особыми процедурами. Разнообразие множеств отдельностей — полиморфизм. Разнообразие сплошной среды — гетерогенность. Самый простой случай гетерогенности — различия отдельных мест любого размера. Таков и природный, и культурный ландшафт.

Дифференциация ландшафта сама структурна, «ступенчата», есть однородные сгустки — немонотонность дифференциации. Простой пример — известные широтные природные зоны: тундра, хвойная тайга, смешанные леса, степь etc — качественные ступеньки, а не совершенно непрерывные изменения. Но в их основе — монотонно меняющийся количественный параметр, увеличение солнечной радиации (и теплообеспеченности) с севера на юг. Для антропогенных районов налицо спектр качественно различных зон; монотонный признак — расстояние от центра.

Для природных ландшафтов есть мнение о жесткой дифференциации, своего рода зернистости. Иногда эти мельчайшие зерна в географии человека именуют местами. Проблему зернистости можно разрешить, теоретически представив абсолютно однородный изотропный ландшафт. Проступят ли тогда зерна? Для культурного ландшафта явно проступят (например, в теории центральных мест), для природного ландшафта — неизвестно, теоретической схемы абсолютно однородного природного ландшафта нет. Это вопрос об исходной (не исторически, а логико-генетически) гетерогенности. Но даже эта абсолютная гетерогенность не обязана принимать дискретную форму, а может быть континуальным полем; таковы приземные слои атмосферы — существенный компонент ландшафта. Ландшафт дан как сплошность типа облачного неба, где есть и отдельные облака. Культурный ландшафт может выглядеть как