Виталий Еремин - Отчаянная педагогика: организация работы с подростками Страница 5

Если записать в уставе, что плевать и бросать окурки – нехорошо, подростки поднимут вас на смех. А если вы напишете, что каждый обязан беречь доброе имя организации, то с вами согласятся: как же иначе? По-другому и быть не может!

После этого можете смело требовать, чтобы не плевались, не бросали окурки и т. д.

Наша присяга традиционно включала в себя обязательство строго соблюдать устав. А в уставе было сказано, что каждый член организации по отношению к другому – товарищ и брат (попробуй теперь тронь или оскорби своего!), что перед уставом все равны. Попробуй после этого, будучи дежурным, не поддерживать порядок в помещении, не следить, чтобы там не курили или считать ниже своего достоинства взять в руки швабру.

Только в одном пункте присяга была необычной. В советское время клялись в верности партии и комсомолу. У нас же требовалась верность только организации. Это имело ключевое значение: подрывалась уличная солидарность. Поклявшись в верности организации, подросток освобождается от верности своим главарям, своей бывшей компании.

Каким был первый поход?

Поход для подростков, да еще с ночевкой, предел мечтаний. Учителя такие удовольствия устраивают редко. Боятся, вдруг кто-нибудь простынет или отравится некачественной пищей. Могут деревенские ребята привязаться. А мы в самом начале нацелились сделать походы еженедельными. Как суббота, так за город. Чтобы увести от городского безделья, от соблазнов выходных дней. Посмотрите статистику: пик происшествий приходится на субботы и воскресенья.

С самого начала мы тщательно готовились к походам. Никаких припасов из дома – только общая кухня. Расписывалось меню, подбирались поварихи из числа девочек. Назначались костровые и дежурные по кухне: кому после еды посуду мыть. Подбирались те, кто будет ставить, а потом снимать палатки, дежурить ночью. Проверялась экипировка каждого, чтобы все были тепло одеты.

Заводилы, конечно, в этой подготовке не участвовали. Считали для себя несолидным суетиться. Только посмеивались, не замечая, что тем самым отодвигаются в сторону. На первый план выступал новый актив – ребята, которые ко всему относились серьезно.

Походы, которые устраивают учителя, больше похожи на пикники. Доехали до какого-то места на электричке или автобусе или прошли километр-другой пешочком – вот и весь поход. А если вдруг перед отъездом закапал дождик, учитель вообще может отправить всех по домам.

Мы перед первым походом условились: выходим в любую погоду, идем пешком не меньше 10 километров со скоростью 7–8 минут километр, в пути – только один привал, в конце маршрута – переправа через реку на лодке. Опять-таки в любую погоду.

Зачем такие сложности? Хотелось сразу выявить характер каждого. И чтобы у одних было чувство гордости за себя, а другим чтобы стало стыдно. Чтобы новый актив креп, а старый, уличный, падал в глазах ребят.

Теперь подробнее о походе.

Перед выходом я проверил экипировку каждого. В некоторых рюкзаках что-то звякало. Хозяева рюкзаков отводили глаза. Как ни странно, это были самые младшие. Даже спиртное для себя лидеры не хотели нести сами. Хотя в рюкзаках лидеров тоже слышались странные звуки…

Вообще-то полагалось что-то предпринять, чтобы запасы спиртного остались в городе. Но как? Устроить обыск? Верхушка устроит скандал. Что же делать? А ничего! Сделал вид, что ничего не заметил.

Перед выходом ребята должны были построиться, встать в колонну по два. Не идти же кучей. Строй – порядок, красота коллектива. Но наша «элита» не хотела ни порядка, ни красоты. Кривлялись, пихались, хохотали. Считали стыдным стоять в строю. Вдруг увидит шпана из соседнего микрорайона? Засмеет.

Но вот кое-как все же встали наши лидеры во главе колонны. Не плестись же им в хвосте. Идем через город к окраине. Попробовали затянуть песню, не получилось. Ладно, не беда, спасибо, что вообще идем строем.

Вышли за город. Теперь можно прибавить шагу. Не получается. Не хотят лидеры идти быстро. Я смотрю на часы и задаю темп. Вот уже за мной пристраивается новый актив, за ним – остальные, а лидеры отстали, они в хвосте. Им уже не до шуток, их уже злость разбирает. Куда торопиться? Зачем? Слышу:

– Давайте отдохнем.

– Нет, мы договаривались: километр за 15 минут, привал – через пять километров. Или мы не хозяева своим словам?

Теперь «элита» плетется уже молча. Куда деваться? Не возвращаться же в город.

На привале все падают, как подкошенные. Без привычки мне самому тяжело. А для чего поход, если он легкий? Мы решили стать самыми сильными? Решили. Так в чем дело? Вперед – через невозможное!

После привала идти еще тяжелей. По себе чувствую. Начинаю сомневаться, думаю: может, все-таки сбавить темп? Вдруг ребята сотрут ноги – как тогда обратно возвращаться?

Рядом идет девятиклассник Слава Измайлов, наш художник. Он придумал эскиз формы: куртка с погончиками и накладными карманами и берет. Мы ни разу не видели, как одеты скауты. Но, как выяснилось позже, получилось точь-в-точь. Суворов и его приближенные зовут Славу пренебрежительно мазилой. Но он умеет не только рисовать, но и говорить в лицо Суворову неприятные вещи. И вообще относится к нему и другим лидерам иронически. За это Славе уже не раз доставалось, но он не сдается. Он буквально не по дням, а по часам набирает вес в глазах большинства ребят.

– Может, сбавим темп? – советуюсь со Славой.

– Ни в коем случае! – отвечает он.

И отбирает у девчонки рюкзак. Глядя на Славу, другие ребята делают то же самое. Девчонки не сопротивляются, но требуют, чтобы им дали хоть что-нибудь нести. Не идти же налегке!

– Может, сбавим темп? – спрашиваю громко.

И слышу в ответ дружное:

– Нет!

Хотя, как потом выяснится, к этому моменту ноги уже стерты у доброй половины ребят.

И все равно: «Нет!»

– Тогда – вперед!

В ответ дружное:

– Через невозможное – вперед!

Организация – впереди, улица – сзади. Лидеры отстали на добрых 200 метров. Потом – на 300, 400, 500…

Выходим к Иртышу. Хорошо, бакенщик выполнил уговор: лодка с веслами в условленном месте. Можно переправляться на остров Теплинский. Но неожиданно поднялся сильный ветер. По Иртышу загуляли высокие волны. В голове сомнение: может не стоит?

Подходят лидеры:

– На фига нам эта переправа? Что там делать, на этом острове?

Хорошо, ставим на голосование:

– Кто за то, чтобы переправляться? Кто – против?

Против только лидеры. Вот зачем поход с такими трудностями!

Переправляемся. Я не доверяю весла никому, гребу сам.

В лодке помещается не больше шести человек. Всего нас больше сорока. Семь рейсов туда, семь обратно. Правда, остров – рукой подать. Но как бы лодка не перевернулась. Ветер крепчает. С каждым часом становится все холоднее. Похоже, следом за дождем пойдет снег. Этого нельзя исключать. Все-таки апрель, десятое число.

Лодка не перевернулась. Она просто стала протекать. Причем очень быстро. Воду вычерпывали консервными банками.

Наконец, все на острове. Начинаем ставить палатки, готовить ужин. Все при деле, только не «элита»…

Палатка лидеров ходит ходуном. Нарезвившись, притихли. Слышу: звяк… Значит, разливают по кружкам. Раздвигаю полог:

– Не помешал?

– Нет, мы только собирались тебя позвать. Хлебнешь?

– Да нет, спасибо, как-нибудь в другой раз.

– Какой другой? Такое событие! Первый поход! Ха-ха-ха! Надо отметить.

– Событие состоится в полночь. Или вы не думаете присягу принимать?

– Ну, это сколько ждать. Давай пока по глоточку.

– Вы за меня голосовали?

– Ну, и что? Нельзя выпить, что ли? У нас вроде нет сухого закона.

– Вы превращаете поход в пикник и пьянку. Если я это допущу, организации не будет. Будет шайка-лейка под названием «Гринабель».

Вижу, напряглись агрессивно:

– А как ты не допустишь?

– Хорошо, а если я попрошу вас не пить, по крайней мере, до присяги? Потом, черт с вами, закрывайтесь в этой палатке и справляйте.

– Просишь?

– Прошу!

– Ну, как, парни, уважим? Все-таки президент.

Чей-то голос из глубины палатки:

– Ладно, уважим.

Меня трясло. Что делать, успокаивал я себя, это и есть уличная педагогика. Атаманщины никак не избежать. Только сколько она продлится, вот вопрос!

Полночь. Остальные ребята видят, что происходит. Меня окружают, стараются показать, что они, большинство, со мной. Разводим большой костер, зажигаем факелы, встаем вокруг, обнимаем друг друга за плечи, и я читаю текст присяги, ребята повторяют за мной. Только не очень понятно, отчего дрожат наши голоса. То ли от холода, то ли оттого, что момент сам по себе запоминающийся, сильный.

И вдруг – ружейные выстрелы. Один, другой, третий, четвертый. Оглядываемся, а это наши вожачки куражатся, по-своему отмечают событие. Но как бы то ни было, они снова в центре внимания. На них снова посматривают с опаской: мало ли еще чего выкинут?