Япония в меняющемся мире. Идеология. История. Имидж - Василий Элинархович Молодяков Страница 7

Чтобы избежать упреков в «политической некорректности», сторонники этих теорий поспешили заявить, что речь идет не о биологическом расизме и тем более не о национальном превосходстве, но лишь о важности социальной и культурной принадлежности к нации с самого момента рождения. На уровне массового сознания национальная самоидентификация проявлялась и вполне «биологически»: согласно данным социологических опросов, многие средние японцы считали, что этнические японцы, родившиеся и выросшие в США или в Южной Америке, могут в полной мере понять «японскую душу» и японскую культуру, а этнические корейцы и китайцы, многие поколения которых живут в Японии, – не могут.

Однако это стало входить в противоречие с поощряемой правящей элитой тенденцией к интернационализации, к активному несению своей культуры в мир – именно как важной и неотъемлемой части общемировой. Если традиционное японское искусство не только уникально, но и непостижимо для других, может ли оно претендовать на значимое место в общемировом пантеоне или останется экзотическим курьезом, вроде обрядов африканских шаманов? Чтобы добиться желаемых результатов, Япония не стала подгонять свою традиционную культуру под вкусы иностранных «потребителей», не пыталась ее интернационализировать, но, настаивая на сочетании уникальности с достижимостью, добилась ее мирового признания именно в этом качестве. Что же касается современной японской культуры, то она – по мнению не только иностранных наблюдателей, но и многих видных японских интеллектуалов – переживает глубочайший кризис, утратив связь с национальной традицией и превратившись во второсортный и неконкурентоспособный вариант американской в ее «усредненном» варианте. Тут уж ни о какой национальной идее говорить не приходится.

Касаясь теорий нихондзинрон и их роли в национальном самосознании японцев, следует остановиться еще на одном важном моменте. В послевоенные годы у японцев (как элиты, так и масс) в отношении к собственной истории, к национальным традициям, к идеям и событиям прошлого выработался двойной стандарт: один для «внутреннего употребления», другой для внешнего мира. В первом представлен весь спектр крайностей, второй склонен ограничиваться «золотой серединой». Среди японских авторов, переводимых на иностранные языки (особенно в самой Японии), лишь изредка попадаются выразители крайних, как ультранационалистических, так и «мазохистских» тенденций (в 1990-е годы последних стало явно больше), поскольку они нарушают представление о гармонии, если не о консенсусе в японском обществе, – а японская элита немало потрудилась над созданием таких представлений о своей стране в мире. Поэтому теории нихондзинрон, столь популярные в самой Японии до конца 1980-х годов, практически не получили распространения за границей, да японцы как будто и не стремились к этому Можно сказать, что они предпочитали гордиться собой у себя дома.

Многие теории нихондзинрон, несмотря на весь свой наукообразный характер, больше аппелировали к вере, а не к знанию и явно не выдерживали критики со стороны науки, а порой и просто здравого смысла. Типичным примером стала книга Цунода Тацуо «Мозг японцев»[25], утверждавшего, что из-за использования иероглифики мозг японцев (но соответственно и китайцев?) работает по-иному, более полноценно, чем у народов, пользующихся азбукой. Один автор даже выпустил книгу «Нос японцев»… Подобные экстравагантные теории вызывали некоторый интерес у широкого японского читателя, но вскоре были забыты. Более того, в начале нового тысячелетия появилась принципиально иная точка зрения: использование иероглифов вместо алфавита тормозит культурное и интеллектуальное развитие. В странах «алфавитной культуры», как называют их сами японцы, ребенок до 10 лет, а то и ранее, полностью осваивает чтение и в принципе способен прочитать любую книгу из родительского книжного шкафа. Еще в школьные годы он может ознакомиться со всей мировой литературной классикой; другое дело – много ли он в ней поймет. Японский же школьник только в старших классах школы, в 15–18 лет, овладевает минимумом иероглифов, необходимым для чтения Сервантеса, Достоевского или того же Мисима. С поправкой на традиционную популярность комиксов «манга», распространение интернета и компьютерных игр, а также массовый отход от чтения с поступлением на работу, это вообще делает сомнительным знакомство среднего японца с «серьезной» литературой, необходимое для полноценного духовного и интеллектуального развития личности. Интересно, что появление подобных теорий совпало с экономическими трудностями современной Японии, тогда как теории нихондзинрон были несомненно связаны с ее экономическими успехами.

Как показывают данные социологических опросов, в 1970-1980-е годы теории нихондзинрон повлияли на национальное самосознание японцев ничуть не меньше, чем массированное воздействие пропаганды кокутай в 1930-1940-е годы, хоть и в ином качестве. Это был приглаженный, «стыдливый» вариант прежней национальной идеи, впрочем не имевший ее агрессивно-мобилизующего потенциала. Теории пришлись по вкусу не только интеллектуальной элите, но также бизнесменам и работникам образования, прежде всего школьного. Осторожное, но настойчивое разъяснение уникальности японской цивилизации и культуры рассматривалось как важный и действенный фактор морального, гражданского воспитания – причем как политиками, так и педагогами, в том числе на уровне министерства просвещения. «Научные» аспекты нихондзинрон были призваны оправдать использование этих теорий в образовании и придать им вес в обществе, поскольку социальный статус и престиж академических кругов в Японии традиционно высок.

В последнее десятилетие, после краха «экономики мыльного пузыря», Япония вступила в полосу экономической и политической нестабильности; все более очевидными стали кризисные черты в обществе и массовом сознании. Именно сейчас отсутствие в стране полноценной национальной идеи, способной объединять и мобилизовывать, бросается в глаза. Недавно об этом прямо говорил один из «столпов» политической и интеллектуальной элиты современной Японии Сакая Таити, специальный советник кабинета министров (подробнее в главе второй). Принцип «служения отечеству через производство», многие десятилетия бывший одной из основ экономических успехов Японии, все более утрачивает свою привлекательность. Молодежь теряет интерес к национальным традициям и культуре, в чем отчасти виноваты и пропагандисты нихондзинрон: в эпоху глобализации, хотим мы того или нет, непостижимые для других культуры и их носители неизбежно маргинализируются, поэтому лучше быть «нормальными», «как все».

Интеграционные процессы на региональном и на глобальном уровне предполагают взаимно заинтересованный диалог культур и цивилизаций, а не отгораживание от остального мира под предлогом не просто уникальности своей культуры (уникальна любая культура!), но ее непостижимости. Полноценное участие в уже идущем диалоге требует любви к собственной культуре и уважения к другим, но прежде всего оно требует знания и своей, и чужой культуры. Ощущая свою культуру совершенно отдельной от всего мира, легко проникнуться чувством собственной неполноценности, которая легко перерастает в агрессивное самолюбование и ксенофобию. Напротив, ощущение встроенности в единый мировой организм (разумеется, без полного «растворения» в нем, на чем настаивают теоретики «One World») только повышает самооценку нации: значит, мы