Япония в меняющемся мире. Идеология. История. Имидж - Василий Элинархович Молодяков Страница 8

Японцам еще предстоит гармонизировать, примирить необходимую, неизбежную интернационализацию с сохранением национальных духовных и культурных ценностей, которые должны быть не музейным экспонатом, но живой составляющей жизни государства и общества. Быть «японцами» с полным сознанием уникальности своей истории и культуры и одновременно «гражданами мира», разделяющими и приумножающими все его богатства и достижения, – вот наиболее перспективная модель национального самосознания (замечу, не только для Японии). Очевидно, по этому пути пойдет и выработка новой японской национальной идеи, если таковая появится. Что же касается ее собственно политических компонентов, то о них не приходится говорить всерьез, пока в этой области сохраняется полная зависимость Японии от США. А отказа от нее в ближайшей перспективе не видно.

Глава вторая

Япония и «искушение глобализмом»

Вызовы глобализации: «великие пути» и «силовые центры»

Сегодня о глобализации не спорит только ленивый. О ней написаны тысячи книг и десятки тысяч статей, не говоря уже о сайтах в интернете, на одно только прочтение которых не хватит человеческой жизни. Сторонников у глобализации не меньше, если не больше, чем противников. Все они понимают ее по-своему, т. е. по-разному, но и те, и другие бывают одинаково истовы (или неистовы). Сам по себе процесс глобализации ни хорош, ни плох. Он обусловлен как объективными, так и субъективными факторами, которые от воли одного конкретного человека, будь он глобалист или антиглобалист, не зависят. Если уж как-то оценивать глобализацию, то исходя из того, что в ней принимается за образец для глобализирующегося и глобализируемого мира.

В нашем сознании термин «глобализация» устойчиво соотносится с событиями последних полутора-двух десятилетий, примерно со второй половины 1980-х годов. Отчасти это справедливо, потому что нынешние темпы и масштабы превращения земного шара (globe) в нечто однородное поистине не знают аналогов в мировой истории.

Вот как трактуовал происходящий процесс В.Б. Рамзее, придерживавшийся глобалистских позиций: «Самым наглядным, т. е. внешним, ее <глобализации – В.М> проявлением служит свободное перемещение через национальные границы капитала, товаров, информации и людей, резко ускорившееся с начала 80-х годов. Естественно, ускорение это возникло не на пустом месте. За ним стоит специфический подход к экономическим, политическим, социальным и культурным страновым проблемам с планетарной точки зрения, подход, предполагающий, к примеру, возможности преодоления хозяйственных кризисов, охраны окружающей биосферы, разрешения межгосударственных конфликтов, обеспечения безопасности, утверждения прав человека не на сугубо локальном или национальном, а на глобальном уровне, опираясь на представления о мире как о едином и неделимом целом». С его точки зрения это вполне объективный процесс, причем ведущий к общей пользе и благоденствию.

«В этом, – продолжает В.Б. Рамзее, – может быть, состоит принципиальное отличие глобализации от интернационализации. Если последняя зиждется на предпосылке о незыблемости государственного суверенитета и опирается на межгосударственные переговоры, имеющие в виду согласование, подгонку друг к другу национальных интересов, то в основе первой лежат транснациональные… действия, в сущности, игнорирующие государственный суверенитет. Поэтому глобализация выглядит, скорее, категорией-конкурентом интернационализации, в чем-то, пожалуй, ее антитезой, чем ее логическим продолжением, развитием, хотя наглядные проявления глобализационного процесса, о которых упоминалось выше, имеют место и в ходе интернации»[26].

Нынешнее состояние процесса глобализации охарактеризовано здесь довольно точно, хотя и не всесторонне, но это вовсе не означает, что подобное происходят в мировой истории впервые. Этим путем шли великие империи прошлого, которые, по точному определению Л.Н. Гумилева, брали на себя «инициативу объединения и упорядочения ойкумены»1. Игнорируя государственный суверенитет, они стремились подчинить себе максимально большую часть обитаемой земли (до необитаемой просто нет дела, но таковой становится все меньше и меньше) и переустроить ее по своему образу и подобию, создав в результате то, что в XX в. стали емко и откровенно называть One World. В качестве рабочего аппарата предлагаю называть государства, органы или структуры, берущие на себя такую инициативу, «силовыми центрами».[27]

Подобные интенции были присущи уже Римской империи. Цезари стремились превратить большую часть ойкумены – тяготевшей тогда, за вычетом Китая и формировавшегося вокруг него Pax Sinica, к Средиземному морю – в Pax Romana, который становился синонимом понятия «orbis terrarum», «круг земной». Затем католическая Испания стремилась создать и создала империю, «в пределах которой никогда не заходило солнце». Затем более прагматичная и секуляризованная Британская империя создала Рах Britannica, модель которого к концу XIX в. удалось навязать значительной части человечества в качестве «цивилизованного мира».

Наследником «цивилизованного мира» в варианте Pax Britannica является Pax Americana, который после второй мировой войны преподносился всему миру в качестве безальтернативного образца One World. Pax Sovetica, изначально задумывавшийся и создававшийся как альтернатива всем прочим, сопротивлялся, но в результате оказался «неконкурентоспособным» и выбыл из игры. Превращение всего globe в Pax Americana – элементы которого неоднородны, не равны между собой и призваны играть каждый свою роль (это надо обязательно помнить!) – и есть суть современного этапа процесса глобализации. Он основан на «американской модели», а все прочее играет роль довеска. Разумеется, то, что мы по привычке называем «американской моделью», уже давно имеет космополитический характер и соотносится с «Америкой» не столько как с самобытной цивилизацией, сколько как с важнейшим компонентом «силового центра», осуществляющего глобализацию. Ставить знак равенства между «силовым центром» и «Америкой» уже нельзя.

Можно по-разному относиться к глобализации, в том числе к ее современному этапу, т. е. принимать или не принимать предлагающийся ныне миру образец One World, но обольщаться относительно сути происходящего процесса не стоит. Описан и проанализирован он уже давно и не раз. Автору представляется, что наиболее точное описание процесса и сути глобализации дал в начале 1920-х годов идеолог евразийства, выдающийся ученый и мыслитель Н.С. Трубецкой, хотя некоторые его высказывания могут показаться слишком пафосными.

Рассматривая в работе «Европа и человечество» (1920) процесс европеизации не-европейских («не-романо-германских» по терминологии Трубецкого или «the Rest» С. Хантингтона) стран к началу XX в. – т. е. в эпоху мирового распространения стандарта Pax Britannica, – он выделял типы «шовиниста» и «космополита», позиции которых, казалось бы, должны противоречить друг другу. «Шовинист исходит из того априорного положения, что лучшим народом в мире является именно его народ. Культура, созданная его народом, лучше, совершеннее всех остальных культур. Его народу одному принадлежит право первенствовать и господствовать над другими народами, которые должны подчиняться ему, приняв его веру, язык и культуру, и слиться с ним. Все, что стоит на пути к этому конечному торжеству великого народа, должно быть сметено силой. Так думает шовинист, и согласно с этим он и поступает. Космополит отрицает различия между национальностями.