Абрам Рейтблат - Писать поперек. Статьи по биографике, социологии и истории литературы Страница 9

В 1878 г. низовой литератор Иван Кузьмич Кондратьев (1849—1904) публикует исторический роман «Гунны», в  котором в  беллетризованной форме воспроизводит наблюдения и  выводы Вельтмана, страницами цитируя и  пересказывая его книгу. (В 1896 г. роман был переиздан (с сокращениями) под названием «Бич Божий».) В  годы Русско-турецкой войны, когда русское общество с  энтузиазмом помогало славянам на Балканах обрести независимость, Кондратьев с  упоением повествует о  гуннах-славянах, которые воевали с  Грецией, Римом, готами и  всех победили, и  об их вожде Аттиле, «который стремился к  объединению своего народа, который первый положил основание славянской общине и  перед которым впервые, как перед царем славянским, дрогнула вся Западная Европа <…>»54. Основной пафос книги выражен следующим призывом: «Шире же дорогу народу славянскому!»55

Новый расцвет соответствующего идейного комплекса происходил в  1970—1980-х гг., в  совсем ином идейном контексте и ином литературном жанре. Речь идет о  так называемой молодогвардейской фантастике, т.е. о  книгах, выпущенных издательством «Молодая гвардия».

Отечественная фантастика 1950—1960-х гг. – дитя «оттепели» и  «научно-технической революции» – была устремлена вперед, в  будущее. Она являлась открыто модернизационным жанром, помогающим адаптироваться к  быстро идущим в  обществе переменам. Основополагающие ее принципы – вера в  социальный прогресс и  возможность рационального познания мира, в  основе ее лежало естественнонаучное мировоззрение.

Но в  1970—1980-х гг. в  советском обществе исчезли всякие надежды на «светлое» будущее. Именно в  жанре фантастики было возможно обойти цензуру и  «провести» такие взгляды и  идеи, которые не были бы допущены к  печати в  научной, научно-популярной и  публицистической форме. Вот почему идеи о  славянах – создателях мировой культуры парадоксальным образом были реанимированы именно тут.

Например, в  романе В. Щербакова «Чаша бурь» говорилось, что «за две тысячи лет до Парфенона на той же скале возвышался Пеласикон, крепость праславян-пеласгов. А  до них… до них были тысячелетия хеттов и  праславян-русов»56. Кроме того, речь шла о  том, что в  «Приднестровье во втором тысячелетии до нашей эры говорили примерно на том же языке, что и  в  Этрурии. Славянские имена богов <…> древнее, чем можно вообразить <…> после Троянской войны праславяне-этруски переселились на Апеннинский полуостров и  принесли с  собой культуру Триполья»57.

В эти годы в  научной фантастике находит свое выражение и  другая разновидность того же мифологического комплекса, исходящая из распространенных в  научно-популярных публикациях 1970—1980-х гг. представлений о  древней индоевропейской (или индоарийской, арийской цивилизации), наследником которой являются славяне.

Часть сторонников этих взглядов представляет (по формулировке исследователя этого «извода» рассматриваемого нами мифа) русских «древнейшим племенем, которое вначале обитало якобы в  Арктике, где в  те далекие времена существовали едва ли не тропические условия. Именно там русские выработали древнейшую систему ведических знаний и  даже, по некоторым версиям, изобрели первую письменность. Затем из-за резкого похолодания им пришлось отправиться на юг, где на своей второй родине (некоторые помещают ее на Южном Урале) они создали высокую цивилизацию. Оттуда их отдельные группы расселялись по всей Евразии, неся местным народам культуру, письменность и  ведические знания». Другие представители этой точки зрения помещают «далеких предков славяно-русов гораздо южнее, и  они оказываются либо родоначальниками всех древних скотоводческих культур степного пояса Евразии <…> либо исконными обитателями Средиземноморья и  создателями древнейшей протогородской цивилизации Малой Азии <…>»58.

Например, В.А. Рыбин в  повести «Расскажите мне о  Мецаморе» писал о  цивилизации ариев на юго-востоке Азии, часть составляющих которую племен (в том числе и  «проторусские») переселилась на Армянское нагорье в III—IV тысячелетии до нашей эры. Говорилось там и  о  том, что «последний царь Руса правил в  шестом веке до нашей эры. Под давлением мидян часть проторусских ушла на юг, часть на север»59. Схожий мотив о  связи древних ариев Индии и  славян можно найти и  в  романе С.Н. Плеханова «Заблудившийся всадник» (М., 1989).

В «перестроечные» годы со снятием цензурных запретов соответствующие мотивы получили широкое распространение в  «патриотической» фантастике, активно использующей и  методы (прежде всего – языковые сближения), и  идеи почти двухсотлетней давности, о  которых шла речь выше. Здесь идеализируется дохристианское прошлое Руси (как в  «Волкодаве» Марии Семеновой), а  исторический процесс предстает в  форме борьбы двух сил, двух начал – светлого (русского) и  темного (чужого, как правило, западного). Акцентируется обычно древность русских (нередко выступающих в  качестве наследников арийской цивилизации, представителей северной, нордической расы (см. «Сокровища Валькирии» Сергея Алексеева)).

В концентрированном виде разработанные Венелиным и  Вельтманом идеи выразились в  творчестве Юрия Петухова, особенно в его романах «Ангел возмездия», «Бунт вурдалаков», «Погружение во мрак», «Вторжение из ада», «Меч Вседержителя» (все – М., 1998), составивших пенталогию «Звездная месть» (первые публикации из этого цикла появились в  начале 1990-х).

В центре «Звездной мести» не частные судьбы и  локальные события, а  судьба Земли, и  прежде всего России. Временной охват ее – несколько тысячелетий: от появления на Земле человеческого общества до XXXI века.

Вся история человечества, по Петухову, – это борьба двух сил: «Великого Русского Рода», «Рода одухотворенных», ценящих телесное и  духовное здоровье, семью и  брак, почитающих родину и  родителей, и  «бездушных двуногих скотов», «лжепророков, объявивших себя избранниками Божьими, вопящих о  правах людских, но алчущих лишь власти, богатств».

Русские, точнее, россы, предводимые волхвами, «породили» тысячи племен, дали им обычаи и  веру в  Христа. Сказители других народов сохранили память о  первых россах – витязях, мудрецах, вождях. Среди «русичей, несших на плечах своих весь род людской и  нелюдей двуногих», Петухов называет Индру и  Кришну, Афину и  Гефеста, Одина и  Тора, Олега и  Рюрика. Даже на знаменах древних хеттов видит он двуглавого российского орла.

Главным героем «Звездной мести» является космодесантник Иван (фамилии у  него нет, поскольку герой репрезентирует весь русский народ), наделенный необычайной физической силой, выносливостью и  самообладанием. Высшая ценность для него – Родина, Россия, защищая которую он готов пожертвовать всем, вплоть до жизни. Иван вступает в  борьбу с  внутренними врагами и  пришельцами, после ряда схваток гибнет, воскресает, беседует с  Господом и, «уполномоченный» им, возвращается на Землю.

Возможности героя не беспредельны (хотя в  романе можно найти элементы чуда, но в  целом Петухов исходит из незыблемости законов природы). Однако они очень велики: Иван беспрепятственно перемещается в  пространстве (в том числе и  на другие планеты) и  во времени. Следует отметить, что своих целей он достигает не на основе хитроумного плана, изобретения или духовного подвига, нравственной чистоты, святости, а  путем прямого физического действия, схватки.

Хотя герой поклоняется православным святыням, но воплощенное в  «Звездной мести» мировоззрение – не христианское, а  языческо-магическое. Достаточно упомянуть ключевое для романа представление, что человек (а не Бог) может направлять и  изменять по своей воле ход истории: Иван отправляется в  решающий момент прошлого и  своими действиями там вносит изменения в  настоящее. Другое дело, что для оправдания и  обоснования своих поступков Петухов ссылается на поддержку Рода и  на божественную санкцию.

Социальный идеал его – в  прошлом, а  не в  будущем; отношение к  другим (людям, народам) – страх и  подозрение, тут царствуют национализм и  ксенофобия. Перед нами – чистой воды мировоззренческий традиционализм, являющийся реакцией на быстрые социальные и  культурные перемены.

Но Петухов соединяет консервативное традиционалистское мировоззрение и  явно модернизационный жанр научной фантастики. При этом, хотя у  Петухова сверхактивный и  уверенный в  себе герой, его книги демонстрируют больное сознание нашего современника, испытывающего шок после краха советской империи, всего боящегося и  пытающегося преодолеть свою фрустрацию – в  мечтах и  фантазиях.

К концу 1990-х амбиции Ю. Петухова и  его единомышленников выросли, а  научные и  культурные стандарты и  нормы стали слабее. В  результате стало возможным без проблем выражать свои взгляды напрямую, без прикрывающей литературной (фантастической) оболочки.