Александр Кистяковский - Исследование о смертной казни Страница 26

На основании тех же законов римляне приносили в жертву в виде повешения того, который ночью, воровским образом, потопчет или скосит полевые плоды. Древнейшие германские законы предоставляют право убийства в отмщение за действия самой разнообразной важности: за убийство, тяжелые и легкие раны, нападения и даже за словесные обиды. «Если муж будет ранен, — говорит исландский закон, — то он может мстить за себя до ближайшего альтинга; ранивший считается лишенным мира (Friedloser, т. е. таким человеком, которого можно безнаказанно убить) как для него самого (т. е. раненого), так и для всех тех, которые его сопровождали в том месте, где случилось происшествие». «Муж может мстить за удар, — говорит тот же закон, — пока остаются следы от него, также и его сопровождавшие; могут равным образом мстить за него и другие люди до ближайшего дня, хотя бы их и не было при этом». «Такой удар, который не оставляет никаких следов, должен быть отмщен только на месте, но не далее». «За три срамныя слова[35] можно мстить смертью, говорит тот же закон, — и так долго позволяется убийство, как за бесчестие женщины; за то и другое — до ближайшего альтинга. Кто произнес эти слова, считается лишенным мира для всех тех, которые были на месте в свите того, против которого сказаны слова». «Если кто, — говорит тот же закон, — причинит вред скотине другого, тот считается на месте лишенным мира».

Нужно заметить, что эти законы явились уже в период ограничения мести; в них установляются сроки, в течение которых можно мстить: но тем не менее в них также остается законным убийство в отмщение за словесные обиды. По шведским законам убивали камнями того, который срывал колосья с чужого поля и не мог выкупить этой вины. Подобно тому как римляне за оскорбительный стих казнили смертью, скандинавы карали убийством в отмщение всякого, который назовет свободного человека именем раба. От первобытного человека, убивавшего обидчика за легкую словесную обиду, перешел подобный обычай и к позднейшим временам: в Западной Европе до половины XVIII столетия казнили смертью за пасквили. Остатки этой способности воспламеняться маловажными обидами до убийства своего обидчика можно видеть до сих пор еще в часто встречающихся дуэлях, которые издавна уже причислены к преступлениям. До позднейшего времени вся Европа держалась унаследованного от первобытного времени обычая казнить смертью за самые мелкие нарушения собственности, как то: домашнее воровство, в Англии — за порчу дерева или животного. Только унаследованием от первобытных времен можно объяснить то неразличение важных от неважных действий и ту одинаковую наказуемость их посредством смертной казни, которых относительно преступлений государственных, против религии и нравственности Европа держалась до конца XVIII и даже до начала нынешнего столетия.

Итак, период мести есть время самого большого употребления смертной казни, потому что первобытный человек не имеет никакого понятия о вменении в ныне господствующем смысле; следовательно, постепенное развитие понятия о юридическом вменении сопровождалось и постепенным уменьшением смертных казней.

Первым деятелем в деле уменьшения смертных казней является экономический интерес, который убеждает человека, что для него выгоднее получить за свою обиду и за свои потери материальное вознаграждение, чем успокоить себя убийством врага. Это первое, хотя и очень слабое, торжество рассудка над чувственностью и вместе с тем первое, если можно так выразиться, стихийное уменьшение смертных казней.

Но как убийство в отмщение, так и материальное вознаграждение сначала служат наказанием за всякое преступление без различия, как за намеренное, так неосторожное и случайное. Для водворения этого различия необходима была нейтральная сила, стоящая вне отношений обиженного к обидчику: такою силою является общегосударственная власть. Она по свойственной каждому возникающему учреждению слабости сначала робко выполняет эту задачу, даже сама отчасти подчиняется господствовавшим обычаям безразличия. Так, она сначала не прямо запрещает убивать за ненамеренное и случайное преступление, а только доставляет средства лицам, имевшим несчастие нечаянно совершить вредное действие, скрыться от мести: отсюда берут свое происхождение убежища, которые существовали у всех народов в большем или меньшем объеме; отсюда происходит средневековое учреждение, известное под именем Божия мира (La paix et la treve de Dieu), по которому в известные дни запрещена была месть. Далее, сама общегосударственная власть первоначально вместо наказания берет выкуп за намеренные преступления и не препятствует мстителю убивать виновного в подобном преступлении. Но вместе с тем она ясно уже различает эти преступления от ненамеренных и случайных тем, что отказывается от материального вознаграждения за последнего рода преступления и начинает решительнее запрещать за подобные действия убийство в отмщение. С этого же времени она мало-помалу начинает ограждать от мести невинную семью, малолетних и сумасшедших, совершающих преступления в состоянии невменения. Борьба общегосударственной власти с безразличием, за создание вменения, идет слишком долго и слишком медленно, но каждый ее успех на этом пути сопровождался уменьшением смертных казней. Таким образом, появление и развитие общегосударственной власти есть начало и продолжение второго периода уменьшения казни.

Так как общегосударственная власть слагалась из тех же народных элементов, которые проникнуты были безразличием, то вследствие этого она сама не могла долго освободиться вполне от этого безразличия: поэтому следы его видны в позднейших даже законах, нормирующих государственные и религиозные преступления, а также в долго сохранявшемся неумении различать маловажные проступки от тяжких преступлений. Исчезновение безразличия в этих пунктах и третий период уменьшения смертных казней совершаются уже в позднейшее время, вместе с развитием народов и видоизменением общегосударственной власти. Анализ этих явлений составит предмет одной из следующих глав.

Четвертая глава

Значение рабства в истории смертной казни. Расточительность смертных казней для рабов по законам Индии, Греции, Рима во все время его существования, по законам варварских народов и времен феодальных. Рабство не остается без влияния на количество смертных казней в России: особенность в этом отношении законов литовско-польских и остзейских. Общие выводы о влиянии рабства на смертную казнь. Значение абсолютной власти отца семьи в истории смертной казни. Миттермайер и другие криминалисты ошибочно относят к отмене смертной казни существование в Риме весьма узкой привилегии изъятия римских граждан от смертной казни. Значение привилегии в истории смертной казни. Привилегии по законам Индии, Греции, Рима, Франции и Англии. Исторические следы привилегии в России, в особенности по законам литовско-польским. Общие выводы о влиянии привилегии на увеличение смертных казней.

В то время, когда не существует никакой власти выше семейной и родовой, начальнику семьи или рода принадлежит абсолютная власть над своими домочадцами, к которым принадлежат рабы, дети и жены. Глава семьи или рода имеет в это время право предавать их смертной казни по своему усмотрению. С другой стороны, он, как обладатель верховной власти и как лицо могущественное в экономическом отношении, пользуется возможностью полной ненаказанности. Таким образом, в этой главе будет изложено значение рабства, отцовской власти и привилегии в истории смертной казни.

I. Господин первобытных времен, имея над своим рабом полную власть, применяет ее бесконтрольно и безгранично, по тому же самому, как всякий обиженный в период мести. Оттого существование рабства всегда было деятельным фактором смертных казней. Это значение оно имеет не только в период безгосударственный, но в большей или меньшей степени сохраняет его еще долго после образования общегосударственной власти, в период зачаточного ее развития и вместе слабости. История уголовного права всех народов, как то: древних, восточных и западных, многочисленных полудиких, ныне живущих на земном шаре племен, новых европейских в первобытный период их существования и еще долго потом — представляет обильные доказательства того, что господин по личному своему усмотрению имел право казнить смертью своего раба, что, пользуясь этим правом, он применял его в широких размерах и что период рабства есть время крайне богатое на смертные казни.

В Индии класс рабов составляли судры. По позднейшим индийским законам, каковы законы Ману, положение их крайне необеспеченное во всех отношениях, а вместе с тем и в деле уголовной юстиции. Их считали созданными из низшего материала; они рождаются для рабства и на службу браминам. В иерархии существ они поставлены после слона и лошади. Судра не может иметь поземельной собственности. Брамин имеет право завладеть и тем, что приобрел судра.[36] Судра есть существо нечистое, пораженное божественною справедливостью; при рождении он получает имя, выражающее отвращение и зависимость. Браминам запрещается даже прикосновение к ним. Такой низкий уровень их прав был тесно связан с их беззащитностью пред судом. В этом отношении господин был неограниченный владыка не только имущества, раба-судры, его семьи, но и самой его жизни; он мог убить его, как собственное животное. Судра подлежал смертной казни или за действия непреступные, или за маловажную вину, или и за более важные, но за которые преступники из других классов не были казнимы смертью. Судра, вступавший в брак с лицом высшей касты, делал преступление, достойное смертной казни. От всякого преступления индиец мог очиститься; но чьи губы осквернены прикосновением губ судры, кто заражен его дыханием и имеет от него детей, тому закон не определил искупления. За изучение Вед судра наказывается смертною казнью. За то, что судра причиняет частые беспокойства брамину — то же самое наказание. За оскорбление, нанесенное судрою члену высшей касты, постигала его жестокая казнь: ему отрезали язык. Если судра оскорбит Dwidja (так назывались члены особой корпорации, носившие священный пояс), ему вонзают в уста раскаленный кинжал в десять дюймов. Если он осмелится высказать свое мнение брамину относительно его обязанностей, ему вливают кипящее масло в рот и уши. Если судра отказывает в пособии брамину, он совершает преступление, равное самому убийству. За скотоложство судра наказывается смертною казнью, тогда как брамин и кшатрий платят только штраф, первый — меньший, второй — больший. То же самое и за прелюбодеяние, с некоторым увеличением строгости для среднего класса. За похищение самого судры назначается штраф; тогда как за воровство лошади, коровы, пшеницы или цветов брамина или за третье покушение на воровство, какое бы то ни было, — смертная казнь или отсечение руки. Таким образом, тогда как самые тяжкие преступления в отношении судры считаются маловажными винами, наоборот, действия непреступные или маловажные вины со стороны судры причислены к тяжким смертным преступлениям. Еще ниже ценилась жизнь париев, или отверженных каст, которые в полном смысле были лишены прав и исключены из общества. Ману повелевает, чтобы парии жили вне деревень, чтобы они носили одежду мертвых, чтобы ни один человек, верный своим обязанностям, не имел с ними общения. Законодатель индийский не предвидит преступления, которые можно бы совершить над парием; убить пария — значит не более как убить насекомое. На Малабаре есть одно племя (Puliahs), которое живет в лесах подобно диким зверям; всякий правоверный, встретивши Puliahs'a, может безнаказанно его убить. Очевидно, что при таком положении париев нет такого ничтожного действия в уголовном отношении, которое бы не давало повода для казней над этими отверженцами; даже более — население Индии стоит в отношении к ним как древний победитель к побежденному, где еще не заметно следов какого бы то ни было уголовного права, а господствует одна сила. Это есть то состояние, которое предшествовало юстиции времен рабства.