Александр Кистяковский - Исследование о смертной казни Страница 33

Для искупления необходимы издержки на жертвоприношение, а также и для уплаты большого штрафа, что доступно только богатым. Искупительные жертвы приносят материальные выгоды браминам; сами штрафы должны большею частью идти в руки браминов. Ибо Ману говорит: «Добродетельный государь не завладевает имуществом великого преступника; если же он им завладеет по страсти, он оскверняет себя тем самым преступлением. Пусть он бросает штраф в воду, пусть он принесет его Варуне (бог — владыка наказания) или лучше пусть он отдаст его добродетельному, напитанному священным писанием брамину». В другом месте тот же Ману говорит: «Пусть царь, отдавший браминам все богатства, которые состоят из законных штрафов, когда приблизится его конец, оставит своему сыну попечение о царстве и идет искать смерти в сражении или, если нет войны, пусть уморит себя голодом». Ману постоянно напоминает, чтобы царь вооружался гневом и энергиею против преступников, чтобы одних, как, например, воров своей казны и неповинующихся его повелениям, он велел губить разными казнями, других, как воров со взломом, приказывал садить на кол, иных, как разрывающих плотины, предписывал бросать в воду, золотых дел мастеров за подлог — разрезывать на кусочки и т. д. Но вот эти, по-видимому, общие положения нисколько не касаются преступников из браминов. «Да остерегается царь убивать брамина, даже когда бы сей совершил всевозможные преступления; пусть он изгонит его (в этом случае) из государства, оставивши ему все его имение и не сделавши ему никакого зла. Нет в мире большей несправедливости, как убийство брамина; поэтому никто да не дерзает даже подумать о том, чтобы предать смерти брамина». Из изложенных здесь законов Ману я вправе вывести следующие заключения: каста браминов не только пользовалась изъятием от смертной казни за преступления, но и привилегиею почти полной безнаказанности. Изъятием от смертной казни пользовались, за исключением судр, за некоторые преступления и другие классы, а некоторые богатейшие их члены, во имя жреческих интересов, могли откупиться от нее посредством богатых выкупов. А что брамины пользовались почти полною ненаказанностью за преступления, особенно если последние совершены были в отношении к лицам из других классов, за это ручается то, что в руках их сосредоточивалась как законодательная, так судебная и исполнительная власть; следовательно, они вполне пользовались возможностью отнять силу даже и у тех законов, которые так несправедливо снисходительны к преступникам из их класса.

Нет сомнения, что, кроме Индии, подобные привилегии в пользу жрецов существовали во всех государствах с теократическим правлением, как то: в Египте, в Галлии под владычеством друидов и в Скандинавии во время господства жрецов Одена. Можно даже думать, что они не были неизвестны в период господства жрецов и в таких государствах, как Греция и Рим. Нельзя отвергнуть того всемирно-исторического явления, что где только известный класс народа успевает приобрести исключительное и господствующее положение в государстве, там непременно, об руку с другими привилегиями, является изъятие привилегированных от жестоких казней, поражающих преступников из других классов. Установление человеческих жертв может возникнуть только при исключительном и привилегированном господстве жрецов и подчинении им других классов. Человеческие же жертвы приносились в доисторический период существования Греции и Рима. В Галлии друиды и в Скандинавии жрецы Одена приносили человеческие жертвы в огромных размерах. Наконец, изъятие средневекового западноевропейского духовенства от смертной казни и других казней — о чем будет речь ниже — служит подтверждением этой мысли, особенно если взять во внимание, что преобладание средневекового духовенства над другими классами и подчинение последних первому никогда не доходили до размеров древних теократий.

Таким изъятием от смертной казни пользовались, хотя и не в такой степени и не с такою исключительностью, господствующие классы в старо- и новоевропейских государствах.

В Греции преступники из господствующих классов легко избегали смертной казни. В Спарте правами полного гражданства пользовались только 9 тысяч спартиатов; под их властью находились не имевшие полных прав гражданства лакедемонцы и совершенно лишенные прав илоты. Выше было изложено, как беззащитна была жизнь илотов и с какою легкостию спартиаты отнимали ее у своих рабов, по самым ничтожным поводам или просто за непокорность. Эфоры пользовались властью предавать смерти по своему усмотрению. Но эта власть им принадлежала только над преступниками из лаконцев и над илотами. Когда же дело шло о преступлении спартанца, то суд над ним производил Сенат. Сенат рассматривал дело с большою осторожностью: никогда не произносил смертного приговора на основании простых предположений; только самые очевидные доказательства могли дать основание для строгого решения. Против спартиата свидетельство рабов не допускалось. Обвиняемый в преступлении спартиат легко мог избежать смертной казни, удалившись из отечества. Вообще уголовная юстиция была очень снисходительна к спартиатам как к аристократической касте в государстве. Обвиняемый без кредита, призванный в суд, был наперед обреченная на казнь жертва. В Афинах только, собственно, афинянам принадлежали полные права гражданства, под ними стояли метеки, пользовавшиеся меньшими правами, и почти бесправные рабы. О Солоновых законах Анахарсис сказал, что они подобны паутине, которая захватывает маленьких мух, но которую разрывают большие мухи. В случае убийства богатый мог войти в сделку с родственниками убитого и посредством денег избежать смерти. Так, он мог откупиться за прелюбодеяние, тогда как бедный человек подвергался самым ужасным мукам. Гражданин мог избежать смерти удалением из отечества; если он почему-нибудь не пользовался этим правом, то ему представлялся на выбор род смерти, как доказывает пример Сократа. Тогда как для рабов и метеков существовали изысканные казни, как то: распятие на кресте, засечение палками, низвержение в море или в особого рода глубокую пропасть, бока и дно которой были утыканы железными ножами и остроконечными клиньями. Пытка была обыкновенное процессуальное средство при допросе рабов: их заставляли посредством пытки делать показания во всевозможных делах: в гражданских и уголовных, в делах, касавшихся самих рабов, их господ и посторонних. Граждан же подвергали пытке в самых крайних случаях, и то в более позднее время. Платон говорит о своем времени: «Обыкновенные воры, когда их схватывают на месте преступления, наказываются смертною казнию; их осыпают самыми позорными именами. Смотря по роду воровства, ими совершаемого, их называют святотатцами, похитителями, мошенниками, ворами больших дорог. Но тиран, который делается господином имущества и личности своих сограждан, осыпается похвалами. Его считают счастливым человеком даже те, которых он низвел в рабство, а равно и те, которые знают о его злодеяниях: если порицают несправедливость, то не потому, что боятся ее сделать, а потому, что боятся пострадать за нее». И тот же самый Платон, который говорил подобным образом, все-таки доказывал в другом месте, что ненамеренное убийство рабом свободного равняется по важности намеренному убийству раба. Это доказывает, как глубоко греки были проникнуты тою мыслию, что раба следует распинать на кресте за то, за что свободного, особенно богатого человека, достаточно оштрафовать или не больше как изгнать из отечества.

Рим представляет еще более резкие черты изъятия от смертной казни, которым пользовались только высшие классы. Вся римская история есть борьба за привилегии, с одной стороны, и за уравнение прав — с другой, как вообще, так и в частности в делах уголовных. Сначала только патриции пользовались изъятием от смертной казни и даже почти полною ненаказанностью. Победа плебеев увеличила численность граждан, которые допущены были к пользованию этою привилегиею: законы Валериев и законы Порциев отняли у консулов и Сената власть подвергать смерти римских граждан за преступления; один только народ мог произносить смертный приговор. Но ошибаются те, которые думают, что эти законы распространялись на всех граждан без различия. По новейшим исследованиям Цумпта, низший класс римских граждан (класс отличный, конечно, от рабов) не огражден был от жесточайшего произвола и подвергался самым позорным казням. В доказательство этого Цумпт приводит из времен уравнения прав плебеев с правами патрициев несколько примеров самой позорной казни посредством засечения (от которой положительно были изъяты римские граждане высшего класса) весьма даже почтенных лиц, но принадлежавших к низшему разряду граждан. Кроме того, жизнь провинциала не была ограждена от произвола; проконсулы и пропреторы пользовались в провинциях абсолютною властию и в том числе правом казнить смертию. Известно, чем были эти правители для провинций: едва ли история может представить другой пример таких чиновнических грабежей, насилия и преступлений, какие они совершали в управляемых ими странах. Таким образом, в то время как провинциал, лицо низшей породы, платился жизнью за большие и малые преступления, в то время как проконсульское управление естественно вызывало беспрестанные поводы для казней, грабивший и совершавший все виды преступлений оптимат и откупщик были спокойны за свою жизнь. Возникновение Империи сопровождалось некоторым уравнением римских граждан и отчасти уничтожением привилегий в том отношении, что императоры стали казнить римских аристократов и богачей по тем же обычаям, которых последние держались при наказании своих рабов. Но императорская юстиция сделала только попытку к уничтожению изъятия богатых римских граждан от смертной казни и уравнения их с другими. В императорский период высшие классы подлежали смертной казни только за государственные преступления; наказуемость же за другие преступления оставалась различная во все это время для honestiores и humiliores. К honestiores в это время причислены были сословия сенаторов, всадников, декурионов и духовных. За что humiliores предаваемы были самым изысканным видам смертных казней, за то honestiores отплачивались только ссылкою, которая была специальным и исключительным наказанием привилегированных. Так, один закон времен императоров гласит: «Те, которые совершат убийство добровольно и со злым намерением, если они пользуются какими-нибудь почестями, должны быть сосланы; лица же низшего сословия наказываются смертью». Неравенство наказаний и изъятие высших классов от смертной казни немногих перешло из Рима в Византию, а оттуда, по мнению Гольтцендорфа, отчасти и в Россию.