Виктор Топоров - Гражданский арест. Статьи, не попавшие в Сеть (сборник) Страница 16

Недавно я напечатал его стихи и выплатил ему 700 рублей гонорара – у них это двухнедельный бюджет семьи из трех человек. Стихи у него попадаются замечательные, да и в Союз писателей он вступил лет семь назад по моей рекомендации. Рисует он карикатуры, снабжая их рифмованными подписями, за что в свое время его и тягали «органы». Валя не пьет (вернее, больше не пьет), но и не «подшит» – просто-напросто расхотелось. На выборы не ходит и вроде бы никогда не ходил. Еще он лепит глиняные фигурки. Не занимается и никогда не занимался борьбой (и на улице его до сих пор, бывает, поколачивают) и не катался на горных лыжах. В Союзе писателей – а вернее, в секции поэзии Союза писателей – Валю любят за талант и, главное, за несуетность. Но президентскую стипендию – один из последних писательских «пряников» – не дают и, боюсь, никогда не дадут. Раздают такие стипендии нужным людям, услужливым людям, услужливо голосующим людям, – а он и на перевыборные собрания-то не ходит. Служит по-прежнему сторожем – теперь это, правда, опаснее, чем раньше, в застой. Зато пиши и издавай, что хочешь, – ни к какому Черкесову на ковер не вызовут. Или все-таки вызовут? Да нет, «не в этой жизни», как гласит рекламный ролик автомобиля «Рено». Не в этой жизни.

В этой жизни, кроме духовных ценностей и свободы их исповедовать, ему важны цены на хлеб, на молоко, на пшено – и они растут, эти цены, а так он с властью не договаривался. Но он не договаривался с нею вообще ни о чем – как и все мы или почти все – и предъявлять ей претензии вроде бы не вправе. «А еще есть у меня претензия, что я не ковер, не гортензия, – написал другой поэт 65 лет назад. – Мне жалко, что я не рыбка, почему я не летаю»… Вот именно. Прикупить фанеры, построить аэроплан и улететь отсюда к такой-то матери!

В мае 2000-го питерскую «Роспечать» захватили бандиты. Говорят об этом не таясь, в полный голос сами старушки-киоскерши. Бандиты запретили им торговать канцелярской и прочей мелочью, а также брать на реализацию глянцевые журналы. Только газеты – репертуар в 12–15 наименований – и только сегодняшние. А если не распродашь? Если не распродашь, остаток вычитается у тебя из зарплаты – а зарплата у тебя 400 рублей в месяц… Киоски закрываются один за другим. Город пестрит объявлениями: «Требуются продавцы в киоски “Роспечати”», появляются, по-видимому, и другие рабочие места – в городе, как во всей стране, идет экономический рост.

Выступая в Париже перед избранной аудиторией, депутат Думы Березовский доверительно передал слова Путина, сказанные Анатолию Собчаку за несколько дней до загадочной гибели последнего: вот, мол, освободился в Кремле кабинет Татьяны Борисовны, рядом с моим, можешь въехать, когда захочешь. Но разве кабинет Татьяна Борисовна действительно освободила?.. А на одном из столичных литературных пиров пару лет назад я не без ужаса увидел на столике рядом с собственной табличку «Т. Б. Дьяченко», правда, высокая гостья так и не соизволила появиться… И вообще, объяснили мне, Путиным командуют вовсе не члены «семьи», а спецслужбы: их цель – милитаризация всей страны плюс перманентная война на Кавказе и в Средней Азии, куда в ответ на бомбардировки вторгнутся талибы, и почему-то все это должно закончиться восстановлением СССР. А согласно еще одной версии, правда, не исключающей предыдущую, Путин еженедельно ездит отчитываться на дачу к Примакову… И еще какая-то параноидальная чушь о путинской матери, живущей в Грузии, появилась на страницах популярной газеты, которую уже не купишь в киосках питерской «Роспечати». А вот президентская резиденция в Петродворце – это наверняка не шутка и не газетная утка.

И все-таки: за что боремся? Против кого дружим? Чего ждут от власти одни, другие, третьи и даже те четвертые, кто давно не ждет от нее ничего – ни хорошего, ни плохого?

За что борется Путин, как раз понятно. За то, чтобы подавились издевательским словом «зиц-президент» те, кто его сейчас – и все громче – произносит. За то, чтобы все-таки посмотреть в зубы дареному коню – и выбить пару-тройку особенно безобразных. За то, чтобы избежать экстренной ситуации, в которой в и. о. президента превратился бы одноклассник Мишки Япончика. За то, чтобы развести естественные монополии и сверхъестественные аппетиты, хотя последнее, пожалуй, уже гадательно. А за что еще?

За что борется «Медведь», тоже понятно. Как говорил когда-то незабвенный Шумейко: мы поддерживаем не конкретного президента, а институт президентства. Понятно и за что борются те, кто борется за депутатскую неприкосновенность – хотя бы на довыборах… Но все остальные цели, все остальные мотивации, кроме дьяволоватой пушкинской («Ведь мы играем не из денег, а только б вечность проводить») и сволочеватой карьеристской, повисают в воздухе. Слабый президент пересаживается с истребителя на подводную лодку, но это далеко не столь отчаянный кульбит, как уже совершенный им – из резидентов в президенты. Слабая коррумпированная власть размножается делением, выдавая это за укрепление президентской вертикали. Слабые после августа 1998 года олигархи делают вид, будто по-прежнему ворочают миллиардами. Слабая армия целый год замиряет мятежную провинцию. Слабые спецслужбы надувают щеки и составляют списки на аресты, эти списки перекупают и публикуют газетчики, но и составляют-то их, похоже, только для того, чтобы выгодно сбыть…

От лет застоя остался анекдот.

«Вызывают еврея в КГБ:

– Вот вы все критиканствуете, критиканствуете. Колбасы, говорите, нет, стирального порошка нет, импортной одежды нет. Вот мы вас и предупреждаем. И скажите спасибо, что только предупреждаем: при Сталине мы бы вас расстреляли.

– А-а-а, наверно-таки, у вас и пуль нет!»

А у Фазиля Искандера в одной из повестей горцы называют Ленина «человеком, который хотел хорошего, но ему не дали».

Дадут ли Путину?

Хочет ли он хорошего?

Есть ли пули?

И после всего этого – вновь:

За что боремся?

Если за постный пирог разборки

[10]

По всем телеканалам, независимо от половой и прочей принадлежности, питерские менты мочат питерских бандитов. Менты «старые» и «новые», «убойная сила», всякие там «агенты национальной безопасности», Белый Адвокат на пару с Черным, Казанова, Мухомор и героическая барышня с татарской фамилией… Одни и те же проходные дворы Петроградской стороны (поблизости от «Ленфильма»), одни и те же парадняки, одна и та же панорама на канал Грибоедова со Спасом-на-Крови на заднем плане, одни и те же актеры. Кирилл Лавров – благородный негодяй, Олег Басилашвили – негодяйский негодяй, Зинаида Шарко – живое воплощение Правосудия, правда, еще не полностью ослепшее… Когда надоедает прославленному Рогожкину и западло титулованному Бортко, эстафетную палочку, она же «макаров», подхватывают режиссеры попроще, Андрей Кивинов и Андрей Константинов трудятся в четыре руки и в две левые ноги (разве что не в соавторстве), но сюжеты иссякают даже у них, и тогда новые серии пишет сама жизнь, она же генеральный продюсер, или по ходу действия импровизируют операторы… Питерские бандиты и московское милицейское начальство в полном восторге.

В Питере, впрочем, и впрямь постреливают. И, бывает, взрывают. И, случается, отрывают голову. Нет, не за не полное служебное соответствие, а буквально. И об этом телеканалы тоже трындят без умолку. Криминальная, японский городовой, столица!

А еще в Питере выбирают. Местное самоуправление, Законодательное собрание, депутатов Думы, наконец, губернатора. И выбирают – трындят все те же телеканалы – не тех, кого надо бы.

Выбирают не тех, кого надо бы, – и убивают не тех, кого стоило бы: такой стон стоит по земле великой. И звучит он с телеэкрана.

Мы, в Петербурге, категорически не узнаем себя в кривом зеркале центрального телевидения – и, возможно, как раз поэтому не устаем преподносить ему новые сенсационные сюжеты. Которые столичными гуру самым фантастическим образом интерпретируются. С помощью двух-трех питерских городских сумасшедших, слывущих в Москве политологами и социологами.

Это может показаться парадоксальным просвещенной публике, но адекватнее всех судит с телеэкрана о происходящем в городе на Неве изрядно раздобревший и поскучневший, но все еще вменяемый Александр Невзоров. Остальные местные комментаторы проплачены Маратом Гельманом – и это еще в лучшем случае. Как правило, заплатить им только обещают.

Показательна история с наездом Счетной палаты на Эрмитаж, подкрепленная, кстати, телесериалом «Журналист», в котором речь шла о похищении из музея рембрандтовской «Данаи». На самом деле «Даная» не похищена, а уничтожена в результате давнишнего варварского покушения, и в Эрмитаже действительно висит довольно искусная копия. С остальными картинами ситуация, конечно, куда плачевнее. Директор Эрмитажа академик Пиотровский справедливо ополчился на Юрия Болдырева и Петра Черноморда: «Клевещут, гады…» И главная подлость не в том, что клевещут, а в том, что разоблачения свои начали почему-то с Эрмитажа – как будто в Русском музее картина (прошу прощения за невольный каламбур) хоть в каком-то смысле иная. Правда, Пиотровский задумал приватизировать Дворцовую площадь и превратить ее в один гигантский ресторанный зал и уже приватизировал здание Главного штаба, на Дворцовую выходящее, но разве он у нас один такой?