Дмитрий Герасимов - Вольный град. Полемические заметки о политике, демократии и русском патриотизме в 2-х частях. Часть 2 Страница 4

Что такое соединение не только в силу своей изначально заложенной противоестественности (настоящей ментальной шизофрении), но и в силу мощного резонанса с доминирующим политическим «ордынством», как раз на пике своего осуществления всегда заканчивается исторической катастрофой – вполне закономерно. «Смутное время» неминуемо наступает не просто вследствие «надрыва» народных сил, вслед за эсхатологической «мобилизацией» общества и государства, но является, прежде всего, неизбежным выводом из торжествующего и доведенного до исступления «осмысленного» самоотрицания, когда глубинная прирожденность со всей присущей ей страстностью (психической энергией) вкладывается в прямо отрицающие ее же социокультурные формы осознанной деятельности (в сфере религии, образования, культуры, социальной жизни и политики). В формуле инверсивного (противоестественного) национализма чем отчетливее ценность национального, тем непреодолимее и реальнее смыслы ее отрицающие. Поэтому рост религиозного в своей основе национализма (как безнационализма) всегда и неизбежно оборачивается культурным крахом прирожденности, ее фундаментальным погромом и погружением в самые дикие формы культурного варварства с бьющей через край ненавистью к себе подобным. Так было и в 17 веке – сразу после принятия церковно-политической (теократической) концепции «Москвы – Третьего Рима», и в 20 веке – после окончательного отката от первоначального светского европеизма романовской династии, адаптировавшего «принцип Орды» к новым историческим реалиям, к восторжествовавшей затем вновь концепции русско-православного самодержавия, и повторяется ныне в Украине – на восходящем тренде малого русско-советского ренессанса в России под красными флагами, с иконами, георгиевскими лентами и имперскими триколорами.

Именно необходимость психической адаптации к ужасающим условиям крайне неустойчивой, никак неукорененной жизни, когда каждый день может оказаться последним, порождает глубинную потребность в религии восточного толка с ее крайними воззрениями на мир, по сути, не допускающими самостоятельного существования ни светской культуры, ни науки, ни «нормального» (естественного) «национализма», ориентированного на заботу обо всем этом. Этим ведь «византинизм» отличается даже от католицизма – западной разновидности христианства, начиная с «Двух градов» Бл. Августина обладавшего значительным внутренним потенциалом для развития светской культуры. Русский инверсивный национализм порожден не просто религией, но религией крайне иррациональной, обращенной вспять и в целостное отрицание действительности, какой-либо «естественности» вообще, ценимой самой по себе (обладающей какой-либо заключенной в нем самом ценностью).

В самом деле, когда люди добровольно отказываются от человеческой жизни, пусть в маленьком уютном «доме», но уважающем человеческое достоинство, права и свободы граждан, в обмен на нищенскую, рабскую, не стоящую ни гроша жизнь подневольных крестьян в уходящей за все горизонты «Ымперии» – это, несомненно, религиозно-иррациональный выбор (своего рода мистическая нирвана «евразийства»). Хотя, скажем откровенно, большинство открытых радетелей «принципа Орды» отнюдь не готово отождествлять самих себя с бесправным податным населением и бессознательно видит себя скорее в роли звероподобных карателей-надсмотрщиков, во исполнение воли Хозяина безнаказанно изливающих свои комплексы и обиды на это самое население – отсюда такая ничем не сдерживаемая страсть к прямому насилию – мордобою, вообще телесным наказаниям3, пыткам, измывательствам, причинению разнообразных физических страданий, уничтожающих человеческую личность в принципе, «мораль» тюремщиков и заключенных. В соответствии с «принципом Орды» всякая власть должна внушать безотчетно-иррациональный, парализующий ужас населению оккупированных территорий – иначе, за неимением иных мотиваций, ей просто не удержаться.

Кстати сказать, этот же принцип основанного на страхе пирамидально-иерархического подавления нижестоящих всегда переносился и на силовые структуры. Иерархически разделенные внутри себя на привилегированное начальство и абсолютно бесправных «расходных» солдатиков (даже в «рабоче-крестьянской» Красной Армии), набранных из глухих деревень покоренной и опустошенной Руси, с вечным рукоприкладством, палочной дисциплиной, заградотрядами, надзирающими комиссарами и «дедовщиной» (и в этом смысле не имеющие понятия ни о воинском братстве, ни о рыцарстве и чести, не говоря уж о милосердии в отношении мирных жителей) гигантские крепостные армии (начиная с устрашающих карательных походов Москвы против Твери и Новгорода) всегда представляли собой вооруженное сборище настоящих насильников и мародеров, создающих гораздо большую угрозу как собственному населению, так и населению бесконечно присоединяемых территорий (предназначенных для очередного раздела и грабежа), нежели любой противник, с которым им приходилось иметь дело.

Вообще, первое и единственное предназначение любых силовых ведомств в соответствии с принципом Орды – вовсе не забота о благополучии собственных граждан, а, в первую очередь, перманентная борьба с ними как с опасными противниками. Постоянное обращение с собственным населением как с покоренным населением оккупированных территорий, свирепое насилие, крепостничество, рабский труд, концентрационные лагеря и массовые казни, бесконечная политика ограничений, цензуры, запретов, подавления всякой независимости (сельской, городской, национальной, творческой и научно-образовательной), идущей «снизу» (от людей) – будь то в религии или в культуре, тотальное стремление к всеобщему единообразию, опекаемое жуткой восточной религиозностью, насильственно перенесенной из загнивавших остатков того, что некогда было восточной римской империей – вовсе не случайные эксцессы исторического развития, а неустранимые следствия принципа Орды, его закономерные выводы. И этим «Орда» существенно отличается от настоящей «Империи», являясь, по сути, полной ее противоположностью, как в культурном, так и в цивилизационном смысле.

Своими словами

Говоря просто, без демократии прирожденность скатывается в идеологию исключительности (неравенства и превосходства), со всеми адовыми последствиями, прежде всего для тех, кто ее исповедует. В условиях политики ограничений прирожденность и демократия и не могут соединиться – их просто нет (а есть «русский значит православный», «русский значит советский» и т.д.). Принцип Орды неизбежно ставит абстрактную идею и вытекающие из нее насилие и принуждение выше живой прирожденности.

Однако почему это соединение так важно? Не только потому, что без демократии не может развиваться природное сознание (его воплощения в социальной политике), но и потому, что без реализации прирожденности не построить демократии. Русофобия – всего лишь оборотная сторона инверсивного, лицемерного национализма (как безнационализма). Именно патологическая русофобия полудикой российской интеллигенции 90-х гг. убила демократию и снова толкнула русских в объятия принципа Орды (насилия вместо прирожденности). Наоборот, все демократические революции на постсоветском пространстве, включая даже нынешнюю украинскую, поднимали на свои знамена собственную прирожденность.

Демократия – всего лишь форма, содержание дает природное сознание. Собственно, «Европа» это и есть демократия + прирожденность (распределенный интеллект + самоорганизация). Такой Русь была до монгольского нашествия (самостоятельные и богатые регионы с собственными культурными и политическими центрами, развитым вечевым строем). Такой она будет и в случае освобождения от принципа Орды («от центра к регионам», «от начальства к людям»). Русь и есть Европа и ничем иным не можем стать, возвращаясь из долгого рабства к себе.

Для самоорганизации (самоуправления, саморазвития и т.д.) необходимо, чтобы государство обеспечивало права и свободы граждан, а не ограничивало и сворачивало их, как это делают наследники монгольского права, действующие в обратном направлении – в точном соответствии со своими степными предшественниками (один центр власти, один субъект собственности, один субъект политики, одна вера и т.д.). Для того, чтобы развивались национальная культура и национальное сознание людей, так же необходимы свобода (национальная, поселковая, городская, творческая, научная и т.д.) и право жить для самих себя, исходя из собственных потребностей и убеждений. Когда есть то, что ценится само по себе, а не потому что нечто извне дает ему его ценность.