Молитвы человеческие - Елена Черкашина Страница 24

– Это – тайна! Твоя и моя! – и мягким крылом погладил её по щеке.

Девочка уходила. Она всё поняла и больше не оглядывалась. «Иногда дети очень мудры», – подумал Ангел и ещё раз по себя, нараспев, произнёс: «В-е-р-а. Чудесное имя!»

…Ночной воздух, сырой и свежий, вползал в распахнутое окно. Ангел сложил великолепные крылья и присел на краешек кровати.

– Почему ты не спишь? – спросил он Верочку и посмотрел ласково-ласково.

– Не знаю, – со вздохом ответила та и, как большая, добавила: – Не спится.

– Я расскажу тебе историю.

Она тут же приподнялась на локте. Сказка была длинной, и девочка не дослушала: уснула. Ангел долго сидел рядом, бесшумно, не видимый никому. Он молился о благополучии малышки, о том, чтобы душа её осталась чиста, и чтобы никакое зло не коснулось её детства.

Прошли годы. Тихие, спокойные годы. Девочка подрастала, ходила с матерью в храм, а если иногда забывала, что завтра – воскресенье, Ангел тихонько напоминал ей: «Верочка, не забудь…» И она спохватывалась, брала молитвослов и начинала готовиться. Со временем она поняла, что Ангела никто, кроме неё, не видит, и что это – не просто тайна, но особый дар. Однако она не гордилась, просто жила с этим так, как художники живут с умением рисовать, а талантливые певцы – со своими изумительными голосами. Ангел всегда был рядом: помогал, наставлял, заботился. Утешал, если слезы уже собирались скатиться с ресниц, а когда наваливались особые трудности, молился вместе с ней.

Достигнув шестнадцати лет, Вера стала думать о том, чтобы уехать из маленького посёлка, в котором прошло её детство. Большой город звал и манил её. Но Ангел сказал: «Верочка, ты будешь несчастна там, где бушует поток человеческих страстей и где ты быстро, очень быстро потеряешь меня, просто не сможешь видеть. Тебе предстоит перенести много бед». Она задумалась – и осталась. Устроилась работать в столовую, через год-два научилась отлично готовить, а спустя ещё несколько лет уже заведовала и кухней, и хранилищем, и небольшим коллективом.

«Человеку не нужен весь мир, чтобы стать счастливым. Иногда достаточно скромного уголка», – говорил Ангел, когда она готовилась ко сну в своей комнате. Верочка немножко вздыхала: всё же хотелось попутешествовать! Но соглашалась, потому что давно поняла: её мудрый наставник всегда знает, что для неё лучше.

Иногда она перечила ему, – бывало и такое! – и тогда сильно падала, ушибалась и очень сожалела.

А потом Верочка влюбилась, да так сильно, что ничего не хотела слушать: ни уговоров, ни предупреждений, что жизнь будет нелёгкой, а несчастья последуют одно за другим. Да не только Ангел, но и мать, с её житейским опытом, говорила то же самое. Но разве слушают влюблённые голоса рассудка?!

Оставалось несколько недель до свадьбы, когда Ангел попросил: «Дай мне месяц, всего только месяц, и я спасу тебя. Не спеши с венчанием!»

Дрогнуло сердце девушки, испугалось оно, и замедлила Вера со свадьбой. Жених рассердился, разгневался. Но согласился ждать. Дни шли за днями. Верочка утешала себя, успокаивала, что всё образуется, а в душе – сомнения: что чувствует Ангел? О чём страшном предупреждает? Однажды под вечер зашла в церковь, стала за колонной и молится тихонько. Вдруг видит своего Ангела, молча стоящего у алтаря: взор потуплен, крылья опущены. О чём просил он Всевышнего? Не о ней ли возносил молитву? Стыдно стало Верочке, поняла, что драгоценного друга непослушанием предаёт. Но только как с сердцем сладить?

Три дня до свадьбы, уже и платье готово, и гости приглашены, и батюшка согласился венчать. Смотрит поздно вечером Верочка: стоит её Ангел в углу комнаты и тихо зовёт: «Идём!» Привёл в общежитие, где избранник жил; не стучась, заходит Верочка в комнату. А там – мальчишник был, грязно, гадко, накурено. Лежит полуголый мужчина, рядом – девицы разукрашенные, все спят. Ударило в сердце Верочке, молча вышла, молча пошла домой. Сложила платье свадебное аккуратно, убрала подальше в шкаф. Не вынесла её чистая душа виденного, поняла, что не случайность это, а то, чего замечать не хотела, на что так старательно закрывала глаза. И всё. Хватило сил, как ни просил жених прощения, отрезала, не встречалась, не говорила. А скоро и душа успокоилась: поняла, какой страшной опасности избежала. Жить с грязным человеком – это хуже всякой кары.

Прошёл ещё год. Приехал в их посёлок немолодой отставной военный, лет на двадцать старше Верочки. Встретила она его в столовой раз, два. А Ангел вдруг и говорит: «Девочка моя, я тебе мужа будущего показать хочу. Выйдешь за него – всю жизнь счастлива будешь». И показывает на военного. Зарделась Верочка: «Он же старый!» Улыбнулся Ангел доброй улыбкой: «Учил я тебя, учил… Не на тело смотреть надо, на душу!» – «Хорошо, присмотрюсь».

Месяц прошёл – присматривается Верочка. А военный тем временем отцовский дом ремонтирует, да так красиво у него получается – загляденье! В столовую захаживает: недосуг ему готовить. Верочка как завидит его, прячется, боится. А сама тихонько из-за уголка рассматривает. Взгляд у человека добрый, не суровый, хотя и строгая выправка. Всегда сдержан, вежлив, поблагодарит, посуду свою на стойку поставит, аккуратный. Уже не прячется Верочка, напротив, думает: как же им познакомиться? А Ангел не торопит: «Я всё устрою».

Прошло ещё время. Собралась как-то Верочка по делам в город, стоит на остановке, ждёт автобуса. Подъезжает этот человек, дверцу машины открывает: «Вера Андреевна, садитесь, вы же в город?» Смутилась она: «Откуда вы знаете, как меня зовут?» А Вере Андреевне – двадцать три года всего. «Слышал, как вас подчинённые называют». Села Верочка, а он улыбается так молодо-молодо: «Меня Андреем величают, как отца вашего». – «А по отчеству?» Тот смеётся: «Это вы у нас хозяйка, а я – человек простой». Пока ехали, познакомились, поговорили. Видит Верочка – совсем не страшный человек, напротив: умный, глубокий, сильный. И – верующий. Правда, говорит, что недавно к вере пришёл, но тут уж Верочка знает, что многие из тех, кто в зрелом возрасте в церковь приходят, самые настоящие и уже не колеблются. Понравился ей человек. Домой приехала вся радостная, ждёт не дождётся Ангела, чтобы поговорить. А он тут, стоит в углу комнаты, тихо улыбается: