Язык и сознание: основные парадигмы исследования проблемы в философии XIX – XX веков - Александр Николаевич Портнов Страница 4

имен мы старались следовать следующей установке: основное внимание уделять тем, которые внесли наибольший вклад в развитие интересующей нас проблемы. Разнообразие представленных направлений позволяет, по нашему мнению, выделить в исследуемом объекте такие стороны, которые остаются вне рассмотрения при отсутствии альтернативных подходов. Отметим также, что большинство из выбранных нами философских направлений изучалось в нашей литературе в общем плане. Специфическая проблематика сознания и его семиотических средств либо совсем не рассматривалась, либо оставалась в тени.

В одной из своих работ А.П. Огурцов выделил два основных подхода к анализу сознания в философии Нового Времени: рефлексивный и понимающий[25]. При первом из них анализ сознания осуществляется таким образом, что акты коммуникации выносятся «за скобки», трансцендентальная субъективность выступает гарантом истинности знания, в отношении языка основное внимание сосредоточивается на выявлении идеального значения, объективно-мыслительных структур, составляющих логику мышления. Соответственно язык и другие формы объективации сознания не имеют для его анализа ни конститутивного, ни регулятивного значения. При втором подходе исходят из утверждения актов коммуникации и понимания как первичного уровня, в котором конституирует себя сознание. В отношении языка акцент делается на вариативности и изменчивости смысла, вплетенного в акты коммуникации; язык выступает как изначальная характеристика бытия человека в мире, задает горизонты смыслополагания и бытия человека. Мы полностью согласны с А.П. Огурцовым в том, что здесь речь идет именно о тенденциях, между которыми существует большое число опосредующих звеньев, промежуточных и «гибридных» форм.

В нашем исследовании мы стремились к тому, чтобы были представлены обе тенденции. Проведенный нами анализ показывает, что в XX веке обнаруживается тенденция именно к «гибридным» формам, в которых так или иначе реализуется, как выразился А.П. Огурцов, «догадка о дополнительности этих двух ориентаций в философском анализе сознания». Вместе с тем нам стало ясно, что эта «догадка» нуждается в экспликации, т.к. в целом каждое направление, рассматриваемое нами, достаточно «плотно упаковано» в свою концептуальную оболочку. Имеющиеся попытки синтеза осуществляются обычно не философами, а представителями конкретных наук, стремящимися заимствовать из разных философских подходов те идеи, которые кажутся им привлекательными и «работающими». Соответственно заключительная глава первой части носит синтетический характер. В ней, подводя итог исследованию проблемы «язык и сознание» в различных направлениях философии XIX – XX вв., мы пытаемся осуществить концептуальный философский синтез.

Вторая часть исследования посвящена анализу роли языка в онто- и филогенетическом формировании сознания, в осознании и понимании действительности. В этой части работы основной акцент сделан на следующих проблемах: структура сознания и его интерсубъективно-коммуникативная природа, семиотическая подсистема сознания, движущие силы и механизмы речевого онто- и филогенеза, механизмы осознания действительности, язык и интеллект, языковое сознание и языковая ментальность.

Несколько слов о подзаголовке первой части. После работ М. Фуко, особенно после его книги «Слова и вещи»[26], стало особенно ясно, что выход за рамки узко понимаемой «теории познания», той самой Erkenntnistheorie, которая сложилась в европейской философии к середине XIX века, и прорыв к «теории сознания», необходимость которой все яснее осознаётся в последнее время[27], невозможны без включения в неё рефлексии над исторически сложившимися типами осмысления роли языка в общении и познании. Различные эпохи развития философской мысли не только по-разному осмысляют свой язык, но отличаются трактовкой того, что вообще может рассматриваться в качестве языка, каковы границы «языковости». Последнее имплицирует по крайней мере два следствия, релевантных в контексте нашего исследования: различия в трактовке «языковости» в той или иной степени определяют и различия в понимании природы сознания, а также в неявной форме задают определённую дистанцию от языка. Эта дистанция может быть очень разная: от сознательного растворения в языке до максимально строгого и отстраненного его анализа, от понимания языка как «дома бытия» до «игры с означаемым», их «декомпозиции», нарочитого разрушения текста, а тем самым, разумеется, и сознания.

Соответственно данная книга задумана как исследование в области философии сознания, по отношению к которой философия языка и теория познания выступают как интегральные смысловые части. В принципе, как мы полагаем, возможно несколько вариантов интенсиональных и экстенсиональных связей между философией сознания, теорией познания и философией языка[28]. Например, можно представить такое соотношение, когда часть проблематики философии сознания (Ф.С.) исключается из теории познания (Т.П.), и наоборот:

Возможна и такая трактовка:

В этом случае наблюдается частичное совпадение проблемного поля философии сознания и философии языка (Ф.Я.).

С нашей точки зрения ближе к истине соотношение следующего вида:

В таком случае оказывается, что часть проблематики философии познания (например, генезис научных теорий, философская логика и др.) не входит в философию сознания. Часть проблематики философии сознания (филогенез сознания, социальная и биологическая детерминация развития сознания, соотношение знания, эмоций и памяти) не входит необходимым образом в теорию познания. Часть проблематики философии языка (формальная структура языка, социология языка и т.п.) не входит ни в теорию познания, ни в философию сознания. Пересечение трех кругов дает нам предметное поле философии сознания. Вместе с тем в реальном развитии философского знания оказывается, что такая модель удовлетворяет философов далеко не всегда. Во многих случаях исходной точкой исследования оказываются не сознание, познание, язык сами по себе, а Бытие, из анализа которого выводятся уже все остальные моменты – сознание, мышление, общение, язык. Такова ориентация столь разных мыслителей, как Гегель, Маркс, Хайдеггер, Ясперс, Сартр, Лосев, Бубер. В других случаях первичной реальностью, из которой стремятся вывести природу сознания и языка, выступает человек (Гумбольдт, различные варианты философской антропологии), в иных социальное взаимодействие (прагматизм, особенно поздний, символический интеракционизм). Возможен и иной вариант: исходная точка отсчета – это Сознание, Чистое Я (Гуссерль).

Картина осложняется еще и тем, что в философии XIX – XX вв. почти не встречается развитие «по чистым линиям». По нашему убеждению, основывающемуся на анализе достаточно большого корпуса философских текстов, в философии XX века преобладают так называемые полипарадигмальные подходы, в рамках которых в концептуальной форме соседствуют и дополняют друг друга «чисто парадигмальные» методологические установки[29]. Это относится почти к каждому философскому направлению. Кроме того, нередко бывает, что на протяжении своей философской биографии тот или иной мыслитель существенно менял ориентацию. Поэтому, говоря о «парадигмах», мы имеем в виду достаточно широкие «течения», «стратегии», «ориентации», даже «стили» философского мышления.

Можно выделить несколько таких стратегий-парадигм: деятельностно-диалектическая (Гегель, Маркс, поздний марксизм второй половины XX в.), деятельностно-интерактивная (прагматизм, поздний прагматизм, символический интеракционизм, этнометодология), антропологически ориентированная стратегия (Гумбольдт и его последователи, немецкая философская антропология), феноменолого-экзистенциальная, в рамках которой вполне