Этторе Биокка - Яноама Страница 11

Несколько воинов патаманибуэтери отправились на войну вместе с саматари. Они захватили трех женщин, но двум из них удалось в пути бежать.

Тем, кто убил врага, было запрещено разговаривать с остальными, и особенно с женщинами. Они не мылись до самого возвращения в шапуно и не разрисовывали себя: и без того они были грязными. Черная краска на обратном пути размазалась от дождей. Несколько дней спустя один из воинов-унукай сказал: «Сегодня ночью, когда я спал, из моих ноздрей вышел зловонный дым». «Значит, убитого тобой врага сожгли,— ответил отец воина.— Через два дня можешь вымыться в реке».

Воины-унукай говорят, что, когда из ноздрей у них выходит зловонный дым, им сразу становится легче.

Потом и тушауа Рохариве сказал: «Я тоже чувствую себя совсем легким, невесомым. Завтра все пойдем купаться в реке».

Унукай спят в гамаках, плетенных из жестких волокон, а не в удобных гамаках из хлопчатника. Когда закончился срок «искупления грехов», все унукай отправились купаться, но не на ближнюю реку, а на другую, густо поросшую кустарником. С ними пошло много воинов, вооруженных луками и стрелами, чтобы охранять их в пути. Унукай взяли с собой охапки листьев, чтобы хорошенько растереть тело. Все это время унукай не стригли волосы, и они росли у них на головах клочьями.

К вечеру унукай вернулись в шапуно «омытыми». Другие воины подстригли им волосы и выбрили макушки. Потом раскрасили им руки, нарисовали на теле змей, нанесли на лицо красные и черные полосы.

Когда я жила у намоетери, то видела, что воины, убившие врагов, наоборот, вовсе не красились, но каждый день мылись в реке и растирались жесткими листьями, чтобы поскорее очиститься от своего греха. Никто другой не может мыться в том же месте .реки, иначе, согласно поверью, у него откроется рана и больше уже не заживет.

Тем временем друзья унукай срубили белые крепкие стволы и привязали к ним лианами гамаки. Когда унукай в последний раз вымылись в реке, воины взяли эти «столбы» с привязанными к ним гамаками и вечером отправились в лесную чащу. Там они отыскали самое высокое дерево и привязали к его верхушке гамак. Привязали очень крепко, потому что, если гамак упадет, унукай ждет смерть. Вместе с гамаком к верхушке дерева привязали черные палочки, вынутые из ушей, и куйю, из которой ели бананы и мед.

Те, кто убил врага, очень почитаются. Тому же, кто убьет и второго врага, возносят особую хвалу. Человек, убивший воина, который до этого сам убил одного из своих врагов, получает звание ваитери — храбреца. Когда он умирает, женщины с плачем повторяют нараспев: «Он был ваитери, ваитери в каждой битве и всегда был впереди».

КУРАРЕ

В шапуно тушауа Рохариве сказал невестке: «Похоже, что мой дядя боится дочери белого человека. Возьми ее к себе». Женщина ответила: «Да, мне как раз нужна помощница. Когда я ухожу в лес, то не знаю, на кого оставить малышей». Потом она повернулась к сыну и спросила: «Где она, эта белая?» «Стоит сзади». Женщина сказала: «Идем со мной», и я пошла за ней. Хохотами тоже вышла из ряда. Она уже стала худенькой женщиной, но грудь у нее еще была маленькой. Воин, который взял ее в плен, сказал ей: «Нет, ты пойдешь со мной. Я позволил тебе оставаться с Напаньумой не навсегда, а только на время. Теперь вам придется расстаться, ты будешь жить со мной».

Он схватил Хохотами за руку, та плакала, кричала, но мужчина увел ее к своему очагу. У него уже было две жены. Одна из жен сказала ему: «Лучше бы взял женщину покрупнее, чтобы она могла мне носить хворост. А ты привел маленькую и слабую, она же еще почти девочка». Потом, обратившись к Хохотами, добавила: «Не плачь, почему ты плачешь? Тебе будет хорошо». Так мы с Хохотами расстались навсегда.

Несколько дней спустя Рохариве решил приготовить кураре. Он собрал всех и заговорил громко, как священники, когда они читают проповедь прихожанам: «Я приготовлю мамокори[19]. У кого его нет, пусть поможет мне, а у кого есть, пусть выйдет на тропу, чтобы охранять нас от врагов. И пусть каждый запомнит: сегодня ночью никто не должен спать с женщиной. Потом я испробую мамокори на обезьяне. Если обезьяна не умрет, значит, кто-то из вас ночью был с женщиной. Тогда в следующий раз я прогоню всех и сам приготовлю яд».

Впоследствии я не раз видела, как яноама готовят кураре. Сначала они разыскивают в горах большие лианы, которые не растут в долинах. Лианы эти, как и сам яд, называются мамокори. Когда индейцы, охотясь, встречают эти лианы, они оставляют на них метки, чтобы потом легче было их найти и срезать. Затем начинают спешно строить хижины, потому что обычно дух — хозяин яда в гневе насылает на индейцев дождь. После этого на больших листьях хорошенько растирают срезанные лианы. Индейцы очень боятся, как бы дождь не замочил эти листья, тогда яд будет слабым, нестойким. Теперь остается ссыпать растертые лианы в большие пакеты из листьев, уложить их в корзины и вернуться в шапуно. Тем временем другие мужчины делают из планок пальмы бакабе — своеобразную решетку и ставят ее высоко над костром. На решетку кладут пакеты с мамокори, чтобы они как следует подсохли. Яноама верят, что, если дети дотронутся до мамокори или сядут на решетку, их начнет рвать и они заболеют.

На следующее утро все мужчины, которые готовили кураре, раскрасили углем лицо, тело, ноги. Кураре тоже оружие воина, и потому он должен раскрасить себя черной краской, говорят индейцы. В день приготовления яда воины не едят, а женщины не должны мыться, иначе яд не убьет ни животных, ни людей. Беременные женщины не могут смотреть, как приготовляют яд, потому что младенцы у них в животе помочатся на яд, и тот станет слабым. Индейцы никогда не начинают готовить яд на рассвете — в это время олень еще бродит по лесу и мочится. Олень, понятно, мочится далеко от селения, но, по убеждению индейцев, он мочится прямо на яд. Примерно в шесть утра Рохариве и другие индейцы отправились в лес, чтобы собрать кору растения ашукамакей, которое делает яд более сильным. У этого растения тонкие, длинные листья.

Вернувшись в селение, все стали приготовлять яд. Рохариве послал двух мальчишек на реку за водой. Он их предупредил, что они не должны заходить в воду, а доставать ее нужно, стоя на рухнувших деревьях. Если они замочат ноги, он пошлет других ребят. Потом Рохариве разложил на земле широкие листья и высыпал на них один или два килограмма растертого в порошок мамокори. Затем поднес к листьям две головешки и стал дуть на них, чтобы огонь разгорелся сильнее. Когда листья и сам порошок почернели, Рохариве погасил огонь. Потом смешал мамокори с завернутым в листья и растертым в порошок растением ашукамакей, тоже хорошенько подогретым на огне. Вместе с теплом из растертой коры ашукамакей на мамокори вытекала жидкость. После этого Рохариве что есть силы стал растирать руками эту смесь до тех пор, пока она не превратилась в порошок черноватого цвета. Все это время Рохариве взывал к старой мамокори — матери яда. Наконец он сказал: «Теперь яд стал крепким, я чувствую, что мои руки устали и скоро уснут». Затем он ссыпал весь порошок в большие листья, сложил их вместе и спрессовал. Его помощник скрепил вместе три больших листа и сделал из них воронку, которую положил на скрученную лиану, державшуюся на вбитых в землю колышках. Потом прямо под воронкой вырыл яму и поставил в нее куйю. После этого положил в воронку обожженную и растертую в порошок смесь мамокори и ашукамакей. А затем стал очень медленно и осторожно лить на смесь горячую воду, которую черпал маленькой куйей из стоящего на огне горшка. Некоторое время спустя в куйю, стоящую в ямке, стали падать капли цвета крепкого кофе. Тем временем Рохариве уже приготовил наконечники стрел из пальмы пупунье (иногда наконечники делают из пальмы пашиуба). Эти наконечники имеют глубокие надрезы, и, когда стрела ломается, ее куски остаются в теле. Рохариве вставил штук двадцать совершенно одинаковых наконечников в своеобразную твердую ручку, сделанную из свернутых листьев. Затем взял длинную кисть, окунул ее в куйю с бурой жидкостью и провел этой мокрой кистью по наконечникам, подогретым на костре, три раза с одной стороны, три раза — с другой. Когда яд стал вязким и начал пузыриться, Рохариве снова провел мокрой кистью по наконечникам стрел, но теперь уже по одному разу с каждой стороны. Он бдительно следил за тем, чтобы жидкость не сгорела, а испарялась медленно, постепенно. Наконец он пощупал наконечники пальцами, чтобы убедиться, хорошо ли подсох яд. Часа через два снова потрогал наконечники, но яд почему-то стал жидким. Тогда Рохариве набрал в рот краску уруку и поплевал ею на стрелы, чтобы яд схватился покрепче. Затем еще раз провел кистью по раскаленным наконечникам. Когда индейцы готовят яд, они не прикасаются к воде и потом не моют руки, а вытирают их листьями. Они говорят, что и два дня спустя руки сильно отдают горечью.