Потаённые страницы истории западной философии - Виктор Валентинович Костецкий Страница 31

Платон, по аналогии с рамой в приведенном примере, вводит образ «пещеры». Платоновская «пещера» – та же «рама», которая делит пространство на две принципиально разные части. Всё, что внутри условной рамы – это природа, «подлунный мир»; всё, что за рамой, это сверх-небо, «гиперурания». Современники Платона его не понимали, поскольку эллины привыкли считать, что боги живут в природе, «внутри рамы», – как и люди. Боги по представлениям эллинов живут высоко или глубоко, далеко или близко, но в той же «природе». Именно Платон разделил реальность на трансцендентную и имманентную, что впоследствии оценили лишь философствующие христиане.

На полотне картины «виды» очезримы, «изображения-идеи» умозрительны. Недействительный художник изготовляет в меру своих умений «вид» с надеждой, что зритель сам разглядит какие-либо «символические значения». Но идея не символ. Настоящий художник работает над идеей, лишь демонстрируя идею видами. В таком случае идея первична, вид вторичен. Философ Платон как настоящий эстет применяет ту же логику к миру: природа со всеми её видами (живыми и неживыми) предопределена идеями. В таком случае всё, что за «рамкой природы», не имеет вида, но является только идеями. Так возникает трансцендентальный «мир идей».

Мир идей довлеет над каждым человеком: в каждый момент жизни человек вольно или невольно подпадает под какую-либо идею. Пересек ребенок порог школы – школьник, пересек тот же порог в обратном направлении – пешеход. Платоновская мораль требует осознания того, под какой идеей оказывается человек при смене жизненных обстоятельств.

Одна из основных ошибок при изложении философии Платона состоит в смешении идеи и символа. Именно этому смешению обязано «движение символистов» в искусстве. Между тем, символ представляет собой лишь видимость идеи, кажимость, симулякр идеи, игривую аллюзию её. Но идея вне игры – точно так же, как правила игры в момент самой игры – они не меняются. «Мир природы» можно выдать за игру, но не сами правила игры – «мир идей».

Символ – тема философии Канта, но не Платона. «Теория знаков», а были в античности попытки такого рода, привлекала внимание в связи с медицинской диагностикой, метеопрогнозами, истолкованием структуры слова, физиогномикой характеров. Никакой тайны в знаке, естественно, не было. Одна реальность свидетельствует о другой: дым об огне, желтые белки глаз о болезни, слово о предмете (на основе «договоренности»). Другое дело, когда платоновское двоемирие превратили в идеологию: знаки превратились в идеологемы типа знамени, гимна, эмблемы – патетичность которых привлекла внимание сначала поэтов, а затем музыкантов и художников.

Отличие идеи от символа можно показать на примере понимания того, что такое «число». Есть цифры; цифра не число, а условный знак: звук, графика. Что такое число? Во всяком случае, это не порядковый ряд, который заучивают в младшем возрасте, а совсем другой ряд. Например, возьмем ряд дробей с помощью цифр: 63:7, 36:4, 117:13. Между прочим, все дроби в этом ряду «видовые». При всем различии цифр представленные «виды» изображают одно и то же: число 9. Ряд можно было продолжить более оригинальным видом под названием «корень квадратный из 81» или еще более экзотичными вариантами. Число существует в «мире чисел» в качестве взаимных отношений, а не в мире энного количества яблок, друзей, тонн и километров. Люди могут ездить, таскать грузы и ничего при этом не знать о единицах измерения, но грузы и расстояния от этого не перестают подпадать под числа в единицах измерения. В природе всё существует под числами – хоть это известно кому-то или никому не известно. Числа «проглядывают», «просвечивают» сквозь взаимные отношения хоть цифр, хоть яблок и прочих предметов. Реальность чисел внепредметна. Подобно числам существуют «идеи» Платона: «мир чисел» есть часть «мира идей». Числа «настоящие», они не условные, не придуманные – в отличие от «символов» в искусстве. Не случайно на вратах гимназия, приобретенного Платоном под «академию», была надпись: «Не геометр – да не войдет».

Символ в искусстве всегда надуман. Символизм как тип мышления возникает тогда, когда знаки подвергаются специальной обработке. Например, до «искусственной обработки» знаки по своему происхождению подразделяются на условные и безусловные. Условные знаки существуют по договоренности, безусловные знаки имеют причинно-следственную природу. Ничего таинственного и магического ни в том, ни в другом случае нет. Но если в условных знаках искать нечто безусловное, а в безусловных условное, то возникнет аллюзия многозначительности, причем неявной и бесконечной. Например, государственный флаг – условный знак. Но… Если цвет флага соотносить с колоритом этнического ландшафта или национального костюма, или с типом народного темперамента, то можно углядеть в условном знаке причинно-следственные связи. Именно тогда государственный флаг как условный знак превращается в инструмент символического мышления. Если ввести нарратив о том, что государственный флаг «полит кровью» многих поколений, то флаг превращается в фетиш: условный знак обращается в иллюзию натуры. Подобный тип мышления совершенно чужд Платону, о чем он прямо писал в диалоге «Кратил».

Точно так же можно в безусловном знаке надуманно искать нечто условное. Например, целовать фотографию любимой женщины в романтическом порыве. Фотография – след, зафиксированное отражение света, бумага. Когда на фотографию переносятся чувства к реальному человеку, вновь возникает фетиш. Фетиш представляет собой естественный, безусловный знак, который намеренно обращается в условное повествование – в миф. Особенность фетиша в том, что он существует подобно улыбке чеширского кота – без самого кота.

Фетиши при строгом отношении к терминологии вообще не следует относить к категории «знаков». Например, про бумажные деньги говорят «денежные знаки», но деньги являются знаками только со стороны их номинала. Сами по себе бумажные деньги для одних существуют как «богатство» (фетишизм), для других как правила (обмена товаров), для третьих как форма учета (текст), для четвертых как «орудие активной гражданской позиции» (Аристотель). Аналогичным образом говорят, что часы «показывают время». Часы с циферблатом показывают цифры; песочные часы «показывают» некий интервал действий; солнечные часы что-то говорят о положении солнца относительно места их установки. Часы не показывают «время». Время тоже может превратиться в фетиш, что чаще всего и происходит. Но к категории знаков время не относится. Могут быть знаки времени, символы времени, но само время есть нечто совершенно иное. По аналогии с часами функционирует другой «знаковый прибор» – светофор. Говорят «светофор подает знаки», но действительность представлена не светофором, а правилами, регулирующими первоочередность проезда. Без правил проезда светофор превратился бы в декоративную иллюминацию. Благодаря правилам проезда светофор вызывает у водителей «условный рефлекс», который действует вполне натурально, безусловно. То есть условный знак светофора вызывает безусловный рефлекс водителя, – это ситуация за пределам