Олег Игнатьев - Амазонка глазами москвича Страница 33

За разговорами незаметно прошло полтора часа пути, и вскоре вдали показались прыгающие на волнах черные точки. Подойдя ближе, увидели четыре жангады, расположившиеся на одной линии. Паруса были убраны и уложены вместе с мачтой вдоль бревен плота. Рыбаки стояли так уверенно на жангадах, как будто под ногами был не раскачивающийся вверх и вниз узенький плотик, беспрерывно заливаемый волнами, а по меньшей мере паркет салона океанского лайнера. Состояние океана было примерно три с небольшим балла. Зе произвел маневр и пристроился с правой стороны. Антонио моментально срубил мачту, и мы вдвоем стали отдавать «якорь», причем было два момента, когда мне казалось, что волна уже смыла меня, но потом, к своему великому удивлению, обнаруживал себя стоящим, как и раньше, на вихляющемся плотике. За годы службы во время войны на Черном море приходилось ходить и на мотоботах, и на торпедных катерах, но ни разу мне не приходилось сталкиваться с ситуацией, подобной пережитой на жангаде: эквилибристика в открытом океане, на двух ногах и пяти бревнышках. Зато когда «якорь» был отдан, вместе с ним стравлено метров двадцать пенькового троса и я пробалансировал на корму, прочно сел на заднюю банку, в душе поднялось чувство самоудовлетворения: мол, не опозорил славное племя советских матросов и свой родной Черноморский флот в частности.

На некоторое время в ряду стало пять жангад, но подходили все новые и новые. Под конец число их возросло до двенадцати. Маленькие рачки шевелились в корзинке для наживки. Антонио нацепил их на пару удочек и, размахнувшись, забросил метров на пятнадцать. Прошел час, когда в нашем распоряжении было уже с десяток маленьких рыбешек. Они должны были выполнять роль живца: подцепив одного за спину солидным крючком, Антонио опустил в океан первую леску, затем вторую и еще две. Те же операции проделывали на соседних жангадах. Воспользовавшись тем, что волнение на океане значительно утихло, я попытался сделать несколько фотографий жангадейрос, причем один из аппаратов залило набежавшей волной.

Прошел час. В корзинке для улова не появилось ни одной рыбы. Прошел еще один час.

Клев начался только около полудня. Сначала на дальней от нас жангаде, затем пришла очередь Антонио, и он вытащил килограмма на три «золотую рыбу». Потом дело пошло значительно веселей, и то на одной, то на другой жангаде вытаскивали снасть и бережно укладывали в корзинку добычу, предварительно стукнув ее чурбаком по голове. Антонио и Зе в этот день не повезло по сравнению с другими. Они, кроме первой рыбы, поймали еще одну такого же размера, как и первую, и на этом их успехи кончились. Когда в два часа дня жангада вернулась к пляжу Пино, улов ее состоял всего из двух рыб.

— Что ж, — заметил Зе, — бывает, что и с пустыми руками приходим. Раз на раз не приходится.

Оставшиеся полтора суток до приезда Шисто прошли незаметно, и вот я снова подхожу к дому № 18 на улице 7 сентября. Жена Шисто встречает меня как старого знакомого.

— Здравствуйте, здравствуйте, вы знаете, муж еще вчера вечером вернулся из поездки, но мы не могли сообщить вам, вы же не оставили своего адреса. Сейчас он ушел в магазин, если хотите, можете встретить его там.

Поблагодарив, я пошел по указанному адресу на одну из центральных улиц Ресифе. Улица была солидная, но магазинчик, скажем прямо, меня немного разочаровал, потому что вряд ли можно было назвать магазином крошечный прилавок, примостившийся в подъезде одного из домов на этой центральной улице. Америко Шисто, кругленький мужчина, с мягкими пухлыми ручками и тихим, немножко испуганным голосом, совсем не походил ни на последнего из черепаховых могикан, ни на черепахового короля.

— Так вы желали бы посмотреть, как ловят черепах? — задумчиво сказал он, выслушав мою просьбу. — Такую поездку можно устроить, но не сейчас. Придется подождать примерно полгода. Сейчас не сезон. Черепахи откладывают яйца на берегу только в положенное им время. И что еще могу я вам посоветовать? Придется самому порыскать, походить вдоль берега, скажем, в районе Белена или немножко южнее. Откровенно говоря, у меня никаких адресов нет. Я просто знаю рыбаков, а они меня тоже признают за своего человека, и, когда черепахи выходят на берег откладывать яйца, они ничуть не сомневаются, что через несколько дней к ним пожалую я. К этому времени они всегда готовят черепашьи панцири. Вот в этом и заключается моя работа. Так я ловлю пенте вердадейра. Только этот вид черепах годится для изготовления черепаховых гребней и всех остальных поделок.

— А остальные виды черепах? — решился спросить я. — Мне не обязательно пенте вердадейра. Хотелось бы посмотреть, как ловят любые виды черепах, даже речных.

— В таком случае это проще простого. Летите в Белен, а оттуда попытайтесь перебраться на остров Маражо. Больше речных черепах, чем на острове Маражо, трудно где-либо встретить. Правда, и годятся-то они лишь разве что для приготовления супа или жаркого.

Так появилось решение лететь на остров Маражо.

Удобный случай совершить такое путешествие скоро представился. Не желая утомлять вас рассказом о длинном и довольно скучном перелете от Рио-де-Жанейро до Белена, расскажу лишь об остановке в Форталезе, столице штата Сеара. Из гостиницы «Саванах», которая принадлежала какой-то вдове сенатора, была видна центральная площадь города Праза-до-Феррейра. Город готовился к карнавалу, и на площади было полным-полно народу. Через несколько часов здесь должна была состояться генеральная репетиция карнавального шествия города Форталезы. До ее начала из репродукторов, установленных на площади, неслись мелодии Первого концерта для фортепьяно с оркестром Чайковского и Танца маленьких лебедей из «Лебединого озера». Затем без всякого перехода, без какого-либо объявления вдруг раздались ритмы самбы, довольно слабо гармонировавшие с предыдущей музыкой. Но, по всей вероятности, это не смущало энтузиастов — устроителей праздника. Когда вдали показалась колонна первой школы самбы с участниками, одетыми в карнавальные наряды, вся площадь пришла в движение. В Форталезе насчитывалось всего три школы самбы, в каждой человек по сорок. Конечно, нельзя сравнивать масштабы карнавального шествия в Форталезе с тем, что происходит во время карнавала в Рио-де-Жанейро. Но все-таки, несмотря на гораздо меньшие масштабы, и здесь народ вкладывал все свое умение, выдумку и энергию в проведение карнавала. Мне запомнилась особенно одна танцовщица, без устали, в течение нескольких часов отплясывавшая самбу. На следующий день я узнал ее на центральном базаре города; с грустным видом сидела вчерашняя плясунья около кучи шлепанцев и сандалет, время от времени произнося несколько хвалебных фраз в адрес своего товара. Но покупателей вокруг не было видно. Наверное, те из жителей, которые имели деньги, предпочитали покупать не шлепанцы, а настоящие ботинки, остальные — их было большинство среди жителей Форталезы — ходили босиком. Такой и осталась в памяти Форталеза: Первый концерт Чайковского для фортепьяно с оркестром, звуки самбы и продавщица сандалет без покупателей…

Белен — это уже сама Амазонка. Белен — это конечный пункт выхода из устья колоссальной реки. Белен — это начало дороги в амазонские джунгли. Большинство богатств бассейна Амазонки проходит через порт Белена. Белен — первая остановка для многих воздушных лайнеров, прибывающих в Бразилию из Соединенных Штатов со многими десятками пассажиров на борту. Впрочем, для части их Белен является и конечным пунктом путешествия. По крайней мере, пытаясь найти место в гостиницах Белена, я сначала везде встречал отказ. Все номера были заняты приезжими, в большинстве своем американцами. И только в отеле «Кинг» удалось уговорить портье пустить измотанного путника переночевать в одной из проходных комнат на стареньком диване. В «Кинге» большинство номеров тоже занимали американцы. Причем не просто американцы, а военные американской армии.

Самолет прибыл в Белен поздно, и пообедать в гостинице «Кинг» не удалось. На вопрос, где можно было бы перекусить, портье ответил:

— А вы пойдите в «Малоко». Там очень приличная публика и, говорят, вкусно готовят.

На вопрос, почему говорят, разве он сам никогда там не ужинал, портье поджал губы и ответил:

— Нам это не по карману. В этом ресторане готовят для иностранцев, для американцев. Там за один ужин с вас возьмут три доллара, если вы станете платить долларами. Здесь многие платят американской монетой. А на три доллара я должен прокормить три дня свою семью.

Несмотря на характеристику, данную ресторану, идти в «Малоко» было необходимо, чтобы не ложиться спать голодным. Ресторан оказался зданием, построенным в ультрасовременном стиле. Сделан он был в виде индейского вигвама. Стены, составленные из соломенных циновок, были сплошь завешаны индейскими головными уборами, луками, стрелами и шкурами различных животных. Освещалось помещение толстыми свечами. Кроме обычных блюд, здесь подавали жаркое из черепах, бифштексы из крокодилов и тому подобную экзотическую еду. Около стойки бара висел большой плакат: «Здесь говорят по-английски». Действительно, среди посетителей этого заведения трудно было обнаружить человека, который говорил бы на привычном португальском языке. Посетители все оказались американцами.