Алексей Дударев - Белые Росы Страница 10

— Андрюха, дам по уху! — в рифму серьезно пообещал старик и скоман­довал: — Пошли на балкон!

Все вместе вывалились на балкон.

— Матруна! — крикнул вверх старик. — Выдь на балкон, если живая!

Сверху показалось сморщенное лицо старухи.

— Что тебе надо?

— Верка дома?

— Верка! — старуха на миг спряталась и появилась снова: — Она раз­детая...

— Зови! — приказал Ходас.

Придерживая одной рукой халатик, сверху глянула Верка:

— Что, дядя Федя? — Заметила Сашку, еще больше запахнула халатик: — Здравствуй, Саша... С приездом...

— Здравствуй, Вера, — тихо сказал Сашка.

— Смотри, — через губу буркнул сыну Ходас и громко: — Та-а-ак... Что это я у тебя хотел спросить? А-а-а... Как жизнь?

— Спасибо, хорошо...

— Почту носишь?

— Ношу...

— Ну, все... Пошли, хлопцы...

Верка засмеялась и тоже ушла с балкона.

Допивали уже на кухне. Васька защищал брата.

— Че ты насел на него? — возмущенно говорил он отцу.

— Молчи! — отрубил отец, налил в Сашкину рюмку и спросил напря­мик: — Согласен или нет?

Сашка выпил, понюхал кусочек хлеба и, уже окончательно перестроен­ный отцом на серьезный лад, резко махнул рукой, как артиллерист, отдавая команду «огонь»:

— Давай!

— Вот это я понимаю! — похвалил Ходас.

— Молодец, Сашка, — поддержал Васька.

— Да вы что, обалдели! — перестал смеяться Андрей. — Пускай сам с ней договорится, поговорит хотя бы, объяснится, что ли... Нельзя же так...

— Цыц! Нельзя-я-я... Много ты понимаешь! Я с вашей маткой не объяснялся... Ни про какую любовь не говорил! А без малого пятьдесят годов вместе, душа в душу... А вы любовь-любовь! Сю-сю, ля-ля! И на развод! Детей перестали рожать! Доведете скоро страну, на улицу выйдешь — не с кем будет поздороваться...

— Пошлет она нас к черту, — сказал Андрей.

Такая перспектива показалась Ходасу вполне реальной. Подойдя к стенке, он крякнул в вентиляционную сетку:

— Верка-а-а!!!

— Папа, — еще раз попробовал урезонить старика Андрей.

— Цыц! Вера-а!

— Ну, что такое? — весело ответила вентиляционная сетка голосом Верки.

— Замуж хочешь? — спокойно и просто спросил старик.

Смех. И сразу же ответ:

— Хочу...

— Так... А за Сашку моего пойдешь? — старик повернул к сетке ухо, чтобы лучше слышать.

Сашка выпрямился за столом.

Васька, раскрыв рот, ждал ответа.

Андрей беззвучно хохотал.

Тишина. Потом вентиляция заговорила скрипучим голосом Матруны:

— Вы че это удумали там, оболтусы пьяные? Женихи мне нашлись...

— А ты молчи! — попросил старик. — Не тебя же сватаем, зови Верку...

— Плачет она...

Все привстали со своих мест.

— Доигрались... — грустно промолвил Андрей.

Старый Ходас провел пятерней по седым волосам.

— Пошли, хлопцы! — заявил решительно. — В сваты пошли... Нечего антимонию разводить... Андрюха, глянь, там за газом бутылка должна быть...

— Я не пойду! — испугался Андрей.

— Пойдешь, где ты денешься, — уверенно заявил старик, — первый пой­дешь и будешь эту... речь говорить! Ты у нас умный! Шляпу надень!

Перед дверью в Веркину квартиру старик давал всем последние настав­ления:

— Значит, так... Андрей первый, я за ним, потом ты, Васька... А Сашка последний, скромненько так...

Встрял Васька:

— Первым делом, — сказал он Андрею, — скажи, что князь за красным товаром пожаловал...

Андрей косо посмотрел на рыжего «князя».

— Он на Стеньку Разина больше похож, чем на князя... Хоть бы побрился...

— Все! Пошли! — скомандовал старик и, распахнув еще не закрытую по деревенскому обычаю дверь, сказал: — Добрый день в хату...

Вошли. Закрыли дверь. Весь древний обряд сватовства занял не более деся­ти секунд. Первым вылетел «князь», испуганный до предела, потом Васька, прикрывая рукой голову, и сам Ходас. Из-за дверей был слышен звон посуды и ругань. Последним, с достоинством закрыв за собой дверь, медленно вышел Андрей с бутылкой водки в руках. Лицо, шляпа, плечи и новенький галстук у него были засыпаны чем-то белым, мукой, а может, и стиральным порошком.

— Та-ак, — вздохнул Андрей и спросил заинтересованно: — В кого кастрюля попала?

— В меня, — сказал Васька, держась за голову. — Во, психованная!

— А могла и утюгом, ваше сиятельство, — сказал Андрей Сашке.

— А ну, идите домой, — неожиданно трезво и жестко сказал Сашка, отстранил Андрея от двери и вошел в Веркину квартиру.

Буквально через секунду его рыжая физиономия показалась из-за двери и заговорщицки заявила:

— Все! Идите домой... — и спряталась.

Ходас прильнул к замочной скважине.

— Все как надо, хлопцы! Выгорит наше дело! Я чувствую, — зашеп­тал он. — Это ж надо! Кастрюлей! — Показал большой палец: — Во баба! А свадьба будет, никуда она не денется!

И старик не ошибся. Вскоре в Белых Росах грянула свадьба. Под откры­тым небом. Перед новым домом. Между городским микрорайоном Белые Росы и пустой деревенькой с таким же названием.

Во главе стола сидели молодые. Счастливая Верка и Сашка без бороды.

Андрей с женой сидели поодаль.

Васька наяривал на гармошке.

Матруна прикладывала платочек к глазам.

Грустная сидела Маруся.

Старик Ходас держал Галюню на коленях.

Теща Гастрита кричала: «Горько!»

И закричал весь народ: «Горько! Горько!»

И поднялись Верка с Сашкой, и стыдливо и неумело поцеловались.

Петька, не пожелавший впустить в квартиру кошку, перекрывая свадеб­ный шум, пел молодым:

Эх, дазволь, маці, удаву браці...

Эх, дазволь, маці-і-і...

— Какую вдову? Какую вдову? — возмутилась старуха. — Что ты плетешь?

— Петька, иди сядь, успокойся! — потребовала мать.

— Ну дайте же спеть молодым! — закричал оскорбленно Петька и, пьяно улыбнувшись, подмигнул жениху и невесте: — Сашка! Верка! Ах! Вот кота возьмите! Чтоб первый в дом вошел! Так надо! — И запел:

Эх, не дазволю ўдаву браці...

Эх, не дазволю-ю-ю...

Удаву браці-і-і,

Удава будзе чараваці...

И совал им кошку.

Аист сделал круг над пустым своим гнездом и опустился в него.

Над деревней висел багряный диск заходящего солнца.

На траве курили старики. Ходас рассказывал легенду:

— ...Тогда один из бояр и говорит: спалить надо это село! Потому как вороги нагрянут и будет нам от них предательство!

— А вороги-то какие тогда у нас были? — спросил кто-то.

— А бог их знает! — пожал плечами Ходас. — Их тут перебывало не дай боже!

— Немцы, конечно, — уверенно сказал Гастрит. — Кто же еще? А этот боярин — гад! Мы предателями — никогда!

— Вот... — продолжал Ходас. — Спалить, говорит, и никаких... Село-то на границе: они, говорит, ворогам дорогу к нашему княжеству показывать будут...

— Гад! — повторил Гастрит. — Мазепа какой-нибудь!..

— Помолчи ты! — одернули его.

— Князь подумал малость, а потом и говорит: нет! Меня эти люди не пре­дадут... Потому, говорит, что в этом селе живут Белые Россы!

— Чего-о? Какие Россы?

Ходас улыбнулся снисходительно:

— Раньше-то всю нашу страну как звали?

— Ну, Россия... Дак а...

— Русь, — подсказал кто-то.

— Не Русь, а Рось, — поправил Ходас. — А людей звали россами.

— А-а-а... Вон как!

— Не деревню, значит, так прозвали, а людей... Предков, значит, наших белыми россами окрестили...

— А почему белыми? — запротестовал Гастрит. — Что, у нас тогда рыжих или лысых не было...

Ходас уточнил:

— Ну, белые — это значит чистые... Верные... Свои...

— Сам придумал! — категорически заявил Гастрит. — И князя приплел... Вон у нас луг широкий, а под осень на нем роса выпадает...

— И что? — спросил Ходас.

— И все! — заявил Гастрит. — Нечего историю искажать!

— Чудак ты, Тимоха! — грустно сказал Ходас.

— А я вот не верю!

— Ну и не верь на здоровье! Кто тебя заставляет?

— Кто заставляет? Ты заставляешь... Набрался и плетешь черт-те что... Стали поругиваться.

А народ плясал от души.

И наступила тихая ночь. Перед домом горели фонари. Большая белая луна сияла над городом и деревней.

Сидели на улице за столом отец с сыном. Блестела луна на чарках и пустых бутылках. Дремала гармошка на табуретке.

Подошел Гастрит, устало опустился на скамейку, а на стол поставил тарелку с остатками свадебного пиршества.

— Себе, что ли, набрал? — удивленно спросил Ходас.

— Тебе! — задиристо-пьяно выпалил Гастрит. — Валету! Слышишь, воет...

В темноте и вправду где-то несмело подвывала собака.

— На улицу просится, — вдруг погрустнел Гастрит, — теперь надо выво­дить... И не раз... Вот ведь, Федос... Васька! Вроде все хорошо. А в общем-то, пропади все пропадом! И теща, и Валет, и эти деликатесы!