Владимир Поселягин - Истребитель. Трилогия Страница 21

– Вань, а ты не знаешь в каком звании был летчик?

– Сержант вроде. Треугольники у него были, как у товарища сержанта.

«Еще страньше и страньше. На командирском летал простой летчик. Что бы это значило?»

Однако ответа у меня так и не было. В это время выглянул сержант и махнул рукой, подзывая нас.

Первым делом мой взгляд прикипел к «ястребку», стоящему под тенью деревьев, а не к молодому пареньку в красноармейской форме, который повесив винтовку на плечо, поправлял воротник.

«Ишачок» был красив. Звезды на крыльях и хвосте были тщательно прорисованы. Сомнений не было, он был командирский.

– Тип восемнадцать, – сразу определил я.

– Нужно торопиться. Чем быстрее взлетишь, тем лучше. Сам должен понимать, – сказал подошедший сержант, поправляя немецкий автомат на плече.

– Я понял, – кивнул я, и сбросив на густую зеленую траву вещи, энергично зашагал к самолету.

Пробежавшись по всем узлам, я открыл перекрытый бензопровод и заглянул в кабину. На сиденье лежал буквально пропитанный кровью парашют, и летный шлемофон. Вся кабина была забрызгана кровью, посмотрев на немаленькую дыру в боку, я просунул в нее кулак, который свободно прошел, и вздохнул.

«Командирский, а рации нет!» – подумал я глядя на пустою нишу для радиостанции. Достав парашют и шлемофон, я залез в кабину и запустил двигатель. Сыто взревел, он только после третьей попытки, прогрев его и погоняв на разных оборотах, заглушил и вылез из кабины. Оглядев наполовину ушедшие в почву колеса, сказал сержанту, который с надеждой смотрел на меня:

– Нужно почву посмотреть, где взлетать буду.

Пока Демин срубал ветку, и заострял ее, я осмотрел оружие. Вооружение – 2 пулемета ШКАС, и 2 пушки ШВАК.

– Не стандартно. Обычно на таком типе четыре ШКАСа стоят, – сказал я сержанту который стоял рядом, проверяя боезапас. К моему удивлению он практически не тронут.

– Баки почти полные, две трети, боеприпас фактически тоже. Его что, сразу сбили? – озадаченно спросил я у Ивана, однако ответа не было, никто не знал.

Оставив парней у самолета, я вместе с Деминым стал проверять луг. Мы шли по нему, осматривая кочки ямы и твердость почвы методично протыкая верхнего слоя почвы острием палки. И чем больше мы шли, тем больше я хмурился. Слишком мягкая. Внимательно осмотрев колеи что оставил ишачок при посадке, я только покачал головой, и остановившись, задумчиво посмотрел на самолет.

Махнув рукой Демину, я направился обратно к самолету.

– Значит так. Почва мягкая взлетать будет трудно. Но есть одна возможность. Я выведу его на открытое место, подготовлю к взлету, и вы все будете держать самолет за хвост, как только я махну рукой, отпустите. Понятно?

Первым делом я стал разбираться, что мне брать с собой. Поэтому достав из вещмешка вещи, которые мне пригодятся, отдал его сержанту – у него не было, и, повесив ремень маузера на плечо, туда же где и планшет с картой и документами наших и немецких солдат, стал готовиться.

Очки погибшего летчика я отдал Ивану на память, а сам надел немецкие, зеркальные. Портфель мне привязали к ноге, выше колена. С помощью бойцов одев и застегнув парашют, и сунул пилотку за пояс, натянул шлемофон, стал слушать инструкции Слуцкого:

– Запомни, отдашь их командиру не ниже полковника, понял?

– Понял, товарищ сержант. Главное до наших долететь, а там видно будет. Все будет в порядке не волнуйтесь, я помню сколько наших за эти документы жизнь отдало. Перелечу фронт, там и найду где сесть.

На самом деле у меня были другие планы. Я собирался долететь до ближайшего аэродрома, желательно истребительного и сесть там.

Пожав всем руки, я подарил свой термос Демину. После чего с трудом втиснувшись в кабину, и завел электропуском двигатель. Взревев на высоких оборотах, «ишачок» с трудом тронулся с места и слегка переваливаясь, выкатился на открытое место.

Убедившись, что бойцы меня держат, я застопорил тормоза и стал поднимать обороты. Вот корпус задрожал и стал заметно подпрыгивать. Убедившись, что обороты поднялись до нужного мне уровня, я махнул рукой бойцам, одновременно отпуская тормоза.

«Ишачок», как будто получив пинка, стал резко разгоняться. Пробежавшись метров двести, он оторвался от земли, и под мой ликующий вопль «я лечу», стал подниматься ввысь. Убрав шасси, я осмотрелся, и убавив обороты мотора, экономя горючее, стал слегка наращивая скорость подниматься до километровой высоты.

Летел я ни много ни мало, а в сам Минск. Именно где‑то там находился штаб округа, и чем быстрее я доставлю портфель, тем лучше.

Что ни говори, а очки были классные, я мог даже смотреть на солнце, проверяясь не атакуют ли там меня. Крутить головой приходилось постоянно. Вдали были видны чьи‑то самолеты, но чьи они я не знал, так что продолжал править, сверяясь с картой, к столице Белоруссии.

Лететь пришлось почти час, пока я не понял, что серая дымка вдали с дымами пожарищ и есть Минск. В стороне от меня, на расстоянии примерно километра три, подходила к городу очередная девятка лаптежников.

«А что это шанс. Если я сшибу хотя бы пару, да еще на виду у города, то попасть в истребительные войска станет не такой уж и трудной задачей!»

Так накручивая себя и продолжая следить за воздухом, я стал подниматься выше. За время моих маневров, город оказался гораздо ближе, я уже висел на двухкилометровой высоте, наблюдая за бомберами и ожидая момента к атаке. Немцы меня видели, да и трудно было не заметить, небо было чистое, но все равно продолжали готовиться к пикированию, правда собравшись более компактной кучей. Я понимал, что они скорее всего уже вызвали помощь, так что нужно было торопиться.

Как только головной «Юнкерс» клюнул носом, явно готовясь пикировать, резко бросил свой «ишачок» встречно‑боковым курсом. Ветер свистел в пробоину и открытую кабину, но очки помогали просто замечательно.

– Черт, а оружие то я не проверил. Вот что значит не пользоваться им! – простонал я вслух.

«Я даже не знаю, на какой прицел оно установлено. Ну, будем надеяться что на стандарт, сто пятьдесят метров. Вот сейчас и проверим!» – уже мысленно подумал я.

Короткой очередью протрещали пулеметы и пушки. От не отвернувшего «лаптежника» отлетели какие‑то куски фюзеляжа и он, выбросив густые клубы дыма вращаясь полетел вниз. Резко взяв штурвал на себя, я из глубокого пикирования через левое крыло, развернул «ишачок» и снизу атаковал замыкающего «лаптежника». Среди летчиков‑истребителей сорок четвертого года этот примем назывался «ухват». Сработал он и здесь.

После моей очереди в его желтое брюхо, самолет взорвался в воздухе и большой огненной каплей, в мелких обломках полетел вниз, на окраины города. Чудом увернувшись от обломков, я увел «ишачок» в сторону.

Дальше атаковать было бессмысленно, стрелки собьют. Скорость я фактически потерял. Поэтому отлетел от строя «лаптежников», выстроившихся в оборонительный круг и удалявшихся от меня. Тоже кругооборотом стал наращивать скорость и набирать высоту. Без господствующей высоты бить их было проблематично, тем более на «ишачке». Подловят!

Набрав высоту, я стал подходить к строю ближе. Заметив, что они еще больше сплотились, приготовился к атаке.

Вот что было странно, немцы опасались меня, это было видно, но сбрасывать бомбы не спешили, было видно что они еще не теряли надежды разбомбить свою цель, от которой я их отогнал километра на полтора. Ее кстати я видел, это была вся затянутая дымом железнодорожная станция.

Несмотря на то, что я был в первом бою, за обстановкой в воздухе следил и четверку приближавшихся мессеров заметил. Понимая, что больше шансов не будет. Я стал пикировать на ощетинившийся пулеметными стволами строй бомбардировщиков. Увернувшись он огненной струи ответного огня, с трехсот метров дал очередь по кабине третьего «лаптежника», он был самым удобным для атаки.

Самолет почти сразу вывалился из строя и кувыркаясь понесся вниз. Вот от него отделилась фигурка и полетела рядом, через некоторое время открылся парашют.

Как ни был я занят атакой, но о «худых» помнил, поэтому на выходе из атаки резко дернул «ишачок» в сторону, уходя от пушечных очередей, и почти мгновенно вернул обратно, успев вдарить по гашеткам, когда мимо пронеслись две стремительные худые тени.

«Повезло? Нет? Да или нет?» – думал я делая мертвою петлю, уходя от второй пары.

«А‑а‑а‑а, горит сука!!!»

И действительно, оставляя дымный след, ведущий пары не выходя из глубокого пикирования, воткнулся в землю. Я хорошо разглядел вспышку, на месте падения, в километре от станции. Тут почти сразу стали разрываться бомбы. «Лаптежники» не долетая до цели, стали избавляться от своего груза. Я все‑таки заставил их отказаться от налета.

В глазах потемнело от перегрузки, когда я выходил из очередного пике, пытаясь поймать одинокий мессер, но тот, предупрежденный товарищами, успел уйти из‑под атаки.