Марк Марциал - Эпиграммы Страница 24

Завтра-то это когда ж, Постум, наступит, скажи?

Как далеко это завтра? Откуда нам взять его надо?

Может быть, скрыто оно в землях парфян и армян?

5 Завтра ведь это — уже Приама иль Нестора сверстник.

Сколько же стоит, скажи, завтра-то это твое?

Завтра ты поживешь? И сегодня-то поздно жить, Постум:

Истинно мудр только тот, Постум, кто пожил вчера.

Ни серебра я тебе, ни золота не посылаю,

Стелла речистый, и все ради тебя самого.

Всякий, кто ценное шлет, отдаренным быть ценным желает:

Из затрудненья тебя выведет глина моя.

Лай, пожалуй, на нас везде и всюду

И дразни, сколько хочешь, гнусной бранью:

Наотрез отказал тебе я в славе,

Как хотел ты, желая в наших книжках

5 Стать каким ни на есть известным свету.

Есть ли дело кому, ты жил иль не жил?

Пропадай же ты пропадом, несчастный!

Но пусть даже найдутся в нашем Риме

Иль один, или два, иль три-четыре,

10 Что не прочь бы скоблить собачью шкуру,

Но у нас-то ведь нет такого зуда!

Кто такой этот кудряш, что вечно с твоею женою?

Кто он, скажи, Мариан? Кто такой этот кудряш?

Он, кто неведомо что лепечет ей в нежное ухо,

Облокотившись рукой правой о стул госпожи?

5 Он, у кого на перстах крутятся легкие кольца

И у кого на ногах ни одного волоска?

Не отвечаешь ты мне? Дела супруги ведет он, —

Как говоришь ты, — твоей. Да, тот и честен и тверд,

Облик которого весь обличает, что он управитель:

10 Хийский Авфидий и тот ревностней быть бы не мог.

О Мариан, заслужил ты вполне оплеухи Латина,

Я убежден, что еще сменишь Панникула ты!

Дело супруги ведет? Кудряш этот занят делами?

Нет, не делами жены, делом он занят твоим.

162

Будь как дома, мой гость, пожалуйста, в нашей усадьбе,

Если способен лежать прямо на голой земле,

Иль уж с собой принеси ты собственной утвари вдоволь:

Ведь уж давно у гостей просит пощады моя.

5 Нет у меня тюфяка, не набитого даже, на ложе,

И, оборвавшись и сгнив, все перетяжки висят.

Все-таки дом этот наш на двоих пусть будет: я больше

Сделал, усадьбу купив; меньшее сделай: обставь.

«Мненья какого ты, Марк, о наших книжках, ответь мне!» —

Часто в волненье меня просишь ты, Понтик, сказать.

Я восхищен, поражен: ничего не может быть лучше!

Перед талантом твоим даже сам Регул — ничто.

5 «Вот как? Так пусть вознесет тебя Цезарь, пусть и Юпитер

Капитолийский!» — Да нет, право, пусть лучше тебя.

Вдвое больше, Каллист, налей ты в чашу фалерна,

Ты же, Алким, положи летнего снега туда.

Пусть благовонный амом мне на волосы льется обильно,

Пусть осеняют виски наши гирлянды из роз.

5 Повелевают нам жить соседние мавзолеи,

Провозвещая, что смерть может грозить и богам.

163

Небо Алкиду в удел, невзирая на мачехи козни,

Дали Немеи гроза и аркадийский кабан,

И укрощенный борец из Ливии, к бою готовый,

И в сицилийскую пыль сваленный Эрик-гигант,

5 Страшное чудище Как, в лесной обитавший пещере

И заставлявший коров задом идти наперед.

Зрелищ арены твоей это часть ничтожная, Цезарь!

Каждое утро мы здесь видим страшнее бои.

Сколько тут валится туш, тяжелее немейского дива,

10 Скольких сражает твое вепрей менальских копье!

Коль повторился бы бой тройной с пастухом иберийским,

Есть у тебя, кто бы мог и Гериона убить.

Пусть же ведется подсчет головам у чудовища Лерны:

Страшная гидра — ничто противу нильских зверей!

15 Небо Алкиду за все великие подвиги боги

Дать поспешили, но ты поздно получишь его.

Ждешь ты привета всегда, никого не приветствуешь первый.

Так ведь ты, Эмилиан, станешь «последним прости».

Тою порою, когда на зимовку свою отлетали

Ласточки снова, в гнезде птичка осталась одна.

Вновь возвратившись весной, они беззаконье открыли

И разорвали за то птицы беглянку в клочки.

5 Поздняя кара: должна преступная мать растерзанью

Быть предана, но когда был ею Итис убит.

Локон тебе я прислал, моя Лесбия, северной девы:

Знай, что ты всех превзошла блеском волос золотых.

Нечем, Антоний, тебе попрекнуть фаросца Потина,

А Цицеронова смерть хуже проскрипций твоих.

Меч обнажаешь зачем против римских уст ты, безумец?

Сам Катилина ведь так не запятнал бы себя.

5 Был преступный солдат подкуплен золотом гнусным,

И непомерной ценой рот ты заткнул лишь один.

Выгодно ль столько платить за молчание уст благодатных?

За Цицерона теперь каждый начнет говорить.

Целых десять мильонов от патрона

Получить не успел Сириск, как сразу

Их, по всем четырем шатаясь баням

И харчевням, где сидя пьют, растратил.

5 Вот так глотка: проесть все десять, Максим,

Да еще не возлечь за стол при этом!

Здесь, где под Требулой дол простерся прохладный и влажный,

Где даже Рак не гнетет зелени свежей лугов,

Хутор здесь, никогда не палимый Львом Клеонейским,

И Эолийским всегда Нотом ласкаемый дом

5 Ждут тебя, милый Фавстин; проводи на холмах этих лето,

И отогреешься ты в Тибуре даже зимой.

164

Руф, кто способен назвать Громовержца матерью Вакха,

Тот и Семелу отцом Вакховым может назвать.

Что тебе не дарю своих я книжек,

Хоть и просишь о том ты неотступно,

Изумлен ты, Феодор? Да мне важно,

Чтоб и ты не дарил своих мне книжек.

Юных Помпеев земля Европы и Азии скрыла,

Сам он в Ливийской земле, если он только в земле.

Не удивляйся, что прах их по целому миру рассеян:

Праха такого вместить место одно не смогло б.

Лелию, что за тебя вышла замуж, бояся закона,

Вправе законною, Квинт, именовать ты женой.

Частым отравы питьем принес Митридат себе пользу,

Ибо вредить не могли лютые яды ему.

Так же себя оберег ты дрянными обедами, Цинна,

И потому никогда с голоду ты не помрешь.

Ходит везде про тебя, Марулл, неплохая острота:

Будто бы кто-то сказал: «Маслице в ухо он льет».

Если скучно тебе обедать дома,

У меня голодать, Тораний, можешь.

Если пьешь пред едой, закусок вдоволь:

И дешевый латук, и лук пахучий,

5 И соленый тунец в крошеных яйцах.

Предложу я потом (сожжешь ты пальцы)

И капусты зеленой в черной плошке,

Что я только что снял со свежей грядки,

И колбасок, лежащих в белой каше,

10 И бобов желтоватых с ветчиною.

На десерт подадут, коль хочешь знать ты,

Виноград тебе вяленый и груши,

Что известны под именем сирийских,

И Неаполя мудрого каштаны,

15 Что на угольях медленно пекутся;

А вино станет славным, как ты выпьешь.

Если ж после всего, как то бывает,

Снова Вакх на еду тебя потянет,

То помогут отборные маслины,

20 Свежесобранные с пиценских веток,

И горячий горох с лупином теплым.

Не богат наш обед (кто станет спорить?),

Но ни льстить самому, ни слушать лести

Здесь не надо: лежи себе с улыбкой.

25 Здесь не будет хозяев с толстым свитком,

Ни гадесских девчонок непристойных,

Что, похабными бедрами виляя,

Похотливо трясут их ловкой дрожью.

Но, — что ни надоедно, ни противно, —

30 Кондил-крошка на флейте нам сыграет.

Вот обед наш. За Клавдией ты сядешь:

Ведь желанней ее у нас не встретишь!

Ты на обеде одиннадцать раз, Зоил, поднимался,

В платье застольном всегда новом являясь опять,

Чтобы в одежде сырой не мог твой пот застояться,

Чтобы не мог простудить кожи горячей сквозняк.

5 Что ж это я-то, Зоил, за обедом твоим не потею?

Видно, одежда одна сильно меня холодит.

Если есть у тебя хоть меньше часа,

Одолжи мне его, Север, прошу я,

Для оценки и чтенья наших шуток.

«Да ведь праздника жалко мне!» Пожертвуй

5 Ты, пожалуйста, им и не досадуй.

Коль с речистым Секундом прочитаешь

(Или слишком нахальна наша просьба?)