Александр Самбрус - Жара Страница 7

4

В городе о Максимилиане по-прежнему знали очень мало, практически ничего. Но все источники утверждали, что ему там очень нравилось. Вот только на жару жаловался – об этом разные данные свидетельствовали. Говорил, что она его изнуряет. Это и заметно было: и так от природы худой, он от этой жары еще больше стал… ну, что называется, истощаться.

Рассказывали, что однажды, в нахлынувшие минуты откровения, он стал сетовать на то, что его страна имеет слишком большие размеры, а государство настолько сильное, что люди даже не решаются высказать хоть какое-то альтернативное мнение и в основном вынуждены шушукаться по углам. Опять же, не каждый с каждым шушукаться будет. С другой стороны, при всей этой силе правительству трудно управлять такими просторами, да еще и с неблагоприятным климатом. Население тоже весьма специфическое. Большая часть его истово верует в свое мессианство, полагает, что многие действия – даже и насильственного характера – непременно следует предпринимать в силу некоей Высшей необходимости; опять же эта большая часть считает, что именно они и только они могут уберечь весь мир от всяческих напастей. Для этой группы характерен напор и агрессивность. В свою очередь другая, гораздо меньшая часть, вынашивает идею спасти от столь жутких заблуждений ту первую, большую часть, но ввиду постоянных неудач достичь на этом поприще хоть каких-то результатов ускользает в некие труднообъяснимые романтизм, мечтательность и отстраненность. И, наконец, те, которые не только несогласные, но и деятельные – их там не то что за часть, даже за группку не считают, – те либо уже покинули пределы государства, либо намереваются это сделать как можно быстрее.

Вне всякого сомнения, уверял уже другого своего собеседника Максимилиан, пейзаж, что постоянно находится перед глазами, способен влиять не только на сиюминутное настроение индивидуума, но и на его характер, и такая особенность имеет далеко идущие последствия. Неудивительно, что бескрайность просторов оказала решающее влияние на ментальность тамошнего населения, окружающий мир стал для него менее конкретным и более расплывчатым. Исчезающий где-то вдали горизонт позволял ощутить слияние с бесконечностью. Естественно, это порождало очень возвышенные чувства, но параллельно с этим вызывало и определенный страх перед повседневной обыденностью, порождало некую безоговорочную подчиненность высшим государственным инстанциям.

Столица государства тоже производила неоднозначное впечатление: она славилась своей удивительной способностью отпугивать всех приезжающих иностранцев. Строилась она предыдущими правителями по особому плану: казармы чередовались с широкими пространствами-плацами, что давало великолепную возможность проведения на них то обычной муштры, то воинских учений, то подготовку к парадным шествиям в праздничные дни. Да и по остальной стране – чистые улицы военных городков, отлично смазанные механизмы, форма с иголочки, оглушительные салюты – все это буквально одуряющим образом воздействовало на тамошнее население и уводило его от ненужных размышлений. Милитаристский дух буквально витал в воздухе…

Ни на какие сходки и малочисленные митинги Максимилиан никогда не ходил, а все же однажды случайно услышал, как какой-то оратор кричал в мегафон о том, что слишком сильное государство может быть опасным для собственного народа. Это было созвучно с его собственной оценкой ситуации, Максимилиан даже замедлил свой шаг, чтоб услышать еще и другие интересные мысли. К сожалению, стражи порядка уже волокли этого оратора в рядом стоящий автомобиль специального назначения. Именно тогда он и понял, что хочет обычной нормальной жизни, а значит, что-то нужно радикально менять: да-да, в том числе и территорию поменять, и историю с географией, и климат холодный – в противном случае можно попросту сойти с ума.

К такому решению Максимилиана подстегнуло и само правительство, постоянно обещавшее населению, что вот-вот начнутся улучшения и народ заживет так, как никогда прежде. Некоторые улучшения и действительно воспоследовали, но одновременно все почувствовали себя словно зажатыми в тиски. Один из источников утверждал, что Максимилиан якобы очень четко озвучил свое мнение – что, мол, для него совершенно недостаточно было одних только экономических улучшений. Что ему нужны были улучшения и другого плана, а вряд ли этого там следовало ожидать. И что у него времени, чтобы ждать, когда все это, может быть – гипотетически, – и улучшится кардинально, а не только экономически, нет, и что жизнь коротка, и что жить ему нужно сейчас, а не когда-то потом.

В глобальном плане тоже имелись причины, побуждавшие его к принятию столь радикального решения. Властями все настойчивее стал выдвигаться постулат «наш исключительный мир! наше неповторимое общество! наши уникальные ценности!!!». Такое вот противопоставление в планетарном масштабе. Выходило так, что весь остальной мир, равно как и все остальные ценности, вроде как становились чужими, неправильными и ненужными. С подспудной мыслью, что могут быть и враждебными. Не означало ли это, что от большей части того замечательного багажа, что накопило человечество, в какой-то момент заставят отказаться? Максимилиан говорил, что не совсем был готов к такому повороту в своей жизни. И это тоже было одним из аргументов в принятии им окончательного решения.

Вообще-то он даже и курьезные случаи о своей стране рассказывал. Что там, в обычном среднем городе, где он проживал до переезда в столицу, всего один ресторан был, два кафе и так называемая гостиница. Ходить некуда. То есть кофе ты должен дома потреблять, а значит, и общения никакого не прослеживалось. И город их как-то странно назывался – «Радостный» в переводе на наш язык, или «Счастливый», или «Благолепный» – источники страшно почему-то путались, но это неважно, потому что, в сущности, это практически одно и то же. И потом, страшно подумать: ни одного борделя в телефонном справочнике найти невозможно было! На что тот мужчина, которому Максимилиан сообщал эти подробности, вначале страшно возмутился, потом пришел в невероятно расстроенное состояние, затем его охватили жалостливые чувства по отношению к страждущим на той стороне озера, и он беспрестанно повторял: «Ну, разве ж это жизнь? И как же так можно над людьми издеваться?!» В итоге все дело закончилось тем, что у бедолаги хватило сердце и пришлось вызывать скорую. После этого случая Максимилиан пришел к выводу, что не все из жизни его страны можно и нужно рассказывать счастливым представителям местного населения.

Другие источники сообщали о том, что якобы работа брокера его не особо интересовала, он к ней относился как к промежуточному этапу своей жизни. Его в основном захватывало все, что было связано с дизайном, а больше всего увлекала цветовая гамма, сочетаемость цветов. В финансовый вид деятельности его родственники буквально затолкали, уверяя, что впереди у него будет безбедная жизнь. Максимилиан поначалу был страшно этим огорчен, но через какое-то время перестал комплексовать по этому поводу, а впоследствии даже и был им благодарен, потому как понял: если не располагаешь особыми средствами, то вначале нужно получить такую профессию, чтобы она приносила доход, а потом уже делать то, что тебе по душе. По-иному ведь никак не получится.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

– Мадам…

– Очень приятно, господин… Максимилиан – можно так? Я очень рада.

– И я также, мадам, очень, очень рад! Я хотел бы вас также поблагодарить за вашу поддержку… (франц.)

2

дорогой (франц.)