Возвращение в Аргентум - M. J. Scott Страница 15

Венсер утешил себя мыслью, что, скорее всего, возможностей напакостить Джор-элу будет еще достаточно на протяжении ужина и вечернего развлечения.

И все же, оказалось, что ужин был столь ненормальным, что все мысли о жестокости в адрес Ауриока в белом плаще выскользнули из разума Венсера, замещенные невероятной притягательностью Машинного Православия и Фирексийцев в общем.

Православные Фирексицы верили, что плоть являлась злом, и удаляли ее с себя всеми возможными способами. Им не нужно было есть или пить, поэтому все тарелки, подносы, графины и бокалы были пусты. И все же, траллы делали вид, что сервируют блюда и наливают бокалы, а гости сделали вид, что наслаждаются пиром – поднимая воздух с пустых тарелок, и поднося их к губам, делая глубокие глотки воздуха из пустых сосудов, чтобы смыть воображаемую еду, которую они только что притворно проглотили.

Венсер был слишком заинтересован, чтобы возмущаться. Ему даже нравился этот спектакль, и он раздумывал о его антропологическом смысле. Но затем он взглянул на Лилиану. Некромантша была в буквальном смысле охвачена черной яростью. Венсер вспомнил, что она была постоянно голодна. Дома, на Печном Уровне, у нее постоянно было что-то в руках – обычно бокал вина, какой-нибудь странный мирродинский фрукт, а в последнее время она ела много хлеба. Но когда у нее был выбор, она всегда предпочитала мясо с кровью.

Он неоднократно наблюдал, как Лилиана нарезала запеченную тушку дикой Оксидды с пылкой страстью, перераставшей в экстаз, когда она подносила кусок сочного мяса ко рту. Венсер, взращенный на скудном корму болот Урборга, начал думать о еде, как о чем-то весьма интересном, увидев, с каким аппетитом Лилиана поглощала свои блюда.

Сейчас же, пока Джор-эл вежливо улыбался и непринужденно беседовал с Фирексийскими хозяевами, Лилиана барабанила пальцами о пустой фарфор перед ней, мрачно наблюдая за каждым новым сосудом, появляющимся на столе с какой-то отчаянной надеждой, от которой Венсеру было почти жаль свою деспотичную госпожу. Когда из кухни прекратили выходить траллы, Лилиана сомкнула губы в гримасе ярости, и повернулась к Джор-элу. На мгновение Венсер подумал, что она могла просто укусить мистика, ради утоления своего голода.

В этот момент Элиш Норн решила, что пришло время молиться, поэтому все Фирексийцы склонили головы и положили руки друг другу на плечи. Венсер наклонился вперед со своего места за спиной Лилианы, чтобы расслышать ее яростное шипение в сторону Джор-эла.

- Я умираю с голода!

- Вовсе нет, а есть здесь – значит признавать свою плоть. Мы не можем ставить потребности наших тел выше обычаев Православия, в противном случае мы разозлим их. Съесть здесь что- либо, означает публично оскорбить гостеприимство Элиш Норн, - прошептал он в ответ.

- Не бывает никакого гостеприимства без еды! Я не могу не есть всю ночь…

- Молись. Это уменьшает аппетит.

- Джор…

В этот момент Фирексийцы завершили свою монотонную молитву и принялись аплодировать себе, звеня кончиками пальцев о свои фарфоровые кубки, создавая волну дребезжащего звука. Лилиана замолчала, и Джор-эл присоединился к странному обряду. Лилиана отвернулась от Джор-эла и подперла рукой щеку. Теин под ее глазами в последнее время выглядели темнее обычного, и Венсеру снова стало ее жаль. Почти.

Еще один час прошел в духовной, религиозной беседе Элиш и Джор-эла с другими выдающимися гостями. Наконец, Элиш встала и обратилась к Лилиане.

Традиционно, почетный гость после ужина представляет легкое развлечение, - Претор вкрадчиво указала на вымощенную плиткой сцену во главе стола. – Вы удовлетворите этот наш небольшой каприз, да?

С учетом ее настроения (и состояния желудка), Венсер приготовился к какому-нибудь взрыву со стороны Лилианы, с битьем посуды и матом, способным смутить даже Кельдского берсеркера. Он был слегка шокирован, когда она сдержалась и встала со своего места с аристократичной грацией, общаясь с Элит так, словно они обе были дебютантками на церковном празднике.

- Моя дорогая, конечно, я доставлю вам это удовольствие. Какая честь. Но почему же, «легкое развлечение»? Почему бы не что-нибудь помрачнее? – она вульгарно подмигнула Претеру, которая, к настоящему шоку Венсера на этот раз, хихикнула и, словно ребенок, хлопнула в ладоши.

Лилиана все это говорила н ходу и, заняв свое место на узорчатой плитке, с волшебным изяществом подняла руки и принялась нашептывать свистящие, тревожные слова черной магии в удушливом вечернем воздухе.

* * * * *

Металлы всех мастей сверкающим дождем обрушились вокруг лагеря беженцев в Печном Уровне Мирродина. Грустная мешанина из тентов, служивших новым домом для разных существ, сумевших избежать неуемного аппетита их поработителей. Фирексийцы никогда не уставали от насилия (ежедневной необходимости), пыток (научных исследований), захвата (твоему будет лучше у меня, как они говорили). Прошли месяцы с тех пор, как Фирексийцы в последний раз донимали беженцев, и многие жители тентового королевства начали думать, что это могло стать начало их возрождения.

Теперь, земля дрожала и трубы разрывались. Пар со свистом улетал в громадные пещеры, испещренные рудой скалы осыпались вокруг. Девушка с рыжими, как у лисы, волосами, укрылась под гоблинской лестницей. Гоблины, несчастный рабочий класс Фирексийцев, матерились и визжали бросая свои инструменты и бросаясь под безопасные своды тайных пещер и убежищ. Когда землетрясение началось, девушка ухаживала за больными. По периметру лагеря находились укрепленные пещеры, но тенты по большей части стояли открытыми. Она слышала крики боли, эхом разносившиеся по пещерам из лачуг беженцев.

- Пожалуйста, пожалуйста, Джор-эл, возвращайся, - взмолилась она. Он знает, что нужно было делать – она огляделась, в надежде увидеть его белый плащ сквозь град из обломков камней. Тогда бы она стала храбрее, она бы побежала к нему, к этому мистику Ауриоков, давшему беженцам столько надежд, отказавшись от прежних путей, и основав новую религию… Правда, он мог обменять ее Глиссе за карты к Ядру мира, но лишь для того, чтобы спасти их – его – народ. По крайней мере, темная леди сказала, что таким было его намерение, обменять ее. Но это было не важно. Важно было то, что он был прав, тверд, и добр.

Кишащий рой черного и темно-синего цветов вырвался из туннелей, ведущих на поверхность. Это была кишащая орда из выпущенных глаз, серповидных рук, и металлических панцирей. Они двигались со щелчками и чвоканьем, слышным даже сквозь грохот обвала. Девушка подавила крик ужаса.

Фирексийцы – из Люменгрида и Дросса. Здесь. Ее горло пересохло, и вены на висках начали пульсировать. Это, должно быть, кошмарный сон. Она подумала о