Крест Марии (СИ) - Фонд А. Страница 41

Этот луковианец был предельно серьёзным и даже, я бы сказала, чуть напряжённым. Кроме того, совершенно неожиданно оказалось, что он умеет говорить по-русски.

– Мари, – сказал он, – Сафелий передает тебе спасибо за гидэ.

– Гидэ? – не поняла я.

– На ноги одевать, – чуть подумав, пояснил луковианец, – из ниток ты делал.

– Носки? – догадалась я.

– Да, гидэ, носки, – обрадованно закивал луковианец. – Он тогда не мог тебя менять. Был наш праздник, когда нельзя менять. Только дарить. И ты дарил ему гидэ. Носки.

– На здоровье, – сказала я, впрочем, без особой теплоты.

– Сафелий теперь нет праздник и он тоже тебе дарить подарок.

Луковианец сунул что-то в щель, я вытащила и ахнула – чашка, похожая на пиалку, но чашка. Ну всё, теперь я обрастаю посудой. Буду как в Букингемском дворце – вкушать пищу по всем правилам. Эх, ещё бы ложку – цены бы им не было. Но не всё сразу.

– Спасибо! – обрадовано улыбнулась я.

– Пожалуйста, – вежливо ответил луковианец и добавил, – и вот ещё.

Он протянул мне небольшую, явно писанную от руки книжицу. Причём страницы в ней были разные. Я мельком взглянула и чуть не взвизгнула от восторга – это был русско-луковианский словарь.

– Софроний сказал, тебе надо учить, – пояснил луковианец, – мы тебе давать заказы на гидэ.

– Хорошо, – кивнула я. – но мне бы ещё нитки.

– Хорошо, – и себе повторил за мной луковианец, – Нитки тебе передадут через два шатэ.

Я уже поняла, что шатэ, по логике – это кресты.

– Буду ждать, – кивнула я.

– Софроний сказал, надо три гидэ, – сказал луковианец.

– Хорошо, хотя нитки… – начала я, но нас прервал захлопнувшийся люк.

Кресты разошлись.

Ну что же, всё не просто отлично, а крайне отлично! Я взвизгнула от радости и крутнулась на одной ножке. У меня есть заказ. Да не единичный, а сразу на три персоны. Жаль только, что цену я заранее не обговорила. Но ничего, словарь дорогого стоит.

Буду изучать язык, потом вернусь к таинственным тетрадям, написанным по-луковински. А то интересно же.

От открывающейся передо мной перспективы аж голова пошла кругом.

Только нужно понять для себя, как правильно поступить – сперва выучить слова с переводом и потом садиться пробовать читать эти тетради, или садиться переводить сразу?

Этот замечательный день ещё не закончился, как у меня случилось ещё одно приятное происшествие. Один из побегов овощей, полученных от агронома, подрос, выбросил настоящий лист и стало понятно, что это будет помидор. Нет, был вариант, что ещё что-то похожее. Но вспомнить из этого семейства я могла только физалис. Хотя он похож на помидор.

В общем, пока я не получила другой информации, буду считать, что это помидор.

Это ж надо! Помидор! От открывающейся передо мной перспективы у меня аж потекли слюнки. Я представила, как ем посыпанные крупной солью помидоры, или как пью томатный сок. Даже моя мечта о кильке в томате в перспективе стала не такой уж и фантастической. Ну а что, рыбу тут дают, помидоры у меня, надеюсь, когда-то будут массово.

Интересно, а что там из остальных получится?

Мне хотелось сладкий перец, неплохо бы что-то из зелени, и морковку! Хотя клубника – ещё лучше!

И тут остро встал вопрос с землёй.

До меня здесь жили не очень прям чистоплотные узницы, но и не так чтоб засранки. Так что счищать пласты грязи мне не довелось. И вот что делать?

Появилась передо мной ещё одна проблема. Я начала стремительно обрастать барахлом. Да, были предметы первой необходимости, не спорю. Но было много всякой ерунды, которая накапливалась у меня на столике, по краям топчана и под ним, придавая моей кровати вид, словно это какое-то гнездо.

Кое-что я вешала на верёвку, которую протянула от стены до стены, но перегружать её я не хотела, кроме того, там нужно было место, чтобы сушить постиранные вещи.

И я решила «спальню», которая закрывалась на дверь, превратить в гардеробную-шкаф.

Хватит захламлять вещами мой крест. Нужно подготовить там всё и перенести ненужные в данный момент вещи туда. Ну те же нитки, я использую не все сразу. Готовые вязанные изделия, те же пустые бутылки, книги и так далее.

Я размышляла как лучше всё сделать, когда крест наполнил какой-то лязгающе-мелодичный звон.

Стыковка? Вроде нет. Там не такой звук.

Рычаги? Вроде все дёрнула.

Кормильня? Точно нет.

А что тогда?

И тут меня осенило – пришло время открывать или не открывать «око».

Глава 19

Я открыла.

Даже не сомневалась, что нужно открывать.

Открыла и оцепенела. Всего на миг. Но сердце стремительно рухнуло куда-то вниз, потом резко вверх и затрепетало где-то аж в районе горла.

Это было жутко.

Это было сокрушительно.

Это было прекрасно до отвращения.

– С ума сойти… – пробормотала я внезапно непослушными губами.

Я стояла у окна и всматривалась в открывшуюся панораму: прямо передо мной, раскинулось бесконечное, скованное вечными льдами, пространство. Арктическая пустыня. Белое безмолвие. Полярная ночь. Завывающий ветер.

И всё.

И в этом безбрежном пространстве ледяной Вселенной неслись кресты. Много-много крестов. Таких маленьких и беспомощных перед мощной стихией.

Словно мухи на мёд, – почему-то подумалось в этот момент.

Хотя скорее на сахар. Белый-белый ледяной сахар.

Не знаю, сколько я так стояла, судорожно уцепившись побелевшими пальцами за небольшой выступ, заменяющий подоконник. И только время дёргать очередной рычаг вывело меня из эсхатологического ступора.

– С ума сойти…

Кто бы мог подумать?!

Из благополучно-мещанского Цюриха я угодила куда-то, на край земли. В Антарктиду. Или в Арктику. А, возможно, это вообще другая планета. Говорят, Уран или Нептун самые холодные планеты нашей солнечной системы. Если это наша солнечная система, конечно.

Чёрт его знает, куда меня забросило.

Дёрнув рычаг, я торопливо заспешила обратно.

И опять смотрела, смотрела, смотрела. Смотрела туда, на ледяную пустыню.

В буддизме есть ледяной ад. Целых восемь кругов. Почему-то мне кажется, что это именно восьмой.

Интересно, за какие такие грехи я сюда попала? Неужели за то, что бросила семью и уехала с Бенджамином? Других особых грехов я не припомню. Ну не за то же, что когда-то разбила любимую вазу тёти Клары, когда протирала пиль.

Я почувствовала на щеке влагу.

Так страшно это всё.

Ну вот и какой теперь смысл в свободе? Допустим, я отсижу здесь положенные сорок лет, крест опустится вниз и выплюнет меня на свободу.

А дальше что?

И вот как я выйду отсюда, из тёплого креста в ледяной ад, когда у меня из тёплой одежды только шерстяные носки и трикотажные штаны с отпоротыми лампасами?

Я же замёрзну там за минуту.

А если это какой-то Уран или Нептун – то за полсекунды.

Отсюда вопрос – нужна ли мне такая свобода? Хочу ли я на волю?

Но если там, за окном кромешный ледяной ад, то почему же все, и Анатолий, и Вера Брониславовна, и Галина и многие другие, так стремятся выйти туда, на свободу?

Неужели считают, что лучше замёрзнуть, чем сидеть в одиночестве до самой смерти?

Кстати, не потому ли повесилась моя предшественница? Может, ей пора уже было выходить на свободу, и она решила, что повеситься всё же лучше, чем замёрзнуть?

Не знаю. Слишком мало у меня данных.

Но тут явно есть ещё что-то, чего я не знаю.

Я задумалась.

И вдруг далеко-далеко антрацитовую тьму пронзила молния.

Что это было?

Гроза?

Нет. Не может быть. Здесь явно что-то другое.

Я принялась всматриваться вдаль, до рези в глазах, но молний больше не было.

Сплошные тайны.

Хотя, с другой стороны, жизнь стала загадочней и интересней.

Жалела ли я, что открыла окно? Да вроде нет.

Да, шёпот стал сильнее, но для человека, прожившего семь лет рядом с моей бывшей свекровью, которая постоянно или орала, или ворчала, какой-то там шепот – ерунда.