Лев Колодный - Тверской бульвар Страница 6

«Странствовать пешком» князю приходилось по бедности: нуждаясь и даже голодая, он не служил, занимался беззаветно литературой. В сентябре 1812 года не смог нанять подводу и остался в горящем городе. В первом издании «Разговора книгопродавца с поэтом» Пушкин, не желая воспевать «женские сердца», ответил «Книгопродавцу»:

Пускай их Шаликов поет,Любезный баловень природы.

В письме Вяземскому назвал эти слова «мадригалом кн. Шаликову» и заметил: «Он милый поэт, человек достойный уважения… и надеюсь, что искренняя и полная похвала с моей стороны не будет ему неприятна». Все это не помешало Пушкину в соавторстве с Боратынским наградить князя едкой эпиграммой:

Князь Шаликов, газетчик наш печальный,Элегию семье своей читал,А казачок огарок свечки сальнойВ руках со трепетом держал.– Вот, вот с кого пример берите, дуры!Он дочерям в восторге закричал.– Откройся мне, о, милый сын натуры,Ах! что слезой твой осеребрило взор?А тот ему в ответ: «Мне хочется на двор».

Восьмой фаворит Екатерины II и другие истории Тверского бульвара

Если бы на Тверском бульваре трехэтажный особняк Кологривовых не снесли, то он бы имел номер 22. По обеим сторонам Художественного театра, построенного на его месте, сохранилась линия зданий старой Москвы.

«По левой стороне бульвара, – гласит «Путеводитель по Москве 1917 года», – тянутся невысокие строения, по большей части уцелевшие от пожара 1812 года и дающие представления о небольших дворянских домах этой эпохи (напр., номер 26), но современные вывески досадно портят впечатление».

Два уцелевшие дома – 24 и 26 – составляли в ХIХ веке одну городскую усадьбу. Принадлежало владение генерал-майору Ивану Николаевичу Римскому-Корсакову, бывшему фавориту Екатерины II, восьмому в ее жизни, как считают биографы царицы.

Чех Корсак, поступивший на московскую службу, стал основоположником дворянского рода Корсаковых. Некоторым из них царь Федор Алексеевич дал право носить фамилию Римских-Корсаковых в знак того, что они произошли из Рима. Фамилию эту носили в России сановники, генералы, адмиралы и композитор Римский-Корсаков, автор «Царской невесты», «Снегурочки», «Садко» и других классических опер, не сходящих со сцены Большого театра.

Капитан Кирасирского полка Римский-Корсаков попал в поле тяготения всесильного Григория Потемкина, тайного мужа Екатерины II. Занимаясь после охлаждения интимных отношений войной и государственными делами, основывая города на Черном море и Днепре, светлейший князь Таврический постоянно подбирал для царицы кандидатуры фаворитов.

Рекомендованного им Семена Зорича, не оправдавшего доверия «мота и игрока», сменил Петр Завадский, через год разделивший участь прежнего фаворита. После «случая» он проявил себя министром народного просвещения, основателем трех университетов – Казанского, Харьковского и Дерптского.

Екатерина II страдала от одиночества, посему Потемкин представил ей трех молодых офицеров. Выбор царицы пал на капитана, ставшего ее восьмым возлюбленным.

Этот фаворит обладал кроме замечательной внешности красивым голосом, хорошо пел и играл на скрипке, слыл веселым и добродушным. На него посыпались милости царицы: чины, деньги, драгоценности, дом в столице, имение с тысячами крепостных.

Екатерина II называла возлюбленного Пирром, именем царя-полководца Древнего мира, прославившегося «пирровой победой». Она искренно восхищалась избранником и полагала, что его «следовало брать как модель всем скульпторам, живописцам; все поэты должны воспевать красоту Римского-Корсакова». Ее корреспондент барон Гримм узнал из письма императрицы: «Он светит как солнце и вокруг себя разливает сияние». Царица «скучала без него… убеждала беречь себя для ее счастья».

В 50 лет императрица считала 25-летнего генерал-адъютанта истинным другом. В его измене убедилась, застав в своей комнате с близкой подругой статс-дамой графиней Прасковьей Брюс. Мстить не стала, страдая, удалила с глаз своих. Этот «случай» длился 16 месяцев. Графиню Прасковью Римский-Корсаков бросил. Уехал из Петербурга в Москву с другой возлюбленной – графиней Екатериной Строгановой. Вольтер сделал ей комплимент: «Ах, сударыня, какой прекрасный день сегодня: я видел солнце и вас».

Не будучи в церковном браке, жили Римский-Корсаков и Строганова уединенно на Тверском бульваре, где родились у них сын и две дочери, получившие дворянство и фамилию Ладомирских.

Став вдовцом, Римский-Корсаков зажил открыто на широкую ногу. Дом на Тверском бульваре в роскошном саду с беседками, статуями, прудами «посещался всей Москвой». Выпавшее на долю фаворита богатство позволяло ездить в карете цугом, запряженной двумя парами лошадей, носить шитый золотом камзол, украшенный драгоценными камнями, задавать балы и «лукулловы обеды», принимать множество гостей. В загородном доме, как писали, «менее 80 человек никогда не бывало… Не только слуги хозяина, но и слуги его гостей пивали зачастую вдоволь шампанского».

В доме хлебосольного Римского-Корсакова жили во время триумфальных гастролей в Москве итальянская певица Анджелика Каталлани и французская актриса Филис Андрие. Француженка была одной из любовниц Александра I, выказавшего горячие чувства многим женщинам кроме своей красавицы жены.

Дом Римского-Корсакова

В качестве сластолюбца Римский-Корсаков попал в записки князя М.М. Щербатова «О повреждении нравов в России», считавшего, что он «приумножал бесстыдство любострастия в женах». Что не мешало ему слыть «веселым и щедрым человеком», как считает в «Русских портретах» великий князь Николай Михайлович Романов, расстрелянный большевиками с тремя другими великими князьями в Петропавловской крепости.

Пушкин, увлеченный историческими изысканиями, неоднократно бывал у Римского-Корсакова. Как писал Петр Вяземский: «Постояннейшие его посещения были у Корсаковых и у цыганок…» Частый гость расспрашивал обо всем, что запомнил царедворец о времени Екатерины II, пребывая в положении, которому завидовали в столице.

По предложению царя начав писать «Историю Петра», Пушкин интересовался подробностями, которые не попали в архивы. К ним у него появился доступ после повеления Николая I «отставного коллежского секретаря принять на службу тем же чином и определить его в государственную Коллегию иностранных дел». Очевидно, историк Пушкин многое узнал такого, что дало ему основание жестко и необъективно высказаться как о Екатерине II, так и о фаворитах: «Екатерина знала плутни и грабежи своих любовников, но молчала. Ободренные такой слабостию, они не знали меры своему корыстолюбию, и самые отдаленные родственники временщика с жадностью пользовались кратким его царствованием. Отселе произошли сии огромные имения вовсе неизвестных фамилий и совершенное отсутствие чести и честности в высшем классе. Таким образом, развратная государыня развратила свое государство…»

Последние два года жизни Римский-Корсаков не выходил из дома, «сделался дик, запустил бороду, не снимал халата», как вспоминал почтмейстер Александр Булгаков, один из немногих, кто навещал забытого всеми вельможу. По словам Булгакова, ему был всегда рад и подарил письма Екатерины II.

На глазах почтмейстера восьмой фаворит императрицы умер. Похоронил его любящий сын у старинной церкви Покрова в Братцеве, «на даче». Надпись на камне гласила, что «здесь погребено тело генерал-майора действительного камергера и разных орденов кавалера Римского-Корсакова, скончавшегося в 1831 г. февраля 16 дня на 76 году своей жизни. Благодетелю незабвенному».

Сохранилась написанная рукой Римского-Корсакова программа из пяти пунктов одного из праздников, приведенная в книге Владимира Муравьева «Тверской бульвар»:

«1. Съезд на Тверской. Там шоколад, кофий, чай, сухари, крендели, цвейбаки (двойные булочки. – В.М.), а кто попросит водки или вина, чтоб было все приготовлено.

2. На даче. Когда приедет катанье, в ту же минуту завтрак и блины.

3. Потом, когда пойдут на горы, то музыку и певчих туды, к храму.

4. Потом рыбная ловля. Когда будут кататься, тогда и тянуть невод.

5. Потом, когда с гор будут возвращаться, пустить зайцев и стаю гончих. А ежели будет уже темно, то иллюминировать дорожки и дом. И во все время музыке в саду играть и певчим петь попеременно».

В Братцево сохранился храм, часть погоста и усадебный дворец с бельведером, как предполагают, созданный Александром Воронихиным, творцом Казанского собора в Санкт-Петербурге.

Юный Лермонтов еще застал на Тверском бульваре типы, до него высмеянные Батюшковым и неизвестными пиитами 1820-х годов, увидел «невинную красотку 40 лет», «вздыхателей и бедных женихов» и начал было писать свой «Булевар»:

С минуту лишь с бульвара прибежав,Я взял перо – и право очень рад,Что плод над ним моих привычных правУзнает вновь бульварный маскарад;Сатиров я, для помощи призвав —Подговорю, – и все пойдет на лад,Ругай людей, но лишь ругай остро,Не то – ко всем чертям твое перо!

Ругать передумал. В отличие от Лермонтова женатый Пушкин ничего для себя интересного на бульваре больше не увидел. Не нашел на привычном месте героев «Горя от ума», ни Фамусова, ни Татьяны Юрьевны. «Хлестова в могиле; Репетилов в деревне»… Не увидев былого аристократического блеска, он с объективностью историка признал: промышленность в Москве «оживилась и развилась с необыкновенною силой. Купечество богатеет и начинает селиться в палатах, покидаемых дворянством». Что его отнюдь не печалило…