Ксения Загоровская - Музыка моей жизни. Воспоминания маэстро Страница 5

Но я уверен, знание классической музыки в дальнейшем мне очень помогло. Это только кажется, что для того, чтобы писать эстрадные песенки (как я их называю), высшего образования не нужно. Здание без прочного фундамента долго не простоит.

От «Шиповника» до «Листьев желтых»

Латвия всегда славилась своими народными песнями. У нас поют, кажется, все. Не случайно латышский Праздник песни и танца, который собирает сотни тысяч (!) участников, ЮНЕСКО признало памятником нематериальной культуры.

Но за столом, в компаниях тогда пели в основном немецкие шлягеры. Своих современных песен в то время в Латвии не было. А я чувствовал, что время пришло, – они нужны людям. С самого начала я был уверен в том, что хорошую песню можно написать только на хорошие стихи, в котором есть образы, сюжет и, конечно, звучная рифма.

Мне было 22 года, когда я написал песенку: «Мы встретились в марте» на стихи латышского поэта Альфреда Круклиса:

Мы встретились в марте,Когда верба цветет,И в поле распаханномВетер поет.

Еще в лесах был снег,Еще реки спали,Но мы были рады,Мы встретились в марте, мой друг…

Эту, одну из первых латвийских песен, исполнял солист латвийской оперетты Эдгаре Звея. Потом было еще несколько песен на стихи Альфреда Круклиса: «Неотправленное письмо», «Зимний вечер». Все они были выдержаны в одном лирическом стиле – незатейливый мотив, простые слова…

Мои песенки понравились людям. В свои двадцать с небольшим лет я был уверен, что нашел свой путь. Хотя многие тогда упрекали нас за именно за эту «простоту», называли наши песни слишком сентиментальными. Жизнь все расставляет по своим местам. Время решает, что забудется, а что останется.

Но, наверно, неслучайно знаменитый сэр Том Джонс в 2012 году в Букингемском дворце по случаю 60-летия правления королевы Елизаветы Второй исполнял свои старые хиты – «Дилайла», «Зеленая, зеленая трава». Музыка тех конца 60-х- 70-х годов оказалась удивительно «долгоиграющей». Ведь в ней есть мелодия, которая обращается к чувствам и трогает душу.

Спустя много лет журналисты не раз меня спрашивали: «Это вы создали латышскую эстраду?» Я обычно отшучиваюсь: «Я многое создал». Но, если честно, мы действительно были первопроходцами этого «легкого» жанра в Латвии.

В 1964 году я возглавил Рижский эстрадный оркестр. Мы начали набирать солистов, и среди них оказались такие яркие исполнители, как Ояр Гринберге, Зигфрид Рацинып. Теперь мы не только выступали по радио, но и ездили на гастроли, и не только по Латвии. На Запад нас дальше Берлинской стены не пускали, а вот в восточном направлении все дороги были открыты.

Осенью 1968 года мы с оркестром поехали в большое турне от Украины до Кавказа. Ездили из города в город, и везде у нас находились слушатели, везде нам бурно аплодировали. Наверно, потому, что наша музыка была необычной для того времени, а люди были открыты новому.

В Ереване восторженные поклонники после концерта отнесли нас в гостиницу на руках – в прямом смысле слова. К Армении у меня до сих пор особое отношение. Я ездил в Ереван осенью 2013 года, спустя 45 лет после тех, первых, гастролей, и меня там снова замечательно принимали.

Встречались мы с президентом Армении Сержем Саргсяном. Он наградил меня Орденом почета и сказал, что на моей музыке выросло несколько поколений. Я на эту тему шучу: раньше девушки просили у меня автограф для себя, а теперь – для бабушек. Ничего не поделаешь, время идет…

Но в основном мы в 60-е годы, конечно, ездили по Латвии. За несколько лет мы объехали, наверно, все сельские клубы и дома культуры Латвии. Колесили по сельским дорогам в вонючем автобусе филармонии, который, как сейчас помню, назывался «Кубань». Ночевали в гостиницах, в которых часто было сыро, тесно, иной раз и клопы с потолка падали. И ничего, не умерли… Даже весело было…

Я и сейчас не люблю чудить. Если приезжаю в какой-нибудь район, деревню и вижу, что инструменты там плохие и условия не очень, я никогда не отказываюсь играть. Я знаю, какая ситуация в этой деревне, вижу, что люди хотят меня слушать, и я готов играть.

А то некоторые сочинят одну песенку и уже пишут – этот, как он называется? – райдер. Требуют, чтобы в их номере был ковер на стене, ананасы на столе. Но разве это важно? Вопрос в том: потеют ли они на сцене? Неизящно звучит? Но зато правда. Не вкладывая труд – много труда! – ничего не добьешься.

Наш РЭО уже хорошо знали – и в столице, и на селе. Но настоящая популярность пришла к нам, как это часто бывает, совершенно неожиданно.

Началось с того, что мою песню «Межрозите» стал исполнять не только наш ансамбль со сцены. Она буквально ушла в народ – зазвучала на конкурсах художественной самодеятельности, да и просто на улицах. Сейчас бы сказали: «У нас появился первый хит». Но тогда мы просто удивились и, конечно, очень обрадовались.

«Невозможно заставить публику себе аплодировать.

Это либо есть, либо нет».

Слово «Межрозите» в переводе с латышского языка означает – «Шиповник», но почему-то по-русски прижилось другое название «Дикая розочка»:

Огненно-алыми цветамиЦветет дикая розочка,Года идут, года проходят,А она все цветет и цветет.

Почему именно эта песня так пришлась слушателям по душе? Когда я пишу песню, я не думаю о том, какой будет ее судьба. Я просто выражаю то, что чувствую в тот момент. Но потом, конечно, удивляешься – почему одна мелодия заставляет людей плакать или улыбаться, а другая, которая мне нравится даже больше, оставляет людей равнодушными? Загадка… Как-то все должно сойтись – и музыка, и стихи, и настроение людей, которое владеет ими в этот момент. Никто заранее не знает, произойдет это волшебство или нет.

Много лет спустя я неслучайно назвал в честь песни «Дикая розочка» свой дом на берегу озера Балтэзерс, Белого озера, неподалеку от Риги. Стену украшает цветок шиповника, выкованный в металле. Цветок шиповника, конечно, красивый, но попробуй его сорвать – весь царапается острыми колючками. Так и нам успехи дались нелегко.

В 1968 году Латвийское радио стало проводить состязание на лучшую песню года «Микрофон». Сейчас этим никого не удивишь, но тогда все было впервые. Концерты, на которых исполнялись лучшие песни, сначала проходили в небольшом зале, а потом шагнули на спортивные арены. Лучшие песни выходили на пластинках всесоюзной фирмы «Мелодия».

Наша «Дикая розочка» возглавила первый хитпарад. Она еще долго занимала высокие места в рейтинге самых любимых слушателями песен. До 1982 года – целых 14 лет подряд – победителями «Микрофона» становились мои песни. Потом я решил больше не участвовать в этом музыкальном состязании, чтобы дать возможность и другим заявить о себе.

А спустя много лет «Дикая розочка» преподнесла нам, авторам, еще один сюрприз. В 2005 году проходил юбилейный концерт «Микрофона». Слушатели должны были назвать лучшие песни последних двадцати лет. И тут в опросе – через 37 (!) лет после премьеры – снова появилась наша «Дикая розочка». Песня заняла второе место в топе, обойдя множество победителей разных лет и уступив первенство моей же «Песне без слов».

Вскоре после громкого успеха «Дикой розочки» я решил, что написал уже достаточно много песен, наверно, несколько десятков, и пора бы мне устроить свой авторский концерт. По тем временам это была неслыханная дерзость. Еще никто в Латвии не выступал с авторским эстрадным концертом. Я, конечно, волновался, потому что в глубине души вовсе не был уверен, что люди готовы целый вечер слушать произведения одного автора. Но я решил рискнуть.

И все получилось. Билеты раскупили быстро. 11 ноября 1968 года зал был полон. Я исполнял свои песни одну за другой – «Балтийскому морю», «Песня не замерзает», «Баллады старого моряка» и другие. После каждого номера мне подолгу аплодировали, а в конце концерта даже кричали «бис». Для меня этот успех был очень важным, потому что подтвердил: людям нужно то, что мы делаем.

Латвийское телевидение записало этот концерта, и мой бенефис показали под Новый, 1969, год. Вот тогда я понял, что значит известное выражение: «проснуться знаменитым». Оказалось, что в новогоднюю ночь наши песни слушала чуть ли не вся Латвия.

Потом я вошел во вкус и стал давать один авторский концерт за другим. И люди приходили! Более того, билеты даже продавались с рук, дороже, чем в кассе. Они стали дефицитом, как консервированный зеленый горошек. В конце 60-х- начале 70-х я дал 90 (!) авторских концертов. Нереальная цифра!

Мы записали пластинку мелодий РЭО, и ее полумиллионный тираж разошелся за считанные дни. Рижский эстрадный оркестр был на вершине славы.

Но мне уже хотелось чего-то нового.

Я видел, что на Западе входят в моду поп-группы, которые в Советском Союзе назывались вокально-инструментальными ансамблями – ВИА. В Москве уже появились «Голубые гитары», «Поющие гитары» и другие группы, которые играли на современных электронных инструментах. Я понимал, что на наших глазах рождается новое направление в эстрадной музыке. Под крышей государственной филармонии, где мы тогда работали, такие «вольности» нам бы никто не позволил.