Власть. Новый социальный анализ - Бертран Рассел Страница 28

всякого нападения; но даже и для него оно было бы лишь предметом, радующим глаз, поскольку все свои нужды он мог бы удовлетворить угрозой убийства, не прибегая к каким-либо платежам. Такое положение вещей было бы по природе своей неустойчивым, если не считать, возможно, очень редкого населения, живущего собирательством. Сельское хозяйство невозможно, если нет средств предотвратить незаконное проникновение и кражу урожая. Очевидно, что анархическое сообщество, составленное из более или менее цивилизованных людей, таких как искатели на золотых приисках, вскоре создадут какое-то свое правительство, аналогичное Комитету бдительности. Энергичные люди объединятся, чтобы помешать другим их грабить; если нет никакой внешней власти, которая могла бы вмешаться, они могут сами грабить других, однако они будут заниматься такими грабежами умеренно, опасаясь убить курицу, несущую золотые яйца. Они могут, к примеру, продавать защиту в обмен на процент от прибылей других людей. Это называется подоходным налогом. Как только появляются правила, определяющие предоставление такой защиты, царство военной силы приобретает облик царства закона, тогда как анархия прекращается. Но конечной основой права и экономических отношений все равно остается военная сила Комитета бдительности.

Конечно, историческое развитие было совершенно другим, поскольку оно шло постепенно и, как правило, не зависело от людей, привычных к более цивилизованным институтам, чем те, при которых они в данный момент жили. Тем не менее нечто вроде вышеописанного происходит каждый раз в условиях чужеземного завоевания, особенно если завоеватели представляют незначительное меньшинство; землевладение обычно возводится к такому завоеванию. В международных экономических отношениях мы еще не достигли стадии, представленной первой стадией Комитета бдительности: более сильные нации все еще извлекают деньги из более слабых, применяя угрозу смерти. Это иллюстрируется недавними нефтяными операциями Британии в Мексике, вернее, могло бы иллюстрироваться, если бы не доктрина Монро. Более яркая иллюстрация – статьи о репарациях в Версальском договоре. Однако во внутренних экономических системах цивилизованных стран правовые основания достаточно сложны. Богатство церкви зависит от традиции; наемные работники могут в определенной степени улучшить свое положение за счет профсоюзного движения и политических акций; жены и дети имеют права, основанные на моральных чувствах общества. Но какие бы правила ни задавало государство, военная власть остается главным фоновом фактором их исполнения.

В случае частных лиц правила, определенные государством, составляют применяемую к ним часть права. Эта часть права, как и всякая другая, действенна только в том случае, если она поддерживается общественным мнением. Общественное мнение, согласное с восьмой заповедью, порицает кражу, определяя ее в качестве такого изъятия собственности, которое осуждается законом. Следовательно, экономическая власть частных лиц в конечном счете опирается на мнение, а именно на моральное осуждение кражи, а также на чувство, которое позволяет определять кражу в рамках права. Там, где такое чувство является слабым или отсутствует вовсе, собственность оказывается под угрозой; Сталин, например, свою карьеру начинал в роли благородного разбойника, занимавшегося своим ремеслом ради дела коммунизма. Мы видели, что в XIII веке власть папы римского освобождать людей от морального обязательства перед восьмой заповедью позволила ему контролировать итальянских банкиров.

Экономическая власть внутри государства, хотя в конечном счете она производна от права и общественного мнения, легко приобретает определенную независимость. Она может влиять на право путем коррупции, а на общественное мнение – путем пропаганды. Она способна навязывать политикам обязательства, которые мешают их свободе. Она может угрожать финансовым кризисом. Но у ее возможностей есть достаточно четкие пределы. Цезарю помогли захватить власть его кредиторы, которые не видели иной возможности вернуть себе долг, помимо его успеха; но, когда он действительно добился успеха, он стал достаточно могущественным, чтобы бросить им вызов. Карл V брал в долг у Фуггеров деньги, необходимые для покупки поста императора, но когда стал императором, то одним щелчком пальцев лишил их того, что они ему одолжили[26]. Уже в наши дни лондонский Сити пережил нечто подобное, помогая немцам в их восстановлении; и то же самое можно сказать о Тиссене, который помог Гитлеру прийти к власти.

Рассмотрим власть плутократии в демократической стране. Она не смогла внедрить азиатскую рабочую силу в Калифорнии и Австралии, разве что в самый ранний период и в небольших объемах. Она не смогла уничтожить профсоюзное движение. Она, особенно в Великобритании, не смогла избежать значительного налогообложения богатых. Также она не смогла предотвратить социалистической пропаганды. Но зато она смогла помешать правительствам, состоящим из социалистов, внедрить социализм, а если они упорствовали, она могла бы вызвать их падение, спровоцировав кризис или же при помощи пропаганды. Если бы и этого оказалось недостаточно, она могла бы устроить гражданскую войну, чтобы помешать установлению социализма. Это означает, что в тех случаях, когда проблема проста и общественное мнение вполне определенно, плутократия бессильна; но, если общественное мнение пребывает в нерешительности или же смущено сложностью проблемы, плутократия может добиться желаемого ею политического результата.

Власть профсоюзов представляет собой противоположность власти богатых. Профсоюзы могут сдерживать применение труда цветных, предотвращать свое собственное вымирание, добиваться страхований на случай смерти и подоходных налогов, а также сохранять свободу собственной пропаганды. Однако пока они так и не смогли установить социализм или же сохранить у власти правительства, которые им нравились, но которым не доверяла большая часть нации.

Таким образом, способность экономической организации влиять на политические решения в демократической стране ограничивается общественным мнением, которое во многих важных вопросах отказывается подчиняться даже мощнейшей пропаганде. Демократия там, где она существует, обладает большей реальностью, чем готовы допустить многие противники капитализма.

Хотя экономическая власть, покуда она регулируется правом, в конечном счете зависит от землевладения, в современном обществе наибольшая доля такой власти принадлежит не номинальным землевладельцам. Во времена феодализма люди, обладавшие землей, обладали и властью; они могли определять заработные платы такими мерами, как Статут о чернорабочих, а с растущей силой кредита разбираться погромами. Но там, где развилась промышленность, кредитование стало сильнее номинального землевладения. Собственники берут в долг – разумно или неразумно, а потому становятся зависимыми от банков. Это общее место, и обычно оно считается лишь следствием перемен в технике производства. Но на самом деле, что можно понять из процессов, происходящих в Индии, где сельскохозяйственная техника не является современной, в той же мере это результат власти и решимости государства следить за исполнением закона на практике. Там, где закон не является всемогущим, заимодавцев время от времени убивают их должники, которые в то же время сжигают все документы, доказывающие их задолженность. Все, кто был связан с землей, от принца до крестьянина, привыкли брать взаймы с появления первых кредиторов; но только тогда, когда закон соблюдается и применяется, заемщик должен оплатить процент, иначе он разорится. Там, где такое случается, экономическая власть, производная от земельной собственности, переходит от заемщика к