Власть. Новый социальный анализ - Бертран Рассел Страница 29

В современной большой корпорации собственность и власть совпадают далеко не всегда. Это обстоятельство, поскольку оно значимо для США, весьма детально проанализировано в важной книге Берла и Минса «Современная корпорация и частная собственность» (The Modern Corporation and Private Property, 1932). Они утверждают, что, хотя собственность носит центробежный характер, экономическая власть – центростремительный; в результате тщательного и исчерпывающего исследования они приходят к выводу, что в настоящий момент две тысячи человек контролируют половину промышленности всех США (p. 33). Современного директора они считают аналогом королей или пап былых времен; с их точки зрения, о его мотивах можно больше узнать, изучая таких людей, как Александр Великий, чем рассматривая его в качестве преемника ремесленника, фигурирующего в работах Адама Смита. Сосредоточение власти в этих огромных экономических организациях аналогично, как они утверждают, ее концентрации в средневековой церкви или в национальном государстве, то есть оно таково, что позволяет корпорациям на равных конкурировать с государствами.

Легко понять, как вообще возникла такая концентрация. Например, обычный акционер железнодорожной компании не имеет права голоса в управлении железной дорогой; в теории он может иметь столько же прав, сколько средний избиратель на парламентских выборах – в управлении страной, но на практике он имеет даже меньше. Экономическая власть над железной дорогой находится в руках очень небольшого круга людей; в Америке она обычно оставалась в руках одного человека. В каждой развитой стране весь объем экономической власти принадлежит узкому кругу индивидов. Иногда такие люди – частные капиталисты, как в Америке, Франции или Великобритании; иногда они политики, как в Германии, Италии или России. Последняя система возникает там, где экономическая и политическая власть слились друг с другом. Тенденция экономической власти сосредотачиваться в руках меньшинства является общим местом, однако она относится и к власти в целом, а не только к экономической власти. Система, в которой экономическая и политическая власть слились, представляет собой более поздний этап развития, чем тот, на котором они обособлены, так же как сталелитейный трест относится к более поздней стадии, чем множество конкурирующих друг с другом мелких производителей стали. Но пока я не собираюсь обсуждать тоталитарное государство.

Обладание экономической властью может привести к обладанию военной или пропагандистской властью, однако столь же возможен и обратный процесс. В первоначальных условиях военная власть обычно является источником всех остальных видов власти, если рассматривать отношения между разными странами. Александр был не так богат, как персы, а римляне – не так богаты, как карфагеняне; однако благодаря победе на войне победители в обоих этих случаях стали богаче своих противников. Мусульмане, когда история их завоеваний только начиналась, были намного беднее византийцев, а тевтонские захватчики – беднее Западной империи. Во всех этих случаях военная власть стала источником власти экономической. Но внутри арабской нации военная и экономическая власть пророка и его семьи проистекала из пропаганды; то же относится к власти и богатству церкви на Западе.

Есть несколько примеров государств, которые приобрели военную власть благодаря своей экономической силе. В античности наиболее известными примерами такого рода являются греческие морские города и Карфаген, в Средневековье – итальянские республики, в современности – сначала Голландия, а потом Англия. Во всех этих случаях, исключая в какой-то мере Англию после промышленной революции, экономическая власть основывалась на торговле, а не на владении сырьем. Некоторые города или государства приобретали частичную монополию на торговлю благодаря сочетанию умения с географическими преимуществами. (Одних преимуществ было недостаточно, что можно понять на примере упадка Испании в XVII веке.) Богатство, полученное благодаря торговле, тратилось в том числе на наемников, а потому превращалось в средство приобретения военной власти. Однако у этого метода имелся недостаток, поскольку он постоянно создавал опасность бунта или общего предательства; по этой причине Макиавелли его не одобряет и советует набирать армию из граждан. Такой совет, возможно, разумен в случае большой страны, обогащенной торговлей, но в случае греческого полиса или небольшой итальянской республики он был бесполезен. Экономическая власть, основанная на торговле, может быть устойчивой только в том случае, когда она принадлежит большому сообществу или же тому сообществу, которое намного цивилизованнее своих соседей.

Однако торговля потеряла свое значение. В силу усовершенствования способов коммуникации географическое положение сегодня не так важно, как раньше; а из-за империализма сильным государствам сегодня меньше нужна внешняя торговля, чем в прошлом. Сегодня важной формой экономической власти в международных отношениях является обладание сырьем и продовольствием; а наиболее значительные виды сырья – те, что необходимы для войны. Следовательно, военная и экономическая власть практически перестали друг от друга отличаться. Возьмем, к примеру, нефть: страна не может воевать без нефти и не может владеть нефтеносными районами, если она не способна воевать. Любое из этих двух условий может не выполняться: нефть Персии не принесла пользы персам, поскольку у них не было надежной армии, а вооруженные силы Германии будут бесполезны для Германии, если только немцы не смогут добыть себе нефть. Похожая история возникает и в ситуации с пищевыми продуктами: сильная военная машина требует изымания огромной части национальной энергии из сферы производства продуктов питания, а потому зависит от военного контроля над обширными плодородными регионами.

Экономическая и военная власть в прошлом никогда не были столь тесно связаны, как сегодня. Ни одна нация не может быть сильной без развитой промышленности и доступа к сырью и продуктам питания. Но именно посредством военной власти нации получают доступ к таким видам сырья, которые недоступны на их собственной территории. Немцы во время войны получили путем завоевания нефть из Румынии, а урожай – с Украины; государства, которые извлекают сырье из тропиков, удерживают свои колонии за счет военной силы или силы своих союзников.

С распространением образования увеличилась роль, которую в национальной власти играет пропаганда. Нация не может добиться успеха в современной войне, если только большинство людей не готовы претерпеть лишения и если только многие не готовы умереть. Чтобы вызвать такую готовность, правители должны убедить своих подданных в том, что война – дело настолько важное, что оно стоит жертвы. Пропаганда сыграла значительную роль в победе союзников в последней войне, и она же была почти единственной причиной победы Советов в 1918–1920 годах. Очевидно, что те же причины, что ведут к слиянию военной и экономической власти, стремятся также к объединению их обеих с властью пропаганды. В действительности существует общая тенденция к объединению всех форм власти в единой организации, которой по необходимости оказывается государство. Если только в игру не вступят противоположные силы, различие видов власти вскоре будет представлять интерес лишь с исторической точки зрения.

Здесь мы должны рассмотреть взгляд, который был популяризован марксизмом, а именно представление о том, что капитализм стремится разжигать классовую войну, которая в конечном