Эрнест Хемингуэй - Пятая колонна Страница 11

Он хотел взять из моей чулок триста песет. Что мне делать? Говорить «да, да, бери, пожалуйста»? Нет, я кусал.

Правильно.

Ты так думаешь? Правда?

Правда.

Ты хороший. Слушай, ты теперь не будешь делать ошибки с большой блондинка?

Знаешь, Анита, — боюсь, что буду. Боюсь, что в этом-то вся беда. Мне ужасно хочется сделать колоссальную ошибку. (Он подзывает официанта, смотрит на свои часы. Официанту.) Который час на ваших?

(смотрит на стенные часы над стойкой и на ручные часы Филипа). Ваши верны.

Вот и будет колоссальный.

Ты ревнуешь?

Нет. Только ненавижу. Вчера вечером я старался любить. Я говорил о'кей, все товарищи. Идет большой стрельба. Может всех убивать. Надо все со всеми товарищами. Трубка мира. Не думай о себе. Не будь эгоист. Люби врага, как себя. Все эти глупости.

Да, это было ужасно.

Такой глупости только можно до утра. А как проснулся, я сразу — ненавидеть эта женщина.

Не надо, Анита.

Что ей нужно от тебя? Она брать мужчина, как цветы рвать. От скука. Просто рвать цветы и поставить в комната. Ты ей нравился, потому что ты тоже большой. Слушай, мне ты нравился, даже если карлик.

Ну, ну, Анита. Не увлекайся.

Слушай хорошо. Ты мне нравился, все равно, если больной. Все равно, если старый и урод. Все равно, если горбатый.

Горбуны — счастливые.

Ты мне нравился, если несчастный горбун. Ты мне нравился, если нет деньги. Тебе нужно деньги? Я буду тебе давать.

Вот, кажется, единственное, чего я не пробовал на этой работе.

Я не в шутку. Я серьезно. Филип, не надо блондинка. Ты приходи назад, где для тебя о'кей.

Боюсь, что не выйдет, Анита.

Попробуй. Ничего не менялся. Раньше нравился, опять понравится. Всегда так, когда мужчина — настоящий мужчина.

А я, вот видишь, переменился. Я и сам не рад.

Ты не менялся. Я тебя знаю хорошо. Я тебя знаю давно. Такие, как ты, — не меняться.

Все люди меняются.

Неправда. Устать, да. Уходить, да. Пошататься, да. Сердиться, да, да. Обижать, да, очень много. Меняться? Нет. Только новый привычка. Это привычка, больше ничего. И всегда так, одинаково.

Я понимаю. Это верно. Но, видишь ли, встреча с кем-нибудь из своих — это выбивает из колеи.

Она не свой. Не такой, как ты. Это другой порода.

Нет, это та же порода.

Слушай, эта большой блондинка уже делал тебя сумасшедший. Ты уже не думать правильно. Она похож на тебя, как краска похож на кровь. Посмотреть — одинаковый. Может быть, кровь. Может быть, краска. Хорошо. Наливай краска в тело вместо кровь. Что будет? Американский женщина.

Ты несправедлива к ней, Анита. Пусть она ленива, избалована, даже глупа и страшная эгоистка. Но она очень красивая, очень милая, очень привлекательная и даже честная — и, безусловно, храбрая.

О'кей. Красивый? Зачем тебе красота, когда ты свое уже получил. Я тебя знаю хорошо. Милый? О'кей; может быть, милый, может быть, и не милый. Привлекательный? Да. Она привлекать, как змея кролик. Честный? Ты меня смешил. Ха-ха-ха! Честный, пока не доказывал, что нечестный. Храбрый? Храбрый! Ты опять меня смешил до слез. Храбрый! Вот я смеюсь. Хо-хо-хо! О чем ты думал в эта война, если не видишь, кто храбрый и кто просто не понимать опасность. Храбрый… Вот так. (Встает из-за стола и хлопает себя по заду.) Вот. А теперь я ушел.

Ты очень строго о ней судишь.

Строго? Я бы бросал гранату в постель, где она спать, сию минуту. Я говорю правда. Вчера вечером я старался. Все эти глупости. Приносить жертва. Уступить. Ты знаешь. Теперь только одно — и самое лучшее. Ненавижу.

(Уходит.)

(официанту). Меня не спрашивал товарищ из Интернациональной бригады? Зовут его Макс. У него лицо изуродовано, вот тут. (Показывает рукой на рот и подбородок.) Передних зубов нет. И десны черные, там, где жгли каленым железом. А здесь шрам. (Проводит пальцем по нижней челюсти.) Не видели такого товарища?

Такого здесь не было.

Если такой товарищ придет, попросите его зайти в отель.

В какой отель?

Он знает в какой. (Выходит, в дверях оглядывается.) Скажите ему, что я пошел его искать.

Занавес

Сцена 3

Декорация та же, что в сцене 3 акта 1. Два смежных номера 109 и 110 в отеле «Флорида». Уже темно, и занавеси задернуты. В номере 110 темно, и там никого нет. Номер 109 ярко освещен: горит настольная лампа, люстра на потолке и лампочка, прикрепленная к спинке кровати. Включены и рефлектор и плитка. Дороти Бриджес в закрытом свитере, суконной юбке, шерстяных чулках и мягких сапожках что-то варит в кастрюле с длинной ручкой. В прикрытые занавесями окна проникает далекий гул орудий, Дороти звонит. На звонок никто не является. Она звонит еще раз.

Ох, чтоб его, этого монтера. (Подходит к двери и открывает ее.) Петра! Петра!

Слышны приближающиеся шаги горничной. Она показывается в дверях.

Да, сеньорита?

Где монтер, Петра?

Разве вы не знаете?

Нет. А что? Пусть он придет починить звонок.

Он не может прийти, сеньорита, потому что его нет в живых.

Что такое?

Он был убит вчера вечером, он вышел на улицу во время обстрела.

Он вышел на улицу во время обстрела?

Да, сеньорита. Он шел домой. Он немного выпил.

Несчастный!

Да, сеньорита, это ужасно.

А как он был убит?

Говорят, кто-то стрелял в него из окна. Я не знаю. Так говорят.

Кто же станет стрелять из окна?

Они всегда стреляют из окон по ночам во время канонады. Пятая колонна. Те люди, которые воюют против нас в самом городе.

А зачем им понадобилось убивать его? Ведь он был простой рабочий.

Они и видели, что он рабочий, — по одежде.

Ну конечно, Петра.

Потому-то они его и убили. Они наши враги. Даже мои враги. Если бы меня убили, они бы радовались. Они бы думали: одной рабочей душой меньше.

Но ведь это ужасно.

Да, сеньорита.

Это же отвратительно. Значит, они стреляют в людей, даже не зная, в кого они стреляют?

Ну да. Они наши враги.

Это ужасные люди.

Да, сеньорита.

А где мы возьмем монтера?

Завтра мы найдем кого-нибудь. Но сейчас никто не придет. Вы лучше не жгите столько света, сеньорита, а то как бы пробки не перегорели. Оставьте только одну лампу.

Дороти гасит все лампы, кроме лампочки у кровати.

Так мне даже не видно, что из моей стряпни выходит. Пожалуй, это и лучше. На банке не сказано, можно это греть или нет. Вот гадость, должно быть, получится!

А что у вас там варится, сеньорита?

Не знаю, Петра. Этикетки не было.