Уильям Шекспир - Король Лир. Буря (сборник) Страница 5

Входит Освальд.

А, это ты, мой любезный? Пойди-ка сюда поближе. Кто я такой, по-твоему?

Отец моей госпожи…

«Отец твоей госпожи»? Ах ты, негодяй своего господина, сучий сын! Шавка кудлатая!

Я не сучий сын, милорд, и не шавка, с вашего позволения.

Как ты смеешь так смотреть на меня, наглец?

Меня нельзя бить, милорд.

А пинать, как мяч, можно?

Благодарю тебя, приятель. Ты хорошо мне служишь.

Ну, вставай, живо! Я научу тебя уважать старших. Ступай прочь, деревенщина! Не то я снова растяну тебя во всю длину. Смекнул? Ну, то-то.

Освальд уходит.

Благодарю тебя, дружище. Вот тебе честно заработанное. (Дает ему денег.)

Входит Шут.

А вот и от меня награда – мой петушиный гребень.

Что это значит, дружок?

Бери смело; эта шапка по тебе.

Почему, дурак?

Потому что только дурак вступается за тех, кому изменила фортуна. Надо знать, откуда ветер дует, а то недолго и простудиться. Так что бери и не сомневайся. Погляди на этого мудреца: он прогнал двух своих дочерей, а третью благословил против своей воли. Если ты будешь ему служить, мой колпак тебе как раз впору. (Лиру) Как дела, дядюшка? Если бы у меня было две дочери, я бы купил себе два колпака с колокольчиками.

Для чего, дурак?

Я бы отдал все свое добро дочерям, а себе оставил два дурацких колпака. Хочешь, одолжу тебе один? Второй попроси у дочек.

Берегись, любезный, как бы тебе не отведать плетки.

Правде, как верному псу, всегда грозят плеткой: убирайся к себе в конуру, ты слишком громко лаешь. А сучка Бланш скачет перед камином и радостно тявкает.

Это не парень, а сущая язва.

Хочешь, я скажу тебе мудрый стишок?

Скажи.

Запоминай, дядюшка:

Считай то, что тратишь,Хватай, что ухватишь,Таи то, что знаешь,Держи, что поймаешь,Цени, что имеешь,Смотри, что посеешь,Не пей больше кружки,Не верь потаскушке, —Не станешь убогимСкитальцем безрогим.

Ничего мудрого я тут не вижу.

Так ты и не заплатил мне ничего. Мудрость денежек стоит, как говорил один адвокат.

И то правда. Из ничего ничего и не выйдет.

Объясни ему, приятель, что то же самое с доходами от земли, которую он раздал.

Злой дурак!

А знаешь, дядюшка, в чем разница между злым дураком и добрым?

Ну, объясни.

Кто дал тебе советОтдать зятьям свой трон,Тот добрый был дурак,Но хуже злого он.Взгляните – тут рядкомДва славных дурака:Один прикрылся колпаком,Другой – без колпака.

Не меня ли ты дурачишь, дружок?

Все прочие титулы ты роздал, но этого у тебя не отнять – он прирожденный.

Не такой уж он дурак, милорд.

Конечно, не такой. Мы дураки маленькие. – А хочешь, дядюшка, я тебя научу, как из одного яйца сделать две короны?

Как?

Очень просто. Да ты сам это умеешь.

Король корону, как яйцо,Рассек мечом шутя,Увидел две скорлупки —Запрыгал, как дитя.Пляши, пляши, цыпленокС седою бородой,Дурацкую макушкуСкорлупкою прикрой!

А не боишься, что тебя высекут за такие слова?

Пусть высекут того дурака, который скажет, что это неправда.

Шутам невесело сейчас,Дела их стали плохиС тех пор, как умники у насВедут, как скоморохи.

Что-то распелся сегодня, голубчик. Что это на тебя нашло?

Это на меня нашло с той самой поры, когда ты дочек своих сделал мамками, дал им в руки розги и сам снял с себя штанишки.

От счастья плакали они,Фортуну объегоря,Тогда-то, видя этот срам,Дурак запел от горя.

Полно врать, дурень. Я вижу, ты давно не получал взбучки.

Врешь ли, правду говоришь, одна плата – плетка. Лучше молчать; но и за молчание могут вздуть. Куда дураку деваться? Наша профессия нынче не в цене. С тех пор как мудрые дали себя одурачить, нас слишком много развелось. Лучше быть кем угодно, только не шутом – и не королем в отставке.

Входит Гонерилья.

Гляди-ка, дядюшка, вот тебе несут кашку и бутылочку с соской.

Ну, здравствуй, дочка. Вижу, ты не в духе.Тебя я часто хмурой застаю…

Были времена, когда тебя мало заботило, в духе она или не в духе. Тогда ты был сам себе господин; а теперь – нуль без палочки. Я и то поважнее тебя: я Шут, а ты никто.

Всё, молчу! Вы велите мне попридержать язык – я понял это по вашим глазам, мадам. Молчу, молчу.

Кто всё спустил с высокой горки,Захочет есть, а нет ни корки.

Был бычок – стал сухой стручок.

Сэр, не один лишь этот наглый шут,Вся ваша невоздержанная свитаВесь день буянит, пьянствует, бранитсяИ ставит кверху дном всё в замке. РаньшеЯ думала, вы их угомонитеПо нашим просьбам, но теперь я вижу,Что, покрывая явные бесчинства,Вы лишь потворствуете им. Боюсь,Мы вынуждены будем предпринятьИные меры, чтоб покончить с буйством,Гостеприимству тоже есть предел.

А вот еще стишок:

Писклявил кукушонок,Покуда был он мал,А вырос из пеленок —Папашу заклевал.

Свечка погасла, и мы впотьмах.

Вы – наша дочь, мадам?

Довольно, сэр.Оставьте глупости и выкрутасы,Которые не подобают вам,И возвратитесь к трезвому рассудку.

Приехали, сказал осел, когда в болото он забрел. С праздником тебя, дядюшка!

Кто я такой? Ужели вправду Лир?Чьи эти руки? Разве Лир так смотрит?Так говорит? Так ходит? Нет, не верю;Не может быть… Какой тяжелый сон!Эй, кто-нибудь, кто помнит короля,Скажите мне, кто я теперь?

Тень Лира.

И вправду. Можно было догадаться.Когда-то, быв еще в уме и в силе,Я, кажется, имел трех дочерей…

Которые хотят сделать из тебя послушного папочку.

Как вас зовут, сударыня?

Довольно!Устала я от ваших представлений.Прошу вас, правильно меня поймите:Вы стары, вам пристало быть мудрей.Сто рыцарей огромной вашей свитыС их дерзким, необузданным разгуломДвор герцога всечасно превращаютВ подобье постоялого двора.Поэтому мы предлагаем, сударь,Уменьшить вдвое шумную ораву,А тех, что остаются, – приструнить,Чтоб знали, как себя вести.

Проклятье!Седлайте лошадей; сзывайте свиту.Тебя, бездушный выродок, отнынеОбременять собою я не стану.Есть у меня другая дочь.

Вы бьетеМоих людей, а ваш разгульный сбродЧинит обиды высшим.

Входит герцог Олбанский.

Слишком поздноРаскаянье пришло!

Вы тоже, сэр?И вы того желаете, не так ли?

Готовьте лошадей.

Слуга уходит.

Неблагодарность,Исчадье ада с сердцем ледяным!В обличии дочернем ты ужасней,Чем гад морской.

Что тут случилось, сэр?

Ты лжешь, стервятник подлый! Мой отряд —Цвет рыцарства, отборные дворяне,Отлично знающие, в чем их долг,Блюдущие всего превыше имяИ честь свою. О как был мелок промахКорделии, что показался мнеТаким ужасным и, как рычагом,Перевернул мой разум, в одночасьеИзгнав любовь из сердца и взаменВселив вражду и гнев!

Дурацкий Лир,Стучи теперь в ворота, что впустилиТаких гостей!– Уйдем отсюда, шут!

Милорд, поверьте, я здесь неповинен,Я ничего не знал.

Речь не о вас. —Услышь мои моления, Природа!Великая богиня, затвориЕй чрево, сделай так, чтоб никогдаОна не знала славы материнства;Пускай все детородное ееУсохнет, пусть из проклятого лонаВовек не явится на свет дитя;А если явится, пусть будет злым,Жестоким и бесчувственным, чтоб вечноТерзать и мучить мать, чтоб насмехатьсяНад скорбью материнской, чтобы слезыДо срока на ее щеках изрылиГлубокие морщины, – вот тогдаОна поймет, насколько хуже яда,Острей, чем жало горькое змеи,Детей неблагодарность.– Ну, идемте!

Уходят Лир, Шут, Кент, рыцари и слуги.