Иннокентий Анненский - Фамира-Кифарэд Страница 6

СЦЕНА ДЕСЯТАЯ

ТЕМНО-ЗОЛОТОГО СОЛНЦА

Фамира. Вдали хор. Его строфы чередуются со строфами Фамиры.

Скоро пляска в лунном морсНоги белые обымет;Усыпят нас только зори,Только полдень нас поднимет.

Темные розы осыпали куст,Осыпали куст…О, бред!Появись, кифарэд!Улыбнись, златоуст!О, бред!И в сердце желанье вложи ей,Твоей беловыей…

Там, покорные желанью,Лань убив над водопоем,Мы оставленного ланьюГрудью белою напоим…

Долго хранил ты Адмету стада,Адмету стада,О, бред!Ты ль друзей, кифарэд,Покидаешь когда?О бред!Цевницу настроив, вручи ей,Твоей беловыей…

Бубна тяжкому гуденьюВторить будет лес, волнуем:Дни там будут таять тенью,Ночи — сладким поцелуем.

В травах таяся, залоснился щит,Залоснился щит…О, бред!И моей, кифарэд,Он тоскою звучит,О, бред!Но песни угодны ль мои ей,Твоей беловыей?..

Бубна, бубна не жалейте!Надоест и дома ложе.А изменит сердце флейте,Кифарэдом стань, о боже!

Темные розы унес Дионис,Унес Дионис…О, бред!Но до струн, кифарэд,Лишь смычком прикоснись.О, бред!И розы тогда не нужны ей,Твоей беловыей…

Стань, о Вакх, обманно-лунный,Золотисто-синеглазыйТиховейный, дальнеструйный,И по фаросу алмазы.

Черные косы, — бела и строга,Бела и строга,О, бред!Лишь твои, кифарэд,Ей желанны луга…О, бред!На что и желанья мои ей,Твоей беловыей?

СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯ

СУХОЙ ГРОЗЫ

Покуда звучат последние строфы, Нимфа, которая слушала разговор сына с Силеном и его песни, идет к дому медленными шагами. Некоторое время она молчит, опустив голову, и только перебирает угол фаты. Потом выпрямляется.

Душа его смутилась. И трепещутОт непривычной бури струны.РозМечта его полна, он кличет, ищет…Горячими губами белый стебельТех музыку таящих роз — двух роз…Зачем ему Евтерпа? Я ошиблась.Сирены он соперник этой. ОнУнизить бы хотел ее…Унизить?Но как, но как?Целуя, может быть,Ей белый стебель шеи?Он, Фамира?И я отдам? Я уступлю егоКому-нибудь на свете?Но со мнойОн девять лун провел…

— да, без медовой…О, страшный сон, уйди… молю, уйди,Освободи мне волю…

Я забыла,Как молятся.О царь мой, я, Кронид,От молнии твоей терплю, но пламяБез радости уж гаснет — только слезСоленый ключ в пустынном сердце выжгло.Филаммон был таким же точно… да…Но двадцать лет — я не хочу следовВ его кудрях — серебряных, и синихНалитых жил, и загрубелой кожиОстывшего объятья.Замолчи,Проклятое безумье! Эти тирсы,И запахи небрид, и мускус…Мать,Опомнись, что ты делаешь! ТолкаешьДитя в преступный бой и сумасшедший,Как ты сама? Как все здесь, даже он,Не загрязнен еще, но уж осиленРаскаяньем любовным?Да… о чем жеМолиться мне?.. О славе кифарэда,Чтобы пришла к нему Евтерпа… так?Или позор Фамиры сердцу слаще?Да, да — позор Фамиры…Про себяСобрать слова такие страшно… Я жеИх отдаю эфиру…

О Кронид,Коли твоею волей это пламяВо мне горит безумья и тоски,Пускай мой сын Фамира…

Нету силыПроизнести заклятье — молокоКормилицы мутится от соседстваС отравою лозы…

Я их солью…Раскаты ближе и сильнее.Царь заглушить меня задумал — нет,Желание мое сильнее страха.Оставь Фамиру жить… Но не давай,Кронид, ему победы… ЗаклинаюТебя твоим вертепом критским, царь…

Тучи расходятся — видимо, что где-то вдали идет дождик, блестящий и парный. В одном из просветлевших облаков вырисовывается абрис улыбающегося Зевсова лица.

СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ

С той стороны, куда ушел Фамира, слышны голоса и показывается кифарэд. За ним, причитая, идет Кормилица. Фамира, Нимфа, Кормилица.

Да перестань же, право. Если б дажеОна лгала. А для чего, скажи,Выдумывать ей, няня? Разве сказкаУж так плоха и очутиться в нейС таким родством обидно?

Ох, малютка!Ох, обойдут тебя! Беги от них,Пока живым не съели.

Нимфа, слышишь?Умоляющие жесты старухи.Ты напугала няню. Посмотри же,Кормилица, в глаза ее… иль тамНайдешь обман и злобу?

Если в детствеТы не дала мне ласки, мать, затоЯ счастием теперь обязан НимфеЕдинственным. Я буду как титан,Похитивший с небес огонь, но людямЯ дам огонь и чище, и нежней…Когда ж потом мой сын…

О нет, Фамира,Загадывать не надо. И зачемТы принял бой так спешно?

Иль иначеНебесный луч мелодии ееДойти бы мог до сердца?Улыбнись же!Не надо туч — я так тебя люблю,И всех люблю, и все люблю, что сердцуИ грудь тесна, а звезды жили там,Эфирные горели выси.

Нимфа, закрывшись, плачет.

Знаю,О чем ты плачешь. Что же делать? ВолюСудьба таит до время. Но тебяНе упрекну, не думай, дорогая,За жребий мой — куда бы ни повлекДрожащей чаши он. Довольно… Сатир.

СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯ

СКВОЗЬ ОБЛАКА ПРОБИВШЕГОСЯ СОЛНЦА

Те же и Силен. Он несет за спиной мех с вином, и к поясу привешены чаши. Увидев его, старуха с криком убегает в дом.

Силен, Фамира, Нимфа.

Силен молча садится на землю и медленно начинает распутывать один за другим завязки меха. По лицу его струится пот.

Силен! Ну что ж тебе сказали?

Папа-Силен, когда ж мы к ней?..

Мешка еще не развязали,А он уж молит: «Пополней!»

Минут так мало. Ради вышних,Ее ответ! Я столько ждал.

У нас и много их. Но лишнихСилен на тени не видал.Для вас и радость — только бред,Коль не зарница ночи мрачной,А для силенов, кифарэд…А для силенов, кифарэд…

Она — в узлах одежды брачной…Что счастье людям? Тень листаНа зыбкой пыли вертограда?Гляди — и чаша налита,А губы сухи — вот отрада.

Я жду, Силен…

Здоровье ваше…Прикажете, друзья мои, по чаше?

Не пью.

Силен пьет с поклоном.