Иннокентий Анненский - Фамира-Кифарэд Страница 7

С той стороны, куда ушел Фамира, слышны голоса и показывается кифарэд. За ним, причитая, идет Кормилица. Фамира, Нимфа, Кормилица.

Да перестань же, право. Если б дажеОна лгала. А для чего, скажи,Выдумывать ей, няня? Разве сказкаУж так плоха и очутиться в нейС таким родством обидно?

Ох, малютка!Ох, обойдут тебя! Беги от них,Пока живым не съели.

Нимфа, слышишь?Умоляющие жесты старухи.Ты напугала няню. Посмотри же,Кормилица, в глаза ее… иль тамНайдешь обман и злобу?

Если в детствеТы не дала мне ласки, мать, затоЯ счастием теперь обязан НимфеЕдинственным. Я буду как титан,Похитивший с небес огонь, но людямЯ дам огонь и чище, и нежней…Когда ж потом мой сын…

О нет, Фамира,Загадывать не надо. И зачемТы принял бой так спешно?

Иль иначеНебесный луч мелодии ееДойти бы мог до сердца?Улыбнись же!Не надо туч — я так тебя люблю,И всех люблю, и все люблю, что сердцуИ грудь тесна, а звезды жили там,Эфирные горели выси.

Нимфа, закрывшись, плачет.

Знаю,О чем ты плачешь. Что же делать? ВолюСудьба таит до время. Но тебяНе упрекну, не думай, дорогая,За жребий мой — куда бы ни повлекДрожащей чаши он. Довольно… Сатир.

СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯ

СКВОЗЬ ОБЛАКА ПРОБИВШЕГОСЯ СОЛНЦА

Те же и Силен. Он несет за спиной мех с вином, и к поясу привешены чаши. Увидев его, старуха с криком убегает в дом.

Силен, Фамира, Нимфа.

Силен молча садится на землю и медленно начинает распутывать один за другим завязки меха. По лицу его струится пот.

Силен! Ну что ж тебе сказали?

Папа-Силен, когда ж мы к ней?..

Мешка еще не развязали,А он уж молит: «Пополней!»

Минут так мало. Ради вышних,Ее ответ! Я столько ждал.

У нас и много их. Но лишнихСилен на тени не видал.Для вас и радость — только бред,Коль не зарница ночи мрачной,А для силенов, кифарэд…А для силенов, кифарэд…

Она — в узлах одежды брачной…Что счастье людям? Тень листаНа зыбкой пыли вертограда?Гляди — и чаша налита,А губы сухи — вот отрада.

Я жду, Силен…

Здоровье ваше…Прикажете, друзья мои, по чаше?

Не пью.

Силен пьет с поклоном.

Зараз уж выпей и мою.

Силен выпивает и целует кончики пальцев.

И жаль, но солнце не без пятен…А впрочем, ваш отказ понятен.Вы отвечали: «Я не пью»,Как я сказал бы: «Не пою».Дельфийский бог кифару предложи мне,Чтобы ему подтягивал я в гимне.

Ну, а теперь, любимые мои,Какой-нибудь кусок.Нимфа дает ему хлеба. Силен ест и пьет.Дадим покой и чашам.

Поцеловать одну еще разок,Один разок.

и я к услугам вашим.

Фамира, ты готов?Мы живо вспашемОбратный путь.

О, Феб еще высок…

Папа-Силен, ты шутишь?

Вот так раз…А давеча-то кто ж: «Сейчас, сейчас!»Условье принято. Пан будет за судью.Состав суда — из нас и Терпсихоры.Ну, дети, я свалил вестей такие горы,Что вам оставлю мех…

Аккуратно складывает мех на землю, Фамира хочет ему помочь.

Постой… Сперва допью.

Пьет, вытирает губы и уходит с Фамирой.

СЦЕНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

РОЗОВОГО ЗАКАТА

На орхестру сбегают группы сатиров. Немая сцена — они ищут в траве и кустах вакханок. Флейта. Кастаньеты. Пляски. Солнце близко к закату. Облака на западе уже огненны и розовы последними лучами.

Я искал тебя день,Целый день голубой,Но вина мне не пень:Утолюсь я — тобой.

Любам ночи, флейте час,Флейте час,Зазнобил я губы…Нимфы, прилелейте нас,Нимфы, пожалейте нас!Поцелуйте, любы…

Я — усталая лань,Ты — родник ледяной,О, блесни, только гляньИ сольешься со мной.

Скучны выси-дали нам,Дали нам,Голубые дали…Но когда б ужаленным,О, когда б вы дали нам,Только губы дали.

Только глаз не таи:Ты — обида, я — нож,И в объятья мои,Как в огонь, упадешь…Ариозо томного СатираВ закатном небе,Где взор мой тонет,Ужель мой жребийБогов не тронет?..Всегда к борьбе яАтлет готовый,И по тебе яТоскую, вдовый.Ты уж не пламя ль,И в высях дымаНе жемчугами льЖивешь, таима?О нет, не пламя,Нет там, не в звездах,И, не колдуя,В поспевших гроздахМежду цветамиТебя найду я…И на левадеДушисторосойПушистокосойШепну менаде,Что в синей далиВсе вижу лань я,Что крепче сталиМои желанья;Что худ я страшно,А голодаю,Что слаще брашнаЯ ожидаю:Чтоб АмимонаДала мне спелыхДва лунно-белыхСвоих лимона.При этом зноеНочами зябнуть,Немудрено иВконец ослабнуть.О злая Парка!Довольно местиТвоей воочью,О злая Парка!Сегодня ночьюМы будем вместе,Сегодня ночьюНам будет жарко.

СЦЕНА ПЯТНАДЦАТАЯ

ЛУННО-ГОЛУБАЯ

Близка ночь. Сатиры мало-помалу прекращают игры и музыку и ложатся спать в траву. С востока показывается луна. Сумрак заменяется синеватым светом. Только деревья еще черней, сплошные и тяжелые. На сцену выходит Нимфа, убранная в большие и пышные цветы, белые и желтые. Она с голыми руками.

«Их только две таких у нас бывает».О нимфа, так ли это? А цветы?..Твои цветы? И эта ночь? Была лиКогда-нибудь менада беспокойней,Что тень небес все медлит… все нельзяВ рассеянном уме запечатлетьПозорно-сладкой тайны? Те — ГекатыБескровные колдуньи в волосаИ черные и душные своейВладычицы старались ли упрятатьПоспешнее и глубже змей своихИ желтые яды… чем это сердцеЧерез глаза горящие глядетьВ невидные глаза, и на свободеС другим сливаться сердцем, и егоТревогою безвольной заражать?

Братцы… женщина…Другой, погущеНе наша?

Плохо вижу я, папаша.

Проберитесь по кустам,Да узнайте там, не наша ль.Но смотрите: если кашельИли насморк, я задам.

Шелест в траве, потом: