Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного Страница 70

Иван. Нам потребно доброе литейное дело. Ныне всю колокольную медь на пушки пустить. То добрая медь для пушек. А заказы правительства и церквей принимать лишь с разрешения царя. Особые же пушки впервоочеред. Отлить заново гаубицу Игнатия, которая еще при казанском походе была. Пищаль Левик, Степана Петрова медная на колесах. Та Степанова пушка со мной при осаде Полоцка была. Да добре отлить, чтоб на большей части орнамент. Я для казанского похода 150 пушек имел больших, много мортир и полковых пушек. Во время полоцкого похода 200 орудий имел!

Царевич Иван. Ныне, батюшка, истощала Русь от долгой войны и разорения. Тяжко снова под Псков столько артиллерии поставить.

Иван. Иван-сын, под Псковом – сражение, от которого зависит судьба страны. Под Псковом все возможное собрать надо, прежде прочего – боеприпасы, порох и ядра. Что ныне с порохом да ядрами, Годунов?

Годунов. Имеем ядер и пороху немало, государь. Дьяк Басенок Верещагин да ты, подьячий Свягин, зачитай-ко.

Верещагин (берет бумагу). Государь милостивый, в Коломне на складе 5500 ядер хранится для сороковых пушек, 12 400 для затынных пищалей, 3030 свинчатых, всего 20 930 ядер, 62 пуда зелья – пороху – в восьми бочках, 5 пудов селитры и серы.

Подьячий Свягин. В Торжке в каменном погребе 37 пудов пороха, 25 пудов свинца на пули для самопалов, 3440 железных ядер.

Иван. Перед ливонской войной пушечный двор послал мастеров в иные города, где издревле развито кузнечное мастерство и есть железная руда, чтобы там делали. В Новгороде день и ночь делать, сделать 600 ядер.

Годунов. Исполним, государь. В Новгороде недалеко от пушечного порохового двора, в Москве на реке Неглинной, около Успенского оврага зелейный двор, зелейные варницы в самом Пскове, в Воронеже, Острове, Коломне, Серпухове, Муроме, Боровске. В Туле зелейный двор на Пятницкой улице.

Иван. В Серпухове целые зелейные слободы, а в Москве есть зелейные мастера. То сделаем!

Годунов. Сырья мало. Ныне в сырье идет и перегной с животными остатками.

Иван. Добыча селитры чтоб была общая повинность всех тяглых людей. Монастырям можно откупиться деньгами. Пороху надобно много. (Подходит к окну. Из окон дворца видно зарево пожара.) Где-то горит?

Нагой. Государь милостивый, разъезды неприятеля литовского сожгли несколько деревень близко от твоей резиденции. Литовцы идут на Ржев. То особо заботит и тревожит, государь, что в дни литовского нападения ты, государь, с семьей тут, в Старице, вблизи Ржева.

Щелкалов. Государь, у нас в Посольском приказе от шпигов получено известие, что у поляков обсуждается план твоего, государя, пленения. Для того будто послан Николай Красный Радзивилл с летучим отрядом польских казаков.

Иван. Отошлю жену с младенцем-сыном прочь, а сам начну готовить Старицкую крепость к обороне. Нагой, скажи, чтоб шла царица Мария для прощания.

Нагой. Слушаюсь. (Посылает слугу.) Государь, в Старице с тобой, царем, не более семисот дворян и стрельцов. То тревожит.

Иван. Есть еще триста детей боярских в окрестных селах, да стоят под Ржевом русские полки. (Входят царица Мария Нагая и нянька Аграфена с младенцем Дмитрием.) Марьюшка, скучал по тебе и грустил. Дай-ка я тебя облобызаю. (Целует царицу.) Да сына нашего, царевича и князя Угличского, облобызаю. (Целует младенца.) Хорошо ли сын спал?

Мария. Хорошо, государь мой. А я все молюсь, государь, все молюсь, с той поры, как еретик в Троице сына проклинать почал. Наказан ли еретик греческий?

Иван. Уж наказан, Марьюшка. В дальний монастырь послан в узах, сиречь в оковах.

Аграфена. Государь благоверный с государыней благоверною, надобно пойти в церковь к налою да взять узел святого песка речного, какой старцы-паломники принесли из палестинских стран. Тем песком вокруг посыпать и почать читать псалтырь ради защиты младенца царевича, князя угличского Димитрия.

Иван. Делай так, Аграфена. Однак ныне, Марьюшка, отсылаю тебя в Москву, поскольку поляки и литовцы недалеко рыщут. Нагой, гляди, чтоб царица благополучно поехала.

Нагой. Уж погляжу, государь. Дорога неблизкая, да не шибко хороша, то отправлю не в карете, а в колымаге, сделанной на рыдванную стать, покрытую сукном же.

Иван. Честь ли царице в колымаге ехать, на колесах просто, как простая телега!

Нагой. Так надежней, государь. Не так, как бывают кареты висячие на ремнях. А по такой дороге скоро не поедешь, а поедем, как в каптане о двух оглоблях, с лошадью без дышл, а иных лошадей прибавим в припряжь.

Иван. Делай как знаешь, Афанасий Федорович. Чтоб царицу с младенцем беречь! А колымага чтоб была по обе стороны с затворами слюдяными и завесами тафтяными. Чтоб колымага была закрыта теми тафтяными же. И как случится царице идти с младенцем в церковь, чтоб от сглаза около во все стороны несли суконные полы, что люди видети не могут, чтоб не зрели. Также в церкви стоять, и чтоб люди их видети не могли, кроме церковников. И чтоб бывали в церкви завешаны тафты, и в то время в церкви кроме всяких бояр и ближних людей чтоб иных людей не бывало.

Нагой. Все то исполним, государь.

Иван. Годунов, тебе также особо следить за здравием и бережением угличского царевича Димитрия.

Годунов. Ухитримся, государь.

Нагой. Государь милостивый, мы, Нагие, родичи царицы и царевича, то лучше умеем сделать, чем иные. Мало кому ныне можно верить, государь.

Иван. Правда твоя, Афанасий Федорович. Моя правота с изменными боярами ныне особо видна. Боярское иудино противостояние видно. Сравнить их, изменных бояр, с Иудою, так как наслаждений ради мира сего православное христианство и православных государей предали. Потому беречься надобно! (Ходит.) Даром ли сделал резиденцию тут, в Старице, стал словно бы старицким князем. Здесь чувствую себя безопаснее, чем в Москве, среди бояр изменных. Тут удел мой. Ржев и Зубцов тоже в уделе.

Нагой. Государь, ныне литовцы неподалеку. Хорошо б уехать в Зубцов али во Ржев.

Иван. Однако тут, в Старицком дворце, уж уговорился встретиться с папским посланцем Поссевино. Пушкин, скоро ли иезуит приедет?

Пушкин. Скоро, государь. Едет с секретарем.

Иван. Тут, в Старице, ждать буду важного разговора. Ты ж, Мария, с сыном езжай. Бог тебе в помощь. (Обнимает и целует Марию и сына. Мария Нагая, Нагой с нянькой и младенцем уходят.) Присутствие Поссевино оказывает нам большую помощь.

Царевич Иван. Батюшка, не поступиться бы нам слишком многим за ту помощь. Прежде прочего православием.

Иван. Я принимаю папского посла не как апостола, а как дипломата. Я велел, чтоб приехал не в сутане, а в одежде дворянина – в шляпе и при шпаге. (Ходит.) Так ли, Пушкин?

Пушкин. Истинно так, государь. Прежде прочего надобно сближение между Москвой и Римом, которому так старательно и упорно в течение века сопротивляется Польша. Польша издавна стремится поссорить нас с Европой, чтоб извлечь из того свою выгоду.

Щелкалов. Государь, твой царский гонец от Посольского нашего приказа Истома Шевригин много тому способствует. Больше того, он добился прямого давления со стороны Рима на Польшу, на врага Москвы. Приезд папского нунция Поссевино тому пример.

Иван. Истому Шевригина от меня, царя, наградить собольей шубой. Также пошли подарки папским посланцам. Тут, в Старице, Поссевино должен быть встречен с восторгом как устроитель желанного мира, но в то же время я, православный царь, проявлю необычную сдержанность. В Москве не допускается ни католической церкви, ни какого-либо подворья иезуитского. Московский двор лишь выражает свое согласие на дипломатический обмен с Римом и на свободный проезд папских посланцев в Персию. Все то записать в посольских верящих грамотах.

Щелкалов. Государь, договор через крестное целование, али как с басурманскими странами?

Иван. Через крестное, поскольку вера – крест – у нас едина. Однак, милые мои, скидок папский престол не получит, никаких привилегий.

Царевич Иван. Батюшка, в грамоте так и записать? Возможность привлечь Москву в лоно католической церкви отвергается.

Иван. Нет, Иван-сын, так не запишем, ибо то противоречит дипломатии, а запишем туманно и неясно, как и раньше. А между тем посол папы должен приступить к своему посредническому делу.

Щелкалов. То ухитримся, государь. С титулом, государь, в грамоте будет тяжко. Мы в Москве следим, как ты велел, за тем, чтобы полностью титуловали тебя, царя, иностранными послами. Однак соседи и иные страны тот титул твой царский не признают.