Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного Страница 73

Верещагин. Государь милостивый, я, дьяк Басенок Верещагин, про честь государеву твою сказать хочу. В договорной грамоте, переданной нам от польско-литовского двора, ты прописан не царем, а лишь великим князем.

Иван. То есть поруха мне, какую не след допускать. Послы должны не допустить порухи государевой чести. Равными себе я по-прежнему признаю в мире только германского императора и турецкого султана.

Поссевино. Государь, разве уж о всем ином договорено, что остается лишь вопрос о титулах?

Иван. Нет, я хочу, чтоб прежде прочего в договоре меня именовали не только царем, но и государем Ливонии.

Поссевино. Государь, поляки будут возражать. В Польше говорят: «Что значит этот новый титул – царь?» Царями назывались прежде татарские ханы в Казани и Астрахани. Этого мало для московского государя. Если же царь означает кесарь, это много для него. Европа знала кесаря одного лишь – государя императора германского, и он может возразить против нового титула государя московского Ивана.

Щелкалов. Государь, надобно скорей договориться о главном.

Иван (недовольно). Что есть главное, Щелкалов? Честь государева – вот главное!

Верещагин. Истинно так! В споре можно сослаться на передачу царского титула князю Владимиру императорами Гонорием и Аркадием.

Поссевино. Государь, ошибка в пятьсот лет. Императоры Аркадий и Гонорий, умершие пять веков тому назад, не могли передать великому государю Владимиру титул кесаря.

Подьячий Связев. То были другие Гонорий и Аркадий, жившие позже.

Поссевино. Государь, может быть, послы смешали их с другой парой братьев, императорами Василием и Константином византийскими, современниками князя Владимира? Вижу, ученость Посольского приказа теперь в упадке в связи с глубоким унижением, которое вообще вынужден потерпеть московский двор.

Царевич Иван. Батюшка, иезуит ведет себя нагло. Надо бы прервать переговоры.

Иван (сердито). Ежели Европа будет вести себя нагло, я откажусь от того, что обещал раньше. Я требую немедленного снятия осады Пскова и присылки польского посольства. Я за этим и обращался к папе. В ответ на мое миролюбие Баторий прислал мне письмо с вызовом на поединок. То не может внушить мне миролюбивых настроений. Сначала я старался говорить о том скорее с грустью, чем с гневом, но ныне уж не могу сдержать гнев.

Поссевино. Государь, сообщи мне содержание документа.

Иван (сердито). Польский король назвал мою мать, великую княгиню Елену Глинскую, дочерью литовского дезертира. Баторий упрекает меня, что я не спешу на помощь осажденным городам, но ведь я считаю себя связанным перемирием с врагом. Также как может король отрицать римское происхождение царствующего в Москве дома? Если б не было Прусса, брата кесаря Августа, откуда бы Пруссия получила свое название?

Поссевино. Источником всякой власти является Рим, хочу напомнить о том. Карл Великий был коронован одним из предшественников нынешнего папы Григория Тринадцатого.

Щелкалов. Государь, мы теряем много времени. Папский легат раздул мелочь в целую гору. Остается, государь, один исход, к которому раньше уж прибегали: писать грамоты разно для каждого государства.

Иван. Истинно так. Главное – скорее окончить войну. На крайний случай пусть в своей грамоте пишут меня великим князем. Ради мира я согласен на такое умаление своего достоинства.

Поссевино. Государь, Бог смиряет гордость нашу. Уже в Полоцке я считал требования Батория чрезмерными и находил, что пора бы окончить войну без дальнейших осложнений. Всем она надоела. С тем и отправлюсь в польский лагерь под Псков.

Иван. То мне, царю, особо приятно. Прощаясь, скажу тебе, что отпускаю тебя к королю Стефану с добрым чувством, шлю с тобой поклон и прошу тебя после переговоров о мире в том смысле, как велел папа, вернуться в Москву. Присутствие посла мне приятно ради пославшего тебя и благодаря твоей верности моим царским делам. Тебя, Поссевино, хотел бы позвать к себе на службу и охотно платил бы тебе хорошие деньги. Так как папа приказал, чтоб мир был заключен согласно желанию моему, царя, сей мир должен быть в моих интересах, и то вытекает из смысла дипломатии.

Поссевино. Однако по религиозным вопросам мы не продвинулись вперед: ни на постройку католических церквей, ни на водворение иезуитства в Москве разрешения не последовало. Папа же мне сказал: сперва религиозный союз, потом уж политические соглашения. (Слышен шум и выстрелы.)

Иван (тревожно). Что стряслось? (Вбегает дворянин.)

Дворянин. Государь, летучий отряд Радзивилла прорвался к Старице.

Годунов. Надобно немедленно уходить, государь!

Поссевино. Еще одно доказательство, государь, как потребен тебе мир. Уже в твою резиденцию явилась другая договаривающаяся сторона. Храни тебя Бог, государь! (Царь Иван со свитой убегают. Выстрелы и шум сражения усиливаются.) Хитрый московит с большой ловкостью добивался моего расположения отдаленной надеждой на религиозный союз, но я понял, что теряю даром время.

Секретарь. Можно надеяться на большее после заключения мира, судя по осторожной форме отказа и по недомолвкам в уступках.

Поссевино. Нет, монсеньор Болоньетти. После этих переговоров с московитами мыслю, что хлыст польского короля, может быть, является лучшим средством для введения католицизма в Московии. О том отпишу кардиналу Комо.

Секретарь. Это означает, что, отказавшись от посредничества, Рим поддерживает Польшу?

Поссевино. Напротив, монсеньор Болоньетти. Это означает, что хлыст польского короля должен быть всего лишь орудием Святой церкви. Roma locuta est[25]. Польше не будет позволено вести войну до победы. Святой престол выскажется против продолжения такой войны. Польша будет остановлена в своем порыве, а если она будет упорствовать, над ней разразятся громы Ватикана.

Секретарь. Но согласится ли польский король отдать близкую победу? И в Риме не все с тем согласны, считая союз католической Европы с Московией против турок химерой!

Поссевино. Да, монсеньор Болоньетти. Мысль о союзе против ислама есть химера. Филиппу Испанскому много забот с новым покорением Португалии. Венеция очень заинтересована гаванями Леванта, но для Рима такая религиозная лига есть ширма, скрывающая интересы практического свойства. Если папе даже и не удастся поднять европейские державы для нового Крестового похода, все ж в их единомыслии святой отец видит возможность вернуть свое прежнее значение. Протестантство отступает во многих пунктах. В Нидерландах вытесняет его Филипп Фарнезе, во Франции подняли голову Гизы, в Швеции под покровительством втайне сочувствующего короля Юхана, женатого на сестре прежнего польского короля Катерине Ягеллонке, королева воспитывает наследника престола в пламенной католической вере. В Польше диссиденты больше не являются политической партией. Потерянная для Германии Ливония тоже ускользает от лютеранской Реформации. В Риме полагают, что во власти протестантов остается только Англия, часть империи и Дания. Если примирить Москву с Польшей и под предлогом общей обороны против турок удастся заставить Габсбургов заключить коалицию с Венецией, к святому Риму может, пожалуй, вернуться господство над миром. Вот отчего я согласился быть посредником между московским царем и польским королем, но буду настаивать, что мир может быть заключен на основании такого союза, который соединит всех в лоне истинной церкви. (Крики и шум сражения совсем рядом. От сильного удара распахиваются двери и поляки врываются в комнату.)

1-й поляк (кричит). Хапай московитов! (Хватает Поссевино и секретаря.)

2-й поляк. Изготовься, московит, к вечным мучениям! (Замахивается саблей.)

Поссевино. Оставь меня, холоп, ежели не хочешь умереть в королевской темнице! Я – посол римский Поссевино с секретарем своим. (Вбегает Радзивилл, окруженный воинами.)

Радзивилл. Пся крев, упустили злодея! Ушел злодей, русский царь!

1-й поляк. Ясновельможный гетман пан Радзивилл! Схватили тут обоих, да говорят, что они послы латинские.

Поссевино. Мир тебе, пан Радзивилл, с воинством твоим. (Крестит его латинским крестом.)

Радзивилл. Ах, то вы, пан нунций, да в таком мирском одяге? Благодарите Бога, что мои жовнеры сгоряча мечом не посекли, учинивши непочтенну холопску смерть!

Поссевино. Чего ради такое зло учинять, пан Радзивилл? Мы лишь слуги Божьи, посланные ради мира святым папой. Verba magni clusis Moscovia ad me[26].