Хуан Аларкон - Сомнительная правда Страница 9

Уходят.

Пасео де Аточа.[21]

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Дон Бельтран, дон Гарсия.

Что скажешь?

Лучше скакунаВо всей вселенной встретить трудно.

Чудесный зверь!

Объезжен чудно,И вся повадка в нем умна.Какая мощь, какой огонь!

Дон Габриель, твой брат покойный,Считал, что это самый стройныйИ самый благородный конь.

Мы забрались в такую даль,Что здесь вы можете свободноСказать мне все, что вам угодно.

Верней, излить мою печаль.Ты кабальеро или кто ты?

Я сын ваш, так я разумею.

Мой сын? И этого довольно,Чтобы считаться кабальеро?

Мне кажется, сеньор, что да.

Какое ложное сужденье!Нет, кабальеро только тот,Кто это подтверждает делом.Кто дал начало благороднымДомам? Их отдаленных предковВеликолепные дела.Не знатное происхожденье,А подвиги простых людейПокрыли их потомков честью.Высок иль низок только тот,Кто низок иль высок на деле.Так или нет?

Дать благородствоИ подвиг может, несомненно;Но и без подвигов возможноБыть благородным по рожденью.

И если можно честь добыть,Родясь без чести, кто посмеетОспорить, что рожденный с честьюЛишиться может этой чести?

Никто.

Поэтому и ты,Себя поступками бесчестя,Хотя по крови ты мой сын,Перестаешь быть кабальеро.И если ты себя в народеСвоим позоришь неведеньем,То не спасет отцовский герб,Не в помощь доблестные предки.Молва доносит мне до слуха,И я не властен опровергнуть,Что ты обманами и ложьюВсей Саламанке был известен!Так родовит и так ничтожен!Нельзя последнему плебеюИ молвить даже, что он лжет,А ты, что ты намерен делать,Когда обычай стариныГласит, что тот живет без чести,Кто обвинителю во лжиКровавой местью не ответит?Или клинок твой так могуч,Иль тело у тебя так крепко,Что отомстить ты можешь всем,Хоть весь народ твердит об этом?Как человек быть должен низмен,Когда душой его владеетПорок, который всех пороковБезрадостней и бесполезней!Распутника к себе влечетЕстественное наслажденье;Стяжателя прельщает власть,Которую приносят деньги;Обжору движет вкус к еде;Такого, кто к игре привержен,Надежда выиграть зоветИли желание развлечься;В грабителе живет корысть,Убийцу вдохновляет мщенье,Любителя скрестить клинкиСтремленье к славе и надменность;Любой порок в конце концовЧему-то служит, чем-то тешит;А что, скажи, приносит ложь,Как не позор и поношенье?

Кто заявляет, что я лгу,Тот лжет.

И это — ложь. Ужели,Чтоб оправдаться предо мной,Ты не нашел другого средства?

Раз вы решили мне не верить…

Иль я глупец, чтобы поверить,Что только ты один правдив,А целый город лжет зачем-то?Ты должен общую молвуБесспорным делом опровергнуть,Понять, что ты не в прежнем мире,В беседах быть правдив и сдержан.Не забывай, что видит насКороль, святой и безупречный,Что перед ним своих греховНе скрасишь тем, что сам он грешен;Что здесь ты в окруженье грандов,Маркизов, графов, кабальеро,Что, став известен, твой порокТебя лишит их уваженья;Что ты мужчина с бородой,Что у тебя клинок привешен,Что ты родился благородным,Что, наконец, ты мой наследник.Мне больше нечего сказать;И этих слов моих, надеюсь,Довольно для того, в ком естьПриродный ум и чувство чести.Ну, а теперь, чтобы ты виделМою заботу и раденье,Узнай, что я тебе, Гарсия,Нашел прекрасную невесту.

Лукреция моя!

Мой сын,Вовек не изливало небоСтольких божественных даровНи на кого из бедных смертных,Как на прелестную Хасинту,Дочь дон Фернандо де Пачеко,Которая мои сединыТолпой внучат должна утешить.

Лукреция! Нет, ты однаМоя владычица навеки!

Ты что же мне не отвечаешь?

Я твой навеки, видит небо!

Ты что так мрачен? Говори,Я жажду твоего ответа.

Я мрачен, потому что долженОтвергнуть ваше предложенье.

Но почему же?

Я женат.

Женат! О небо! Как же это?Ты тайно от меня женился?

Пришлось, и тайно, это верно…

Кто из отцов был так несчастен!

Сеньор, не огорчайтесь; взвесивПричину дела, вы найдете,Что я избег ужасных следствий.

Скорее же! Вся жизнь мояНа хрупком волоске трепещет.

Теперь мне надо изощритьВ последней мере весь мой гений.

Так вот, отец мой. В СаламанкеЕсть кабальеро благородный,Сеньор дон Педро де Эррера.Ему от неба был ниспосланЧудесный дар, второе небо,Дочь, на ланитах у которой,Лучами озаряя землю,Почило два огромных солнца.Чтоб перейти скорее к делу,Скажу короче, что природаСмесила все свои дары,Чтобы создался этот облик.Но бессердечная Фортуна,Блага распределяя дробно,В противовес ее заслугамЕе решила обездолить;И, сверх того, что дом ееНе столь богат, сколь благороден,Два брата, раньше, чем сестра,На свет родились в этом доме.Я, увидав ее однаждыВ ее коляске над рекою,Сказал бы: «Кони Фаэтона!»[22]Будь Эриданом скромный Тормес.Не знаю, право, кто вручилГорящий факел Купидону;Я только ощутил, как сразуМеня объял внезапный холод.Какой же может быть огонь,Пылающий и беспокойный,Когда душа отрешенаИ тело двинуться не может?Мне рок судил ее увидеть;Увидев, стать слепцом влюбленным,За ней, сгорая, устремиться…В чьем сердце — лед, пусть судит строго!Я начал под ее окномСкитаться днем, скитаться ночью,Я посылал гонцов и письма,Терзаясь от тоски любовной,Пока не сжалилась она,А может быть, влюбилась тоже,Затем что даже и богиниЛюбви законам подневольны.Во мне усиливалась нежность,В ней возрастала благосклонность,И небо комнаты ееРаскрылось мне однажды ночью.Моя горящая надеждаУже достичь была готоваПредела безысходной мукиИ завоевывала скромность,Как вдруг — шаги; ее отецИдет к ней в спальню, как нарочно!Он никогда к ней не входил,И, как назло — вот этой ночью!Она, взволнованно, бесстрашно,Находчиво, — по-женски, словом,Мое полуживое телоСпихнула в глубину алькова.Вошел дон Педро. Дочь емуНа шею бросилась притворно,Чтобы, укрыв свое лицо,Успеть оправиться немного.Они уселись, и отец,Подчеркивая каждый довод,Стал предлагать ей выйти замужЗа благородного Монроя.Она, лукаво и послушно,Ответила как раз настолько,Чтоб и отца не огорчитьИ чтобы мне не сделать больно.Они на этом распрощались;Старик направился к порогу,Но не успел еще ногойПереступить его, как тотчасПроклятье вечное тому,Кто изобрел часы, ей-богу!Мои карманные часыЗабили, возвещая полночь.Услышав этот звон, дон ПедроПромолвил дочери: «Вот новость!Откуда у тебя часы?»Она ответила спокойно:«Мне их прислал, чтоб починить их,Племянник ваш, дон Дьего Понсе;У них там нет часовщиков,А в них поправить нужно что-то».«Ты мне их дай, — сказал отец,Я сам об этом позабочусь».Услышав это, донья Санча,Так звали девушку, проворноБежит ко мне, чтоб у меняИх снять с груди, пока не поздно,Пока ее старик-отецСам не отправился на поиск.Когда она их доставала,Шнурки задели, как нарочно,За пистолет, который яДержал в руке, на все готовый.Курок упал, раздался выстрел,Красавица при этом громеЛишилась чувств. Старик-отецВ испуге поднял крик и вопли.Я, видя небо на землеИ гаснущими оба солнца,Решил, что жизнь моей душиПередо мной простерта мертвойИ что в кощунстве столь огромномПовинен, по веленью рока,Извергнутый из пистолетаСвинцовый шарик окрыленный.Тогда, с отчаяньем в груди,Я шпагу выхватил для боя;Мне даже тысяча враговКазалась бы ничтожной горсткой.Чтоб мне отрезать отступленье,Подобные двум львам голодным,Врываются ее два брата,И слуги к ним спешат на помощь.Хоть без труда мой гнев и мечСквозь них кладут себе дорогу,Но человеческая силаБессильна спорить против рока.Когда я проходил сквозь дверь,Вплотную прикасаясь к створке,Я зацепился портупеейО крюк железного затвора.Тогда, чтоб отцепить ее,Я обернулся поневоле,И в этот миг стена мечейПередо мной сомкнулась снова.Тем временем очнулась Санча,И, чтобы отвратить жестокийИ неминуемый исходСтоль ужасающего спора,Она решительно и храброЗамкнула дверь, и с ней мы обаОстались запертыми в спальне,А остальные за порогом.Мы стали громоздить у двериБаулы, сундуки, коробки;Ведь даже самый жгучий гневОдолевается отсрочкой.Мы возводили укрепленья;Но осаждающее войскоУже расшатывает стенуИ дверь уже почти что ломит.Я, видя, что, при всех оттяжках,Мне уклониться невозможноОт приговора этих судей,Столь оскорбленных и достойных,Что близ меня прелестный друг,Участница моей невзгоды,И что испуг с ее ланитПохитил розовые зори,Что, не повинная ни в чем,Она встречает жребий грозный,Стараясь ловко разрушатьВсе, что судьба коварно строит,Я, чтоб воздать ей по заслугам,Чтоб умирить ее тревогу,Чтобы своей избегнуть смертиИ умертвить свои же скорби,Решенье принял уступитьИ предложить, чтоб был положенСоюзом крови между намиКонец кровавому раздору.Они, сообразив опасностьИ зная также, кто я родом,Ответили на то согласьем,Немного меж собой поспорив.Отец к епископу пошел,Чтоб дать отчет, вернулся вскореИ сообщил нам, что обрядСвершить любой священник может.Обряд свершили, сладкий мирСменил убийственные войны,Вам подарив сноху, всех крашеОт южных стран до полуночных.Но согласились все на том,Что вам об этом знать не должно:Ведь и жена моя бедна,И брак свершен без вашей воли.Но вы узнали все. Скажите,Что вас утешило бы больше:Чтоб я был мертв иль чтоб я жилСупругом дамы благородной?

Природа самых обстоятельств,Конечно, делает бесспорным,Что эта юная супругаТебе предназначалась роком.И я лишь в том тебя виню,Что мне ты не сказал ни слова.

Я опечалить вас боялся.

Когда она так благородна,Неважно, что она бедна.Что я не знал, вот это плохо!Ведь я же связан обещаньем,И вот теперь вернуться долженС подобной новостью к Хасинте!Смотри, как ты меня позоришь!Бери коня и, ради бога,Пораньше будь сегодня дома.Мне надо о твоих делахПоговорить с тобой подробно.

Я повинуюсь вам, сеньор,И возвращусь с вечерним звоном.

Уходит дон Бельтран.