Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного Страница 99

Варламище. То же и злой папа на смертном одре своем хотел перекреститься, ибо жестоко страдал. Однак лишь бешеная пена выступила у него на губах от того креста неправедного. Некто из бывших у его одра, взяв полотенце, хотел отереть ему рот, так тот словно пес ухватил зубами своими полотенце и воткнул себе в горло. И тотчас распухло тело его и весь он лопнул, потому что был телесами толст, поганый. Так он и окончил, окаянный, свою жизнь.

5-й. И нынешний так кончит, да все немцы и литва с ними заодно. От литвы и от немцев пошло всякое разорение грехов ради наших. (Крестится.)

Старик. В прежние времена, как шел литовский немец Витовт на Опочку, гонимый Божьим гневом, то начали мы с ним дело, и со срамом литвин отступил от Опочки, и по дороге застигнут был грозой. Перепуганный Витовт, отчаявшись жизни, схватился за шатерный столб и вопил: «Господи, помилуй!» Стонал: «Трясется мне, уж землею пожран, и в ад мне выйти!» Тогда, видя сие, пушечник немчин Николай, пылая злобой к православным, подвел пороховку, пушку-галку, чтоб нас, православных, побить.

Мальчик. Дедушка, велика ли пушка?

Старик. Пушка-галка литовка так велика, что ее с трудом везли тридцать коней до полдня и сорок после полдня.

Женщина. Проклятый-то ведь литвин похвальщик, видать!

Старик. Пушкарь, мастер Николай, похвалялся: «Не токмо сиею пушкою пиргос, сиречь башню стрельну – разобью, но и церковь иже Николу во граде раздражу». Меж тем церковь и стрельница – каменные.

3-й из толпы. Ух ты, пес поганый!

Старик. Николай-мастер снес переднюю стрельницу, разбил переднюю стену церкви Николы и заднюю в алтаре, но не убил и не устрашил даже священника, служившего литургию.

2-й из толпы. Бог спас! (Крестится. Народ крестится.)

Старик. Ядро вернулось назад, схватило по пути зубцы со стены и убило проклятого литовского воеводу Витовта, убило многих людей и коней. Самого же пушечника немчина Николая разорвало и разметало невидимо где. Ни тела его, ни костей нельзя было найти.

3-й из толпы. То-то мы, православные, их, латын, присвоили, примолвили, приголубили да приласкали! (Смех.)

Бирюч (с Лобного места). Народ православный! Государь наш, царь и великий князь Иван Васильевич с митрополитом Дионисием Всея Руси и с людьми светскими и духовными идут к вам на Лобное место. (Звон колоколов. Стрельцы цепью окружают Лобное место. Медленно появляется царь Иван Васильевич в сопровождении митрополита Дионисия, Годунова, Нагого, Бельского, думных бояр, воеводы Ивана Петровича Шуйского и прочих духовных, светских, воевод и воинов. Процессия останавливается у Лобного места.)

Митрополит Дионисий. Паства православная, великое свершилось. И тако великим и неизреченным Божьим милосердием преизначальной Троицы и помощницы нашей и молебницы о всем роде христианском истинной Богородицы и Приснодевы Марии; и заступлением пребожественных сил небесных; и представительством и молением великих святых чудотворцев и великого преименитого в чудесах чудотворца Николы; и пребожественной Троицы, три солнечные зари Боговидением зрети сподобившейся; и начальницы основания и повелевания и совершения богохранимого того града Пскова; и начальницы во Христе истинной веры всея Русская земля, благоверным царям и великим князем благого кореня благословенной и христолюбивой княгини Ольги, нареченной во святом крещении Еленой; и святого правнука ее благоверного князя Гаврилы Всеволодовича и преподобного отца нашего Евфросина, псковских чудотворцев; и всех святых молитвами благоверный и христолюбивый царь, государь и великий князь Иван Васильевич Всея Руси свою государеву вотчину град Псков и все пребывающе в нем от польско-литовского короля, ото всего его войска, ими же Бог весть судьбами, избавил.

3-й из толпы. Слава государю, слава святому отцу митрополиту Дионисию! Многие лета! (Звон колоколов.)

Царь Иван. Люди Божие русские, дарованные нам Богом! Умоляю вас ради веры в Бога и любви к нам, царю вашему, восприняти происшедшее подо Псковом как Божье подтверждение Руси. После падения святого Рима и нового Рима – Константинополя, третий Рим – на Русской земле. Великая княгиня Ольга, жена князя царя Рюриковича, предка моего, княжила после смерти его в Киеве, а родом была из Пскова, где поставила в окрестностях города дубовый крест, утверждая сим, что сей город станет спасителем Москвы. Также святой Евфросин, основатель Спасско-Елеазаровского монастыря в тридцати верстах к северу от Пскова, пророчествовал о спасении подо Псковом нашей отчизны. Исполнили то пророчество и воеводы наши, и воинники, также все жители псковские с главным воеводой моим князем боярином Иваном Петровичем Шуйским. Честь им и слава! (Звон колоколов. Царь Иван Васильевич обнимает и целует воеводу Ивана Петровича Шуйского.)

Иван Шуйский. Царь Иван сударь Васильевич, содержатель ты всей Руси нашей, сберегатель, прими с рук наших в свою государеву вотчину Псков-город! (Звон колоколов. Крики: «Слава!») Царь без воинства не может быти, то хай тебе воины твои поведают про дела псковские.

Воин. Государь наш батюшка Иван Васильевич, Божьей милостью и твоим государевым счастьем воров, польско-литовских людей побили мы, ратники твои. Да нам сказывали языки те из людей своих, что их побито от рук наших подо Псковом многие тысячи. А мы, холопы твои, государь, от осады той и те все переранены. Нет у нас человека целого ни единого, кто бы не пролил крови своей в Пскове сидючи за имя Божье, за веру христианскую, за тебя, государя нашего. А мы, холопы твои, которые остались от осады псковской, все уж старцы увечные, и боя уж не будет у нас за негодностью нашей. А обещали мы перед образом Предтечи в монастырь его постричись, приняти образ монашеский. А за твою государскую тую в Бога веру и твоей государской высокой рукою оборонил нас Бог от тех великих латинских сил, а не нашим молодецким мужеством и помыслом. То – твое счастье, то – твоя сила, государь.

Царь Иван. Воинники христианские, спасители отечества! Слава вам от царя вашего! (Обнимает воина.) Потому же повелеваю сохранити добропобедных храборников, иже за Христову веру пострадавших, яко же правых мучеников, скончавшихся от мучительских польско-литовских рук. Воевода Иван Петрович Шуйский, сколько скончалось, а сколько ранено?

Иван Шуйский. Государь Иван Васильевич, все еще не подсчитано. Сих же обрели, которых в первый большой приступ людей побитых восемьсот пятьдесят три человека. Сии же люди и сих же людей в большой первый приступ ранено тысяча шестьсот двадцать шесть человек.

Иван. Раненых повелеваю из государевой казны лечить. Казне, Годунов, то записать.

Годунов. Исполним, государь.

Иван. Также из казны плиты на могилы воинов, павших в ливонской войне.

Годунов. Государь милостивый, заказаны уж надгробия Псковско-Печерского монастыря.

Иван. Знаю те надгробия, то – майоликовая керамика. Майолика – глина из свежежженых глин, с глазурью – покровом зеленовато-желто-коричневым. Добрый цвет, летний цвет живой природы, цвет травушки-муравушки, отличный от мертвенно-бледных белых каменных надгробий. Славно костям воинским под такими надгробиями, и души воинские на небесах возрадуются. А мне, царю, без воинства неможно быти. Также Александр Великий, король Македонии, увидал одного молодого озябшего воина, посадил его на теплое место, где сам сидел, и возбудил к себе любовь со стороны воинов. А к Августу, кесарю римскому, основателю рода нашего, царей русских, была любовь за такие дела, потому как и король был самым победоносным счастливым правителем. Стрельцам и казакам надобно жалованье дать большое из казны. (Крики стрельцов и казаков: «Слава государю! Любо! Любо!»)

Казак. Государь наш батюшка, когда пошла литва на приступ, знамена у них зацвели, и прапоры как есть стали цветы многие. От труб великих и набатов неизреченный визг, от гармат шум. Дивен и страшен был приход их подо Псков, никак нельзя того пострашнее быти. Почали стены и башни топорами рубить и ломами великими ломать, а на стены многие на лестницах взошли, хотели нас взять того часу своими силами. В те поры уж у нас стали стреляти по их осаде из города, а до сех мест мы им молчали. В тот же день мы, казаки, на вылазке большое знамя царя их польского с клеймом взяли да хотели тебе его под ноги положить. (Берет знамя, бросает его под ноги царю Ивану.) Побили мы их, в тот час вышед, многие тысячи, взяли мы у них той поры на вылазке, в том бою шестнадцать знамен да двадцать восемь бочек пороху, взяли языков. Те ж поведали королевское слово к своим гайдукам: «Еже ведомы казачьи нравы и обычаи, приступами нам их николи не имать, в осадах казаки – люди жестокосердные. Под светом таких людей не видано и не слыхано. Разве нам за единую их казачью голову давати своих голов по тысяче. А они на вылазке всю нашу кавалерию с лошадей сбили!»