Юлия Друнина - Полынь: Стихотворения и поэмы Страница 19

УКОРОМ ВСЕМ

И вышел на трибуну как-то бокомС немодною бородкой человек.Поправил микрофон, потом заокал,Как спринтер, прямо с места взяв разбег.

Его в пол-уха слушали вначале,Но очень скоро стало ясно мне,Что людям нес он не свои печали —Его душа болела о стране.

О тех краях, что росчерком единымХотят на растерзание отдатьНе ведающим жалости машинам —Заставить реки повернуться вспять:Опять природу жаждем покорять.

Опять стада бульдозеров покорныхРванутся в деревеньки на таран.Морей нам, что ли, мало рукотворных,Что превратились в лягушачий стан?

Зачем, кому такое было надо?Иль родина иным не дорога?..Укором всем — затопленные грады,В болота превращенные луга.

Нет зарослей веселых, камышовых —Они, кормильцы рек, осушены.Теперь там свалка, целлофана шорох —Пейзаж луны, захламленной луны…

Природа! Ты отплатишь нам жестоко.Не постоишь ни за какой ценой…Ушел с трибуны человек, что окал,Как весь мой Север окает родной.

Ушел ершистый и не горбя плечи.Как бы на марше, сдержан и угрюм.Но тут же встал товарищу навстречуДругой поэт, другой «властитель дум».

И столько было в голосе накала,В глазах такая затаилась боль…О, как внимали рыцарю Байкала!Байкал, Байкал, мы все больны тобой!

Мы все болеем родиной, Россией,С нее влюбленных не спускаем глаз.Когда земля защиты попросила,Забыли, что уволены в запас

Фронтовики — святой эпохи дети.Им, все познавшим, с теми по пути,Кто хочет от грядущего столетьяЛавину равнодушья отвести.

У КОСТРА

Хороводились звезды. Трещали поленья.Отступил в темноту энтеэровский век.— Жаль мне ваше наивное поколенье! —Очень искренне вдруг произнес человек.

То выглядывал, то в тучу прятался месяц.Наши спутники спали и видели сны.Был моложе меня лет на восемь, на десятьСобеседник и, значит, не видел войны.

Он во всем преуспел. А какою ценою?—Для иных не имеет значенья цена…Кто умение жить посчитает виною?(Если только наружу не выйдет она…)

Насмешила меня суперменская жалость,Я с полслова ее поняла до конца —Только вера в людей мне в наследство досталасьОт хлебнувшего лиха работяги-отца.

По горящей земле пол-России протопав,Отхлебнув свою толику в общей беде,Я, как ценный трофей, принесла из окоповТолько веру в людей, только веру в людей.

Жить бы дальше без драки. Не тронешь — не                                                                                   тронутТе умельцы, кому помешать я могу,Те, что жаждут занять всевозможные троны,С исполинскою плошкой спеша к пирогу.

Но не стану молчать! Это сердца веленье.Поднимаюсь в атаку опять и опять.Жалко тех мне из вашего, друг, поколенья,Кто умеет на подлость глаза закрывать…

«Пусть больно, пусть очень больно…»

Пусть больно, пусть очень больно —И все же круши, кроши:Стучит молоток отбойныйВ запутанных шахтах души.

Стучит он и днем и ночью —Хватает тревог и бед.Проверка идет на прочность,Конца той проверке нет.

И что же здесь скажешь, кромеТого, что твержу весь век?—Надежней всего в изломеОбязан быть человек…

«Нужно думать о чем-то хорошем…»

Нужно думать о чем-то хорошем,Чтоб не видеть плохого вокруг.Верю — будет друзьями мне брошен,Если надо, спасательный круг.

Нужно верить в хорошее, нужно!Как молитву, твержу не впервой:Есть одна лишь религия — Дружба,Есть один только храм — Фронтовой.

Этот храм никому не разрушить,Он всегда согревает солдат,И в него в час смятения души,Как замерзшие птицы, летят.

ИЗ СЕВЕРНОЙ ТЕТРАДИ

В ТУНДРЕ

Ни кустика, ни селенья,Снега, лишь одни снега.Пастух да его олени —Подпиленные рога.Смирны, как любое стадо:Под палкой не первый год.И много ли стаду надо?Потуже набить живот.Век тундру долят копытцемИ учат тому телят…Свободные дикие птицыНад ними летят, летят.Куда перелетных тянетИз тихих обжитых мест?На северное сиянье?А может: на Южный Крест?..Забывшие вкус свободы,Покорные, как рабы:Пасутся олени годы.Не зная иной судьбы.Возможно, оно и лучшеО воле забыть навек?Спокойней. Хранит их чукча —Могущественный человек.Он к ним не подпустит волка,Им ягель всегда найдет.А много ль в свободе толка?Важнее набить живот.Ни кустика, ни селенья.Сменяет пургу пурга.Пастух да его олени —Подпиленные рога.И вдруг, не понять откуда,И вдруг, неизвестно как,Возникло из снега чудо —Красавец, дикарь, чужак.Дремучих рогов коронуОткинув легко назад,Стоял он, застыв с разгону,В собратьев нацелив взгляд.Свободный, седой и гордый,В упор он смотрел на них.Жевать перестали морды.Стук жадных копыт затих.И что-то в глазах мелькнулоУ замерших оленух.И как под ружейным дуломБледнел и бледнел пастух.Он понял: олени, годыПрожившие, как рабы,Почуяли дух свободы,Дыханье иной судьбы…Высокую выгнув шею,Откинув назад рога,Приблизился к ним пришелецНа два или три шага.Сжал крепче винтовку чукчаИ крикнул: «Назад иди!»Но вырвался рев могучийИз мужественной груди.Трубил он о счастье трудном —О жизни без пастуха,О том, как прекрасна тундра,Хоть нет в ней порою мха.О птицах, которых тянетИз тихих обжитых местНа северное сиянье,На призрачный Южный Крест.Потом, повернувшись круто,Рванулся чужак вперед.Олени за ним. Минута,И стадо совсем уйдет.Уйдет навсегда, на волю…Пастух повторил: «Назад!»И, сморщившись, как от боли,К плечу приложил приклад…Споткнувшись и удивленноПытаясь поднять рога,Чужак с еле слышным стономПошел было на врага.Но, медленно оседая,На снег повалился он.Впервой голова седаяВрагу отдала поклон.Не в рыцарском поединке,Не в битве он рухнул ниц…А маленький чукча льдинкиС белесых снимал ресниц.И думал: «Однако, плохо.Пастух я, а не палач…»Голодной лисицы хохот,Срывающийся на плач.Сползает на тундру туча.А где-то светло, тепло…Завьюжило. Душу чукчиСугробами замело…Назад возвратилось стадоИ снова жует, жует.И снова олешкам надоОдно лишь — набить живот…Ни кустика, ни селенья,Снега, лишь одни снега.Пастух да его олени —Подпиленные рога.

В ТАЙГЕ

Кто видал енисейские дали,Тот о них не забудет нигде…А деревья вокруг умирали,Умирали по пояс в воде.

Почернели, листва облетела.Запах тлена и мертвый плеск…Кто-то трезвый, могучий, смелыйПорешил затопить здесь лес.

И боролись за жизнь великаны:Хоть была неизбежной смерть.Было больно, и страшно, и странноНа агонию эту смотреть.

Было больно. И все-таки взглядаЯ от них не могла отвести,Мне твердили: «Так нужно, так надо.Жаль, но нету другого пути.

Что поделаешь? — Жизнь жестока,И погибнуть деревья должны:Чтоб кровинки веселого токаПобежали по венам страны.

Чтоб заводы в тайге загудели,Чтоб в глуши прозревали дома».Я кивала: «Да, да, в самом деле,Это я понимаю сама».

…А деревья вокруг умирали,Умирали по пояс в воде.И забудешь о них едва ли —Никогда, ни за что, нигде…

«Сидели у костра, гудели кедры…»