Александр Кердан - Избранное Страница 17

«Огонь не только в стужу согревал…»

Огонь не только в стужу согревалИ освещал в церквах святые лики.Бывало, он и книги пожирал,И жизни обрывал умов великих.

Так и в душе:не все, что греет, —свет,К которому душа должна стремиться…Сгорают чувства, память прошлых лет,Как будто запрещенных книгстраницы.

А ты – молчишь…Ну, что же ты, поэт,Ужель забыл былые песнопенья?Как инквизитор, в черное одет,Глядишь в огонь и ворошишьполенья…

Соперники

Так получилось: два врага —На книжной полке, рядом…Не сходятся на кулаках,Не жгут друг друга взглядом.Им надо было бы давно,Без злобы и без мести,Вот так простить друг друга,ноВ земле лежащим все равно,Что книги встали вместе.

«В деревне маленькой своей…»

Тебе слабо писать, как Пушкин…

В деревне маленькой своейХотел бы я пожить, как Пушкин…Чтоб – чистоплотные подружки,И с няней поздние пирушки,И скука много зимних дней.

И все же – отчее именье:Гуляй, хоть ночи напролет,Лови счастливые мгновенья…А в результате – вдохновенье,Как друг далекий, завернет.

Без приглашенья, ненароком,Вдруг – колокольцы у ворот!Встречай его, босой, с порога…А после – быть легко пророком,Когда округа в сне глубоком,А у тебя душа поет.

Тут все: и оды, и частушки,И прозы монолитный строй…Пока кукует мне кукушка,Хотел бы я пожить, как Пушкин,Но – я не Пушкин, я другой.

«Задумчивый, пьяный мужик…»

Задумчивый, пьяный мужикСтоит, прислонившись к березе…Коль к рифме читатель привык,С «березой» рифмуются «слезы,Мимозы, морозы, обозы».

Так вот, у того мужика(Все рифма нейдет с языка), —Что утром был вовсе тверезый,Но принял изрядную дозу —В груди пробудилась тоска!

А лучше нет средства пока —Бороться с житейскою прозой,Чем, выпив три кружки пивка,В любви объясняться березе,Ей нежные гладя бока…

«А голуби рябину не клюют…»

А голуби рябину не клюют,Она по нраву разве что воронам,Когда уже устанет быть зеленойИ холода вина в нее нальют.

Вот – наша жизнь:Еще весь в гроздьях куст,Но, словно листья, облетели грезы…Судьба-ворона так и ждет мороза,Чтоб нас с тобой распробовать на вкус.

«И высохнут дождинки на ветру…»

И высохнут дождинки на ветру,И облака заштопают прорехиСнежинками —наследницами века —В новорожденном веке, поутру.

И станут реки покрываться льдом,Как наша память —междометий коркой…И воздух будет сладковато-горький,Как вздох о несвершившемсябылом.

«Какие чудные пейзажи…»

Какие чудные пейзажиПорой являет нам закат!Над крышами многоэтажекДворцы небесные висят.

Ты из окна своей квартирыГлядишь на облачный чертогИ веришь в гармоничность мира,В котором так талантлив Бог.

Загадка

Река уносит образ и хранитВ своих волнах Вселенной отраженье.Нас к ней влечет…Она в себе таитЗагадку непрерывного движенья.

Ужели оттого, что все течет,Что сами мы когда-то канем в Лету,Так любят люди зрить струенье вод?Не все загадки требуют ответа.

Вечные темы

Опять на темы вечные пишу,Поскольку человек, увы, не вечен…Осенним полднем радостно дышу,А за окном уже январский вечер.

Высоких звезд искристый хоровод,Снег – на висках и не успеть проститься…И не дано узнать мне напередВсе то, что утром, может быть, случится.

И тут спасает Вечность…Жизнь и смерть,Любовь и нелюбовь – то свет, то тени…Когда не можешь в завтра посмотреть,Легко судить о судьбах поколений.

На рубеже

Закончена книга, а жизнь продолжается.В ней – каждое утро, как чистый листок…Живу и творю, ошибаюсь и каюсь,С одним утешеньем: еще – не итог!

Хотя и закончена старая книга,И с этой эпохой прощаться пора,Стою на пороге событий великих,Но все же не тех, что случились вчера.

Звенят, как куранты, межзвездные выси,В которые смотрит с надеждой душа…Осталось – не думать о мистике чиселИ новую книгу начать не спеша.

Из книги «Сорок семь»

«Воздух такой в нашем городе – редкость…»

Воздух такой в нашем городе – редкость.Разве, что в мае и после дождя…Будто бы это вдруг сельская местностьИз-под асфальта явила себя.

Запах черемух и запах озона —Предупрежденьем: грядут холода…Будто опять очутился я дома,Где только небо, земля и вода.

Где, растревоженный памятью древней,Сызнова ты начинаешь житье,Вдруг осознав,город – это деревня,Просто забывшая имя свое.

На окраине империи

Здесь море янтарною свежестью лечит,Качая ветрами соленую даль…На щедрость такую ответить мне нечем,Но вот расставаться заранее жальС откосом, где рядом и липы, и сосны,Где воздух йодом пропитан насквозь,Где время пронзает прозрением острым —От радости встречи, короткой до слез.

Крым

Пока еще багряная лозаВином не стала и лозою новой,И соки в ней прозрачны, как слеза,А буйство дремлет, как в слезе гроза,До встречи с твердью, дать отпор готовой,Мы можем просто молча вдаль смотреть,Как солнце раскаляет листьев медь,А вечер им подарит цвет латуни…Как в гроздьях время вызревает втунеИ ничего не ведает про смерть.

Зной

Я Черное море назвал по-старинному – Понт…Так манит меня к кипарисам, растущим вдали,Шагать по дороге – по самые икры в пыли —И чувствовать кожей, как солью становится пот.

Над выжженной степью – светило во весь горизонт,От яркого солнца в глазах вся округа темна…И цокот цикад набегает, как будто волна,В которой мне слышится слово заветное – Понт.

На Южном Урале

Париж увидел из окна автобуса…Подумаешь, вот невидаль – Париж!Названьями, что где-то есть на глобусе,Нас на Урале вряд ли удивишь.

И я бывал в Париже и в БерлинеИ через Лейпциг дважды проезжал,Хоть должен вам признаться, что донынеПределов родины не покидал.

В глухом краю между Чесмой и Варной,Проселками средь ковылей пыля,Я знал, что нет земли обетованней,Чем эта, жизнь мне давшая, земля.

И, если речь ведем мы о Париже(Пусть судят обо мне, о чудаке…),Мне тот Париж понятнее и ближе,Где говорят на русском языке.

Где нет ни башни Эйфеля, ни Лувра,Где местный храм – совсем не Нотр-Дам…Но сладок дым отеческого утра,Открытого семи степным ветрам.

«В музее под огромной лупой…»