Евгений Витковский - Век перевода (2006) Страница 26

Звезда над просекой

Ствол лесорубы валят за стволом.Так осенью заметней гнезда птичьи —Нам негде спрятаться: своим трудомМы дали лесу новое обличье…

Но вот затих зловещий тонкий звон —Священный глас усердия и тягот,Конец работе — день наш завершен,И мы считаем кольца, те, что за год

Наращивает ствол — пьяны смолой;А серебро сосновой терпкой кроныРазметанное — хрупко под ногой;И словом, с неба тайно обращенным

Вечерняя звезда взывает к нам —Невидимая прежде за ветвями…Вернемся же к покинутым домам,Как говорит прозрачный свет над нами.

ДЖОРДАН КАТАР{79}

ДЖАУФРЕ РЮДЕЛЬ{80} (1125–1148)

Далекая любовь

Дни мая душу веселят;Дрозды поют издалека;Покинув благодатный сад,Я помню ту, что далека.Не разорвать тоски тенет;И птичий хор, и вишен цветПостыли, словно снег — зимой.

Я, верно, Господом заклятЛюбовью к той, что далека.Несчастья множатся стократВ тоске о той, что далека.Паломником объеду свет,Чтоб взорами ее согретБыл серый плащ и посох мой.

Просить приюта я бы радУ той, что ныне далека.Позволит — не покину градВозлюбленной, что далека.Близ той, кому принес обет,В словах возвышенных беседЯ мир обрел бы и покой.

Скорбя и сетуя, назадВернусь от той, что далека…Увижусь с нею иль навряд?Страна любимой — далека;Троп много — да неясен след;Грядущее хранит секрет;Всё — в воле Господа благой.

Мне не узнать любви услад,Когда не с той, что далека.Прекраснее не видел взгляд —Ни рядом, ни издалека.Во имя той, что жизнь и свет,Смирюсь на сколь угодно летИ с сарацинскою тюрьмой.

Господь мой, всемогущ и свят,Создавший ту, что далека, —Дай сил, не убоясь преград,Увидеть ту, что далека.В ней встретив ласковый привет,Дворцом царей сочтет поэтСмиренный сад и кров простой.

Я стражду, я огнем объятВ мечтах о той, что далека.Манящий свет иных наградПомерк пред той, что далека.Но страсти утоленья нет:Любя, не знать любви в ответ —Таков злосчастный жребий мой.

Мне в страсти утоленья нет;Любя, не знать любви в ответ —Будь проклят приговор такой!

ЭДМОН РОСТАН{81} (1868–1918)

Смутное воспоминание, или скобки

Смеркалось. Гордый дуб покачивал ветвями(Дуб или, может быть, одна из старых лип).Я, с кресла встав, в траву уселся рядом с вамиПод растревоженной качалки легкий скрип.

Вы, белокуры, как блондинки из журнала,Качались взад-вперед, что лодка средь зыбей.Синица средь листвы беспечно щебетала(Синица — а не то обычный воробей).

Вдали играл оркестр напевное анданте(А может быть, и не анданте, а шансон)И ветка — как смычок в руках у музыканта,Во тьме незримых струн едва касалась в тон.

Искрились звезды, мир красой обезоружа,Червонный блик играл на зеркале пруда(Пруда, что, верно, был не более чем лужа),И синевой теней окрасилась вода.

Во мне мечта крыла несмело расправляла(И кто б дерзнул назвать желанием — мечту?).Взлетали кружева — подобно опахалу;Я их украдкою касался на лету.

На шляпке трепетал шелк щегольского банта;Ажурный воротник подрагивал слегка,Отделан блондами — конечно, из Брабанта(Ну, не гипюром же с фабричного станка!).

Откуда ни возьмись — как клякса на тетради! —Вам прямо на подол жук приземлился вдруг,И в страхе (или страх возник предлога ради?)Вы бросились ко мне. О, добрый старый жук!

Звучали в полутьме лукавые авансы;В глубинах томных глаз, желанием объят,Я душу прозревал и все ее нюансы(Ту душу, что была не более чем взгляд).

АЛЕКСАНДР МАКЛАХНАН{82} (1818–1896)

Долги

Ты хочешь настрадаться всласть,В глазах друзей навеки пасть,Изведать всякую напастьИ на торгиИ верность выставить, и страсть?Войди в долги.

Ты к унижению влеком?Порвешь со всеми, с кем знаком?Рад убедиться, что крутомОдни враги?Готов презреть семью и дом?Войди в долги.

Тебе порядочность смешна?Твоим обетам — грош цена?Ты чаешь обойти сполнаМытарств крути?Не знать ни отдыха, ни сна?Войди в долги.

Ты жаждешь угодить под кнут?Изведать ближних строгий суд?Ждешь, что тебя подлец и плут,Чье кредо: «Лги!»,К рукам однажды приберут?Войди в долги.

Ты честь как должно не блюдешь?Тебе милее фальшь и ложь?Направить к бездне невтерпежСвои шаги?Ты свой покой не ставишь в грош?Войди в долги.

Ты низок, гнусен и бесстыж?Ты именем не дорожишь?Способен пресмыкаться лишь?В глазах слугиИ то уронишь свой престиж?Войди в долги.

Но если честь — твой духовник,Ты сторонишься прощелыг,А нормы, к коим ты привык,Весьма строги, —Не дай завесть себя в тупик.Долгов — беги!

УИЛЬЯМ УИЛФРЕД КЭМПБЕЛЛ{83} (1858? — 1918)

Помпеянка

Под щеку руку подложив, онаЗабылась сном: в плену у сладких грез,Душа — разнежена и смятена,На трепетных устах — немой вопрос.Она не видела, как дрогнул сводИ как до срока наступила ночь,Земля влила ей в губы сладкий мед,Любовь, лишь поманив, порхнула прочь.

Мгновение — и хлынул страшный шквал,Метались толпы, рокот рос вдали,Померкли небеса: так мир узнал,Что гордый город стерт с лица земли.Жизнь канула во мрак; слепая мглаВсех поглотила — сколько ни зови.Она ж — как ее имя, где жила? —Поныне дремлет, грезя о любви.

Ад сгинул, скорбный мир обрел покой;Град канул в Лету; тек за веком век;Вершил судьбу империй род людской.И вот пришел к руинам человек,И обнажились оттиски веков,Явив нескромным взглядам красотуСкульптурных форм; пал тления покровС любви, согревшей каждую черту.

Забывшись сном, ничком лежит она,Туника облегает стройный стан;Над той, что страстью одушевлена,Не властны ни века, ни ураган.Читает сердце летописи днейВ прообразе, что смертью пощажен;Бесплодный мир забвенья и тенейОна дарит красой былых времен.

И если грянет пробужденья день,Как чает смертный, что надеждой жив,Расступится унылой смерти сеньДля той, что дремлет, губы приоткрыв;Она пробудится, чуть кликнет Бог, —Так будит зорьку пение дрозда, —Вся вспыхнет — и зардеется востокПод жарким поцелуем сквозь года.

ХАРТ КРЕЙН{84} (1899–1932)

Фантазия на темы оперы «КАРМЕН»

Витых извивов выплетая вязь,Сквозь сладковатый сигаретный чад,Виолончель ведет, одушевясь,Анданте упований и утрат.

Павлины бутафорский пламень пьют,Дам пробирает дрожь: абсента стыньСтруит Цирцеи колдовской сосуд.Темнеет карий взгляд, густеет синь.

Трепещет звук, крещендо рвется ввысь,И снова — спад. Сердца огнем зажглись.Шпалера разошлась, зашелестев:Всё шире прорезь — всё звучней напев.

Взлет — и крушение — тревожный хор —Языческих фантазий непокой.Стучит в висках, в сердцах — хмельной задор,В ночь смертный взор впивается с тоской.

Кармен! Кудрей иссиня-черный жгут!Кармен! Надежда — манит, очи — жгут.Кармен кружит, куражится мотив;«Кармен!» — вином навеянный порыв.

Качнув крылами, гаснущий финалУводит Кармен: занавес опал,Обвисла выцветшая бахрома,Ушли кутилы… лампы меркнут… тьма.

Рассвет: в тумане слышен скрип колес;Вихляясь, катит прочь цыганский воз;Но образ Кармен грезится инымДоныне — смутен и непостижим.

АРАНДИЛЬ{85} (XX–XXI вв.)