Владимир Набоков - Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме Страница 27

(подходя)

                       Конечно, он шутил!

Подслушала?

                   Нет. Я давно уж знаю —ты любишь непонятные словечки,загадки, вот и все…

(к Ганусу)

                            Ты дочь моюузнал?

         Как, неужели это — Элла?Та девочка, что с книгою всегдаплашмя лежала вот на этой шкуре,пока мы тут миры испепеляли?..

И вы пылали громче всех, и такнакурите, бывало, что не люди,а будто привиденья плещут в сизыхволнах… Но как же это вы вернулись?

Двух часовых поленом оглушили проплутал полгода… А теперь,добравшись, наконец, — беглец не смеетвойти в свой дом…

                          Я там бываю часто.

Как хорошо…

                  Да, очень я дружнас женою вашей. Мы в гостиной темнойо вашей горькой доле не однаждыс ней говорили… Правда, иногдамне было трудно: ведь никто не знает,что мой отец…

                     Я понимаю…

                                      Часто,вся в тихом блеске, плакала она,как, знаете, Мидия плачет, — молчаи не мигая… Летом мы гулялипо городским окраинам — там, где выгуляли с ней… На днях она гадала,на месяц глядя сквозь бокал вина…Я больше вам скажу: как раз сегодняя на вечер к ней еду, — будут танцы,поэты…

(Указывает на Тременса.)

          Задремал, смотрите…

                                        Вечер —но без меня…

                  Без вас?

                               Я — вне закона:поймают — крышка… Слушайте, запискуя напишу — вы ей передадите,а я внизу ответа подожду…

(закружившись)

Придумала! Придумала! Вот славно!Я, видите ли, в школе театральнойучусь: тут краски у меня, помадысеми цветов… Лицо вам так размажу,что сам Господь в день Страшного Судавас не узнает! Что, хотите?

                                       Да…Пожалуй, только…

                         Просто я скажу,что вы актер, знакомый мой, и гримане стерли — так он был хорош… Довольно!Не рассуждать! Сюда садитесь, к свету.Так, хорошо. Вы будете Отелло —курчавый, старый, темнолицый Мавр.Я вам еще отцовский дам сюртуки черные перчатки…

                             Как занятно:Отелло — в сюртуке!..

                               Сидите смирно.

(морщась, просыпается)

Ох… Кажется, заснул я… Что вы оба,с ума сошли?

                   Иначе он не можетк жене явиться. Там ведь гости.

                                               Странно:приснилось мне, что душит королягромадный негр…

                        Я думаю, в твой соннаш разговор случайный просочился,смешался с мыслями твоими…

                                            Ганус,как полагаешь, скоро ль?.. скоро ль?..

                                                       Что?..

Не двигайте губами — пусть корольповременит…

                  Король, король, король!Им все полно: людские души, воздух,и ходит слух, что в тучах на рассветеиграет герб его, а не заря.Меж тем — никто в лицо его не знает.Он на монетах — в маске. Говорят,среди толпы, неузнанный и зоркий,гуляет он по городу, по рынкам.

Я видела, как ездит он в сенатв сопровожденьи всадников. Каретався синим лаком лоснится. На дверцекорона, а в окошке занавескаопущена…

            …и, думаю, внутринет никого. Пешком король наш ходит…А синий блеск и кони вороныедля виду. Он обманщик, наш король!Его бы…

          Стойте, Элла, вы мне в глазпопали краской… Можно говорить?

Да, можете. Я поищу парик…

Скажи мне, Тременс, непонятно мне:чего ты хочешь? По стране скитаясь,заметил я, что за четыре годаблистательного мира — после войни мятежей — страна окрепла дивно.И это все свершил один король.Чего ж ты хочешь? Новых потрясений?Но почему? Власть короля, живаяи стройная, меня теперь волнует,как музыка… Мне странно самому, —но понял я, что бунтовать — преступно.

(медленно встает)

Ты как сказал? Ослышался я? Ганус,ты… каешься, жалеешь и как будтоблагодаришь за наказанье!

                                       Нет.Скорбей сердечных, слез моей Мидиия королю вовеки не прощу.Но посуди: пока мы выкликаливеликие слова — о притесненьях,о нищете и горестях народных,за нас уже сам действовал король…

(тяжело зашагал по комнате, барабаня на ходу по мебели)

Постой, постой! Ужель ты правда думал,что вот с таким упорством я работална благо выдуманного народа?Чтоб всякая навозная душа,какой-нибудь пьянчуга-золотарь,корявый конюх мог бы наводитьна ноготки себе зеркальный лоски пятый палец отгибать жеманно,когда он стряхивает сопли? Нет,ошибся ты!..

                 Чуть голову направо…каракуль натяну вам…                               Папа,садись, прошу я… Ведь в глазах рябит.

Ошибся ты! Бунты бывали, Ганус…Уже не раз на площадях временсходились — низколобая преступность,посредственность и пошлость… Их словая повторял, но разумел другое, —и мнилось мне, что сквозь слова тупыеты чувствуешь мой истинный огонь,и твой огонь ответствует. А нынеон сузился, огонь твой, он ушел,в страсть к женщине… Мне очень жаль тебя.

Чего ж ты хочешь? Элла, не мешайтемне говорить…

                     Ты видел при лунев ночь ветреную тени от развалин?Вот красота предельная, — и к нейведу я мир.

                 Не возражайте… Смирно!..Сожмите губы. Черточку однувысокомерья… Так. Кармином ноздриснутри — нет, не чихайте! Страсть — в ноздрях.Они теперь у вас, как у арабскихконей. Вот так. Прошу молчать. К тому жеотец мой совершенно прав.

                                        Ты скажешь:король — высокий чародей. Согласен.Набухли солнцем житницы тугие,доступно всем наук великолепье,труд облегчен игрою сил сокрытых,и воздух чист в поющих мастерских —согласен я. Но отчего мы вечнохотим расти, хотим взбираться в гору,от единицы к тысяче, когданаклонный путь — к нулю от единицы —быстрей и слаще? Жизнь сама пример —она несется опрометью к праху,все истребляет на пути своем:сперва перегрызает пуповину,потом плоды и птиц рвет на клочки,и сердце бьет снутри копытом жадным,пока нам грудь не выбьет… А поэт,что мысль свою на звуки разбивает?А девушка, что молит об ударемужской любви? Все, Ганус, разрушенье.И чем быстрей оно, тем слаще, слаще…

Теперь сюртук, перчатки — и готово!Отелло, право, я довольна вами…

(Декламирует.)