Наталия Грудинина - Двоевластие Страница 4

На открытии волжской ГЭС

Не поставлен толпе в персональный пример,Орденов получать не имея в виду,На открытии ГЭС пожилой инженерДеловито присутствовал в третьем ряду.А у створа плотины вскипала вода,Навсегда потеряв изначальный покой,И ступенями шлюза шагали суда,Молодое «ура!» распластав над рекой.

Пожилой инженер, – он был жизнью из тех,Кто не бросил на ватман бессмертный эскиз,Чей затерянный в буднях неяркий успехСкородумным пером не почтил журналист.Он был жизнью из тех, кто к урочным часамЧертежи отрабатывал до мелочей,И талант беспощадный его не бросалВ добровольную муку бессонных ночей.Ну а молодость, вечно готовая в бой,Та, что трезвый совет принимает не вдруг,Сколько раз не заметила рядом с собойУкоряющих глаз, охраняющих рук,Сколько раз ей случалось досады не скрыть,Если, прыткую мысль на лету тормозя,Он не к месту ворчал и просил не забытьО каких-то винтах, без которых нельзя,О каких-то просчетах и малых грехах,Что однажды сольются в большие грехи,Так фальшивые строки в отважных стихахСкоротечным недугом сражают стихи…

Я не вправе незваным огнем освещатьСокровенные скорби людей рядовых,Только знаю, что трудное счастье – прощать —В полный рост умещается в сердце у них.Так смолчу ли о тех, кто душою доросДо любого, чья слава сейчас велика?

Закипает вода у машинных колес,На стальные валы накрутив облака,Разбивается в пыль о бетонный барьер,И страдает, и крепнет в неравном бою,И живет на земле пожилой инженер,Не последний в строю и не первый в строю.

Колокольная бессонницы

Звезды крупные висятНад тобой, как звонница,А в ушах твоих в набатГрохает бессонница.Кто-то глупый за недугЕе принимает,А тебя, мой старый друг,Она не замает,Не замает, не сомнетСветлый лоб морщиной.Беспокойная, уснетПускай медицина.

Ночь гремит в колокола,На тебя в обиде:Ты со зла ли, не со злаНикогда не виделЭтот цвет голубойРешетки балконной?Этот темный прибойЛиствы заоконной?На уступе стеныЭтот лунный локон?И какие у луныГлаза с поволокой?

Были сном и не сномОтторгнуты ночи:Незакатным огнемПулеметных точек.Время спать – время вспятьВорочало дышло.Сколько раз хотелось спать —Столько раз не вышло.

А потом куда велиЖитейские вехи?В кочегарки земли —В литейные цехи.День испекся в огне,Никакой не песенный,Хрипло дышит во снеВредная профессия…

– Тик-так, тик-так, —Монотонит маятник, —При-ляг, при-ляг,Мой работник маетный.Не прокрасться бы ржеВ механизм нечиненый,Сколько стукнуло уже —Все твои, не чьи-нибудь.

Тик-так, тишина…Чуткая, верная,Ночь стоит у окна,Как любовь первая.

«Не пиши мемуаров. Кому эта пляска скелетов…»

Не пиши мемуаров. Кому эта пляска скелетовПригодится для совести, бьющей усталым крылом?Беспрестанно меняется формула мрака и света,В ней добрейший учитель меняет число за числом.Ты лишь крошечный знак в математике этой всевышней,Не постигнешь умом ни начала ее, ни конца.И отринув вопрос, обязательный ты или лишний,Занимайся собой – сохраняй неизменность лица.На гримасы не траться, чурайся искусства гримеров,Разрешай только времени складками лоб бороздить.Оставайся собой среди грозных и суетных споров,По лицу старика будет сын о грядущем судить.И не важно, что некто, играющий в кости и масти,Перельет твое слово в тяжелый и грязный свинец.Минет каторжный срок, и очерченной клеточкой счастьяЛяжешь в тайную завязь еще не живущих сердец.Не пиши мемуаров – сынам оправданий не надо,Оставайся числом, неизменным в любви и в беде,Как упавшее спелое яблоко – первенец сада,Как надломленный ирис, углом умеревший в воде.

Леса

По всей неоглядной РоссииВ просветах пшениц и овсовСпокойная дышит стихияНепонятых мною лесов.

Такого ущербного свойстваМой разум, и так он нелеп,Что к этому мирному войскуОн глух остается и слеп.

Мне горные кряжи дорожеС лобастой луной на плечахИ даже, прости меня, Боже,Погибших земель солончак.

И эта, что ноги мне лижет,Опасность без дна и краев —Смурное, пиратское трижды,Отпетое море мое.

Итоги великих крушений —Пространства стихий неживых.Как схожи мои помышленьяС безвыходной горечью их.

Так больно от дружбы неверной,Так яростна память беды,Что даже и в час милосердныйРукою подать до вражды.

Но в городе цинковых кровель,В искусственных радостях дняВсе громче, как братья по крови,Леса окликают меня.

Сулят опоить меня солнцемИ, веруя в вечность мою,Зовут меня стать знаменосцемВ их добром работном строю,

Где каждый отживший на светеПечется о благе Земли,Где многие беды столетийСчастливой травой поросли.

На горле моем обнаженномЗаката лежит полоса…Не поздно ли птицам спаленнымДо вас приземляться, леса?

И что вам мое милосердьеС испариной гнева на лбу?В растительном вашем бессмертьеНайду ли вторую судьбу?

«Преступно жить, когда не хочешь стать…»

Преступно жить, когда не хочешь статьНи васильком, ни звоном спелой ржи,Когда не хочешь сладостно глотатьОзон, где круты птичьи виражи…А что потом, после таких словес?Все тот же прах и обгорелый лес.

«Ничем мне не грозит блестящий дождь…»

Ничем мне не грозит блестящий дождьИ музыка бравурная раската.Ты, страх мой безотчетный, подождешь!Еще не срок ответам и расплатам.

Еще никто не ставит мне в винуБольшого неба над нейтральной зоной,Еще мне Бог дарует тишинуЖивотворящей свежести озонной.

«Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить…»

Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить,Есть у меня покой —Выстраданный, заслуженный,Невиноватый.Все, что желалось —В сердце и под рукой.Разве что слава…Но ею не все богаты.

Мне бы дожитьИ войти в двадцать первый век,Судеб чужих не измяв,И своей не трогая.Снег на моих висках —Полноправный снег,Вовремя выпавший, прикатившийНеизменной своей дорогою.

Перед календарем

Листаю «завтра», листаю «вчера» —Черные даты, красные…Неизвестно, чья ведется игра,Но эта игра – опасная.Математика солнца, луны и звезд,Чьи-то формулы, числа, знаки.Когда ты голоден, гол и бос —Тебя не терзают страхи.Листаю «завтра», листаю «вчера» —Даты, явленья, свойства…Во все века опасна пораСытости и довольства.

Зима, – 40°С

Что ты хочешь, дикая,Странная зима?С яростью великоюТы пришла в дома.Трубы отопления с треском прорвала,Кактусу-растениюКорни обожгла.Ты о чем напомнить намХочешь, отвечай! —Нам, стабильным, комнатным,Кипятящим чай.С нашим днем размеренным,С кошкой на тахте,Полностью увереннойВ нашей правоте.Что ты тут приметилаДля худой молвы?И зима ответила:– То же, что и вы.

«Трезвонь, моя ласточка, в колокол неба трезвонь…»

Трезвонь, моя ласточка, в колокол неба трезвонь.Горит над холмами последнего солнца огонь.Не ты ли накликала позднюю эту зарю?Не я ли с землею псалмами сейчас говорю?Зачем тебе вечером вздумалось плакать и петь?Дано ли сгореть нам? Дано ли беду претерпеть?Трезвонь, моя ласточка, в колокол солнца трезвонь.В полнеба над нами горит – не сгорает огонь.

Огонь

За огнем нужен глаз да глаз.

Он лижет темноту,Сырую осень пьет,И, рыжий брат коту,Мурлычет, словно кот.На детский смех и шумЗови его в дома,От одиноких думНе дай сойти с ума.Чтоб дров никто другойНе наломал ему,Чтоб он не стал слугойНедоброму уму.

«Стали травы невмочь опасны…»

Стали травы невмочь опасныБлёсткой крупчатого стекла.Сухостоя пожаром краснымНебо выжжено добела.Глинозём под ногой коричневОт окалины торфяной,И прогорклый туман столичныйНеотступно спешит за мной.Что с тобою, земля родная,Шестикрылый мой серафим?Что не греешь меня, стеная,Пухом выщипленным своим?И, нахохлившись сиротливо,Отходную мне не поёшь…От меня ли, седой, как ива,Запоздалой подмоги ждешь?

«Из вечерних газет, с голубого экрана…»