Андрей Кайгородов - Воздух Страница 4

«Утопи меня в рассоле…»

Утопи меня в рассоле,Смой с меня все эти боли,Все прокисшие юдолиУдали с лица земли.Помоги мне не засохнуть,Порастрескавшись не сдохнуть,Помоги мне излечитьсяОт греховной маяты.Кровь моя вина кадушка,Ешь и пей меня подружка.Вырви жало этой мукиИз хворающей души.Из глазниц моих бездонных,Из ушей мох бесплодных,Из нутра моей канавыКамень этот извлеки.Но к чему все эти слезы,Эти ахи охи грезы.Мир не больше чем подсвечник,Жизнь подобие свечи.

«Бактерии, как грибы, развиваясь, кусаются…»

Бактерии, как грибы, развиваясь, кусаются.Это я, это сны. Айн, цвайн, драйн, собаки слиплись,Кто сможет разнять две плоти,Спаянные силой инстинкта.Вырежьте глаз у немой особи,Чтобы взглянуть на осколок былого, вяло текущего быта.Разлита сосудная жидкость,Держать в кармане сито, выдвигаясь на пол шага.Небеса свинцовым проклятием давят,Не изменяя структур дна.Жизнь с вареных сосисок, безвкусными комьями грязиЛожиться вдоль сладких этюдов, утопающих в раме.Гимн прелости, воспевая, трудно не позавидоватьСчастью опавшего дуба.Простудой крошатся зуб за зубом,Любовь иссыхающей жабойКряхтит и плющится камнем,Слезой бирюзового солнца.

«Я летел весенней мухой…»

Я летел весенней мухойПлавно в воздухе скользя,Подо мною проплывалаГрязная земля.Надо мною небо пело,Я летел за кругом кругИ оранжевое солнцеСогревало все вокруг.Про себя я вдруг подумал,Мухой быть так хорошоИ у края, у дорогиПриземлился, сел в говно.

«Мне приснилась девочка…»

Мне приснилась девочкаЦветом глаз отдаленно о том,Что, было то сон или вино,Окно или двадцать тысяч иголок,Четыре ножки, ежик или может быть сплю?И бабочка шепчет на ушко —Я ли девочка цветом глаз обнаженного юга,Или грибы под окном в два этажа,Или просто люблю?Но кто заметит отметку на лбу,Когда уносит свежего ветра потокВдаль, под потолок.Солнцем,Ромашкою,Лебедой.

Ма Р фА

Скажи родная Марфа,Скажи родная всуе,Откуда же нам это?Откуда же все это?И нам тихоня Марфа,Тихохонькая МарфаТихонько отвечала.Откуда же мне знать-тоИ ведать мне откуда?На том и порешили,На том и распрощались,Мы с родною-да с Марфой,С тихохонькой такою.И Марфа по дорогеПо стылой по корявой,Тихохонькая МарфаПоперлась восвояси.А мы остались плакатьО том что днем укрыто,Что спрятано покровомНочных небес и далью.

«Сколько утренних закатов…»

Сколько утренних закатов,Простыней, помятых ватныходеял, оскалов мятныхИзрасходованных дат?Табака и водки с чаем,На подушках слез, печалей?Сколько, сколько обручальныхВозвратившихся назад?Им отсчет ведут не цифры,Тонны съеденного сала,Горы вымытой посуды,Будней тусклый свет гирлянд.Сказки синего экрана,Кухня, туалет и ванна,Скука тесного дивана,Да воскресный спец наряд.Красота, любовь и счастьеРастворились в сне уюта,И от сладостного чудаЛишь остался мерзкий смрад.

«Вечность кажется маленьким летящим шариком…»

Вечность кажется маленьким летящим шариком,Розовой капелькой, из проколотого иголкой пальчика,Капающей на гладкую поверхность ковра.

«Не один из смертных…»

Не один из смертныхНе видел лица этих стен,Не входил в эту реку дважды,Не прошел сквозь врата этих капельИ не вернулся обратно.Звон тишины омывающей ноги,Достучится до скважин сознанья,До изгибов прокисшего хлеба,До светлых праздников нового года.Кусочками мутного сонного пеклаОн вымостит путь к погребальным урнам,К столбам, что помнят тел перезвоны.И глаз, слезой поминальной молитвы,Насытившей солью слой перегноя,Останков вороны слона и собаки.

«Чуть вскрипнула кровать…»

Чуть вскрипнула кроватьпод балдахином ночи,твои отравленныеголодом устапорезались об уст моихкартонные слова.И вскрылись в пламени свечидавно поставленные точки.И ты с рассветом отошлав иные пустошив иные завиточки.

«Не за талию кочевник…»

Не за талию кочевникПолюбил украдкой взор твой,Не за утреннюю песнюОтчеканил камень дня.И пророс сквозь сны в надеждеПокорить текущий стан твой,И на кончике мечаВынуть сердце из тебя.

«Прожигающий безудержность своих откровений гений…»

Прожигающий безудержность своих откровений гений,Вгрызаясь в раздробленность тени,Высекает из отсыревших пальцев последние искрыВ надежде вспыхнуть,Хотя бы зажечь погасшую спичку.Но губы его словно вязаный пояс,Крошатся стружкой, трясутся как детиИ глаз его петли все сходятся тужеИ светятся каплями лунной капели.

«Сольется дождь…»

Сольется дождьС твоим созвучным телом,И хлынет из тебяПоток речей ручей,Блестя на солнцеЗолотым и спелым,Из недр твоихНа бархат простыней.И косяки усталых рыб вопьютсяВ твои изъеденные лаской телеса,И извергая стоны разобьютсяТвои отравленные болью голоса.Из ледниковых створ,Кустами прорастая,Сады твоей не вытекшей любви,Застряв меж камешков, созвучий утопая,В болотах мха, осоки, конопли.

«В шарике девочка…»

В шарике девочкаБез ножки танцует под музыкуСтранный танец.И никто не знает чего она хочет.И только я,Мне кажется, понимаюЗа что она так страдает.Не за идею всеобщего братства,И не за мир во всем мире,Просто ей хочется казатьсяНемного лучшеЧем она есть на самом деле.

«Весна простудой в двери постучалась…»

Весна простудой в двери постучалась.Снежком колючим цвет зари пожрав.Весна во всей своей красе настала,И ты еще прекрасней став,Пропела в тишине пахучих липРапсодию порхающей страницы,И скрип твой сладостный,Разрушив все границы,Вдруг стал лучом, переходящим в крик.

«Подыхая в сортире от вони…»

Подыхая в сортире от вони,Пробивая гвоздями ладони,Пропивая последние зубы,Чувствуя пересохшим ртомВлажные губы иуды,Хочется петьОт не выносимой простуды.И с веревкой на шее,Увидеть ангела лик.И бодрый апрельский снег,Как дряхлый старикЗакроет уставшие очи,И ближе к ночи,Растает вместе с ним,Как сизый дым.

«Сколько ей было, когда она впервые…»

Сколько ей было, когда она впервыеОтправилась в лодке своейПо мутной воде бесконечного сна?В ее пальцах дремала печаль,Ее веки хранили чуть слышные вздохи,И ей было чуточку жаль,Проплывающих мимо людей.Ее волосы словно постель,Оплетали усталые ноги,И уста трепетали от жажды.И она просыпалась в поту,В пахнущем гнилью сарае,И сквозь щель в потолке, смотря на луну,Беззвучно общалась с богами.

«Я там, где ты прольешь свой отголосок дня…»

Я там, где ты прольешь свой отголосок дня,Где скинешь свет своих усталых будней,Где растворишься холодом огняИ преподашь как виноград себя на блюде.Я у твоих приспущенных ресницВлачусь по бархату припухлых щечек.Я влажность твоих губ, прохладность белых плит,Где возлежишь ты словно виноград на блюде.Я охраняю твой глубокий сон.Я поглощаю тебя гроздь за гроздью.И просыпаясь, ты течешь вином,Хмельною негой, растекаясь по моей утробе.

«Где-то качается лодочка…»

Где-то качается лодочкаСловно кончается запах потаГде из-под мышек твоих,Кошек торчат хвосты,Завязанные в узлы.Это что-то похоже на скальпельИли персик в разрезе ядра.То ли маленький зайчикС протянутой лапкойПросит отведать капусты яйца.Но где же мне взять колпак,Для того что б звучал мой глагол?Чуть слышно, как светлую дальПереполняет твой стон.Граф, графоман, маньяк,Ему лишь, откуда мне знатьБульками меря твои телеса,Хочется прорастать, прорастрачивая слова.Возвышенным слогом столбцовВылизывать знатные плеши,И тонким своим язычкомВникать в анатомию речи.Славься простуженный гусь,Несущий в себе пару яблок,Не всякий язык в ней могуч,Не всякий ей дорог подарок.

посвящение к. н. в.