Михаил Яснов - Пылая страстью к Даме. Любовная лирика французских поэтов Страница 5

«Целуй меня! целуй еще и снова!..»

Целуй меня! целуй еще и снова!Еще один сладчайший подари!Еще, еще… Тебе за каждый – триНаижарчайших – возвратить готова.

Печален ты? От бедствия такогоСпасут лобзанья – их благодари!Обмениваясь ими до зари,Мы будем одарять один другого.Так, двое прозябавших, в мире семДвойную жизнь друг в друге обретем.О, не суди за то, что речи – смелы!

Мне плохо в тишине и взаперти,И счастья не могу себе найти,Пока не выйду за свои пределы.

«Пока в глазах есть слезы изливаться…»

Пока в глазах есть слезы изливатьсяИ час с тобой, ушедшим, изживать,А голос мой силен одолеватьРыданья, стон, хоть еле раздаваться;

Пока рукой я в силах струн касаться,Все, чем ты мил, хоть скромно воспевать,Пока душа тебя лишь познаватьЕдинственно желала б научаться, —

На миг еще не склонна умереть.Но чуть пойму, что взор мой стал слабеть,Что голос глух, а бег перстов как сонный;

Что разум мой теснит земная сеньИ в нем нет сил явить восторг влюбленной,Смерть умолю затмить мой белый день.

Жоашен дю Белле (1522–1560)

«Мне ночь мала, и день чрезмерно длится…»

Мне ночь мала, и день чрезмерно длится.Бегу любви – за ней спешу без силы,К себе жесток – пощады жду от милой,И счастье пью в мученьях без границы.

Свой знаю прок – лишь бед могу добиться,Желанье жжет – боязнь оледенила,Хочу бежать – не двинусь, кровь застыла,Мне тьма светла, а в свете тьма таится.

Я ваш, мадам, при этом сам не свой,На воле плоть, но чую, чуть живой,Что сердце, пережив темницы мрак,

Лишилось сил и одряхлело вдруг,И вот в меня нещадный целит лукТот древний мальчуган, что слеп и наг.

К лютне

Ты, Лютня, зло умела превозмочь,Когда, сражен изменчивостью рока,Из-за любви красавицы жестокойВздыхал я здесь, томясь и день и ночь.

Жить без тебя, о Лютня, мне невмочь,Отрада дней счастливого истока,Утешь меня и в старости глубокой,Жар лихорадки отдаляя прочь.

И в награждение за благо это,Когда мой дух для будущего светаПокинет скоро здешние края,

Жрецом фракийским в небо вознесенный,Тебя, о Лютня, обещаю яПоставить рядом с лютней Аполлона.

Пьер де Ронсар (1524–1585)

«Пойдем, возлюбленная, взглянем…»

Пойдем, возлюбленная, взглянемНа эту розу, утром раннимРасцветшую в саду моем.Она, в пурпурный шелк одета,Как ты, сияла в час рассветаИ вот – уже увяла днем.

В лохмотьях пышного наряда —О, как ей мало места надо!Она мертва, твоя сестра.Пощады нет, мольба напрасна,Когда и то, что так прекрасно,Не доживает до утра.

Отдай же молодость веселью!Пока зима не гонит в келью,Пока ты вся еще в цвету,Лови летящее мгновенье —Холодной вьюги дуновенье,Как розу, губит красоту.

«Большое горе – не любить…»

Большое горе – не любить,Но горе и влюбленным быть,И все же худшее не это.Гораздо хуже и больней,Когда всю душу отдал ейИ не нашел душе ответа.

Ни ум, ни сердце, ни душаВ любви не стоят ни гроша.Как сохнет без похвал Камена,Так все красотки наших дней:Люби, страдай, как хочешь млей,Но денег дай им непременно.

Пускай бы сдох он, бос и гол,Кто первый золото нашел,Из-за него ничто не свято.Из-за него и мать не мать,И сын в отца готов стрелять,И брат войной идет на брата.

Из-за него разлад, раздор,Из-за него и глад, и мор,И столько слез неутолимых.И, что печальнее всего,Мы и умрем из-за него,Рабы стяжательниц любимых.

«Любя, кляну, дерзаю, но не смею…»

Любя, кляну, дерзаю, но не смею,Из пламени преображаюсь в лед,Бегу назад, едва пройдя вперед,И наслаждаюсь мукою своею.

Одно лишь горе бережно лелею,Спешу во тьму, как только свет блеснет,Насилья враг, терплю безмерный гнет,Гоню любовь – и сам иду за нею.

Стремлюсь туда, где больше есть преград.Любя свободу, больше плену рад,Окончив путь, спешу начать сначала,

Как Прометей, в страданьях жизнь влачу,И все же невозможного хочу, —Такой мне Парка жребий начертала.

«Когда одна, от шума в стороне…»

Когда одна, от шума в сторонеБог весть о чем рассеянно мечтая,Задумчиво сидишь ты, всем чужая,Склонив лицо как будто в полусне,

Хочу тебя окликнуть в тишине,Твою печаль развеять, дорогая,Иду к тебе, от страха замирая,Но голос, дрогнув, изменяет мне.Лучистый взор твой встретить я не смею,Я пред тобой безмолвен, я немею,В моей душе смятение царит.

Лишь тихий вздох, прорвавшийся случайно,Лишь грусть моя, лишь бледность говорит,Как я люблю, как я терзаюсь тайно.

«Когда ты, встав от сна богиней благосклонной…»

Когда ты, встав от сна богиней благосклонной,Одета лишь волос туникой золотой,То пышно их завьешь, то, взбив шиньон густой,Распустишь до колен волною нестесненной —

О, как подобна ты другой, пеннорожденной,Когда, волну волос то заплетя косой,То распуская вновь, любуясь их красой,Она плывет меж нимф по влаге побежденной!

Какая смертная тебя б затмить моглаОсанкой, поступью, иль красотой чела,Иль томным блеском глаз, иль даром нежной речи,

Какой из нимф речных или лесных дриадДана и сладость губ, и этот влажный взгляд,И золото волос, окутавшее плечи!

Стансы

Если мы во храм пойдем —Преклонясь пред алтарем,Мы свершим обряд смиренный,Ибо так велел законПилигримам всех временВосхвалять творца вселенной.

Если мы в постель пойдем,Ночь мы в играх проведем,В ласках неги сокровенной,Ибо так велит законВсем, кто молод и влюблен,Проводить досуг блаженный.

Но как только захочуК твоему припасть плечу,Иль с груди совлечь покровы,Иль прильнуть к твоим губам, —Как монашка, всем мольбамТы даешь отпор суровый.

Для чего ж ты сбереглаНежность юного чела,Жар нетронутого тела —Чтоб женой Плутона стать,Чтоб Харону их отдатьУ стигийского предела?

Час пробьет, спасенья нет —Губ твоих поблекнет цвет,Ляжешь в землю ты сырую,И тогда я, мертвый сам,Не признаюсь мертвецам,Что любил тебя живую.

Все, чем ныне ты горда,Все истлеет без следа —Щеки, лоб, глаза и губы.Только желтый череп твойГлянет страшной наготойИ в гробу оскалит зубы.

Так живи, пока жива,Дай любви ее права —Но глаза твои так строги!Ты с досады б умерла,Если б только поняла,Что теряют недотроги.

О, постой, о, подожди!Я умру, не уходи!Ты, как лань, бежишь тревожно.О, позволь руке скользнутьНа твою нагую грудьИль пониже, если можно!

«Когда прекрасные глаза твои в изгнанье…»

Когда прекрасные глаза твои в изгнаньеМне повелят уйти – погибнуть в цвете дней,И Парка уведет меня в страну теней,Где Леты сладостной услышу я дыханье, —

Пещеры и луга, вам шлю мое посланье,Вам, рощи темные родной страны моей:Примите хладный прах под сень своих ветвей,Меж вас найти приют – одно таю желанье.

И, может быть, сюда придет поэт иной,И, сам влюбленный, здесь узнает жребий мойИ врежет в клен слова – печали дар мгновенный:

«Певец вандомских рощ здесь жил и погребен,Отвергнутый, любил, страдал и умер онИз-за жестоких глаз красавицы надменной».

«Любовь – волшебница. Я мог бы целый год…»

Любовь – волшебница. Я мог бы целый годС моей возлюбленной болтать, не умолкая,Про все свои любви – и с кем и кто такая,Рассказывал бы ей хоть ночи напролет.

Но вот приходит гость, и я уже не тот,И мысль уже не та, и речь совсем другая.То слово путая, то фразу обрывая,Коснеет мой язык, а там совсем замрет.Но гость ушел, и вновь, исполнясь жаром новым,Острю, шучу, смеюсь, легко владею словом,Для сердца нахожу любви живой язык.

Спешу ей рассказать одно, другое, третье…И, просиди мы с ней хоть целое столетье,Нам, право, было б жаль расстаться хоть на миг.

Амуретта