Владимир Бенедиктов - Стихотворения 1859–1860 гг. Страница 5

Стансы

(по случаю мира)

Вражды народной кончен пир.Пора на отдых ратоборцам!Настал давно желанный мир,Настал и слава миротворцам!

Довольно кровь людей лилась,О люди, люди! Вспомнить больно;От адских жерл земля тряслась,И бесы тешились – довольно!

Довольно черепы ломать,В собрате видеть душегубцаИ знамя брани подниматьВо имя бога – миролюбца!

За мир помолимся тому,Из чей десницы все приемлем,И вкупе взмолимся ему,Да в лоне мира не воздремлем!

Не время спать, о братья, – нет!Не обольщайтесь настоящим!Жених в полунощи грядет:Блажен, кого найдет неспящим.

Царь, призывая вас к мольбеЗа этот мир любви словами,Зовет вас к внутренней борьбеСо злом, с домашними врагами.

В словах тех шлет он божью весть.Не пророните в них ни звука!Слова те: вера, доблесть, честьЗаконы, милость и наука.

Всем будет дело. ПревозмочьДолжны мы лень, средь дел бумажныхВозросшую. Хищенье – прочь!Исчезни племя душ продажных!

Ты, малый труженик земли,Сознай, что в деле нет безделки!Не мысли, что грехи твоиЗатем простительны, что мелки!

И ты, сановник, не гордись!Не мни, что злу ты не доступен,И не подкупным не зовись,Коль только златом неподкупен!

Не лихоимец ли и ты,Кода своей чиновной силойКривишь судебные чертыЗа взгляд просительницы милой?

Коль гнешь рычаг весов своихИз старой дружбы, из участья,Иль по ходатайству больших,Или за взятку сладострастья?

Всяк труд свой в благо обращай!Имущий силу делать – делай!Имущий словеса – вещай,Греми глаголом правды смелой!

Найдется дело и тебе,О чувств и дум зернометатель!Восстань и ты к святой борьбе,Вития мощный писатель!

Восстань – не духа злобы полн,Восстань – не буйным демагогом,Не лютым двигателем волн,Влекущих к гибельным тревогам, —

Нет, гласом добрым воззови,И зов твой, где бы не прошел он,Пусть духом мира и любвиИ в самом громе будет полон!

Огнем свой ополчи глаголЛишь на нечестие земное,И – с богом – ратуй против зол!Взгляни на общество людское:

Увидишь язвы в нем; им данЛукавый ход по жилам царства,И против этих тайных ранНет у врачей земных лекарства.

Пророков мало ль есть таких,Которых яд полмира губит,Но суд властей не судит их.И меч закона их не рубит?

Ты видишь: бедного лишаПоследних благ в последнем деле,Ликуя, низкая душаШироко дремлет в тучном теле.

Пышней, вельможней всех владык,Добыв чертог аристократа,Иной бездушный откупщикПо горло тонет в грудах злата.

Мы видим роскошь без границИ океан долгов бездонных,Мужей, дошедших до темницОт разорительниц законных.

Нередко видим мы окрестИ брачный торг – укор семействамИ юных жертвенных невест,Закланных дряхлым любодейством

Зрим в вертоградах золотыхСреди цветов, в тени смоковницЛюбимцев счастия пустыхИ их блистательных любовниц.

Толпа спешит не в храм творца:Она спешит, воздев десницуЗлатого чествовать тельцаИль позлащенную телицу.

Н есть для вас, сыны греха,Но есть для вас, земли кумиры,И гром и молния стиха,И бич карающий сатиры,

И есть комедии аркан, —И как боец, открыв арену,Новейших дней АристофанКлеона вытащит на сцену.

Глас божий, мнится, к нам воззвал,И указует перст судьбины,Да встанет новый ЮвеналИ сдернет гнусные личины!

И туда

И туда – на грань КамчаткиТы зашла для бранной схваткиРать британских кораблейИ, пристав под берегами,Яро грянули громамиПришельцы из – за морей.

И, прикрыт звериной кожей,Камчадал на них глядит:Гости странные похожиНа людей – такой же вид!Только чуден их обычай:Знать, не ведая приличий,С злостью выехали в свет,В гости едут – незнакомы,И, приехав мечут громыЗдесь хозяевам в привет!Огнедышащих орудийНавезли – дымят, шумят!«А ведь все же это – люди» —Камчадалы говорят.

– Камчадал! Пускай в них стрелы!Ну, прицеливайся! Бей!Не зевай! В твои пределы,Видишь вторгнулся злодей, —И дикарь в недоуменьеСлышит странное веленье:«Как? Стрелять? В кого? В людей?»И ушам своим не веря:«Нет, – сказал: – стрелу моюЯ пускаю только в зверя;Человека я не бью»

Что шумишь?

Что шумишь? Чего ты хочешь,Беспокойный рифмотвор?Нас ты виршами морочишьИ несешь гремучий вздор,Воешь, тратишься на вздохиДа на жалобы, чудак,Что дела на свете плохи,Что весь мир идет не так.Ты все как бы тишь нарушить!Как бы сердце растрепать!Мы тебя не станем слушать:Мы хотим спокойно кушать,А потом спокойно спать.Не тревожь покой наш сонный!Не рычи, неугомонный!Будь, как надо – человек!Мы о призраках не тужим;Мы действительности служим;Положителен наш век.Блеск твоих высоких истинНам несносен, ненавистен, —Мы их знаем, верим им,Только знать их не хотим:Нам бы жить они мешали,А ведь все хотим мы жить,Так зачем бы вдруг мы сталиЭтим истинам служить?Что нам в них, когда их ложью,Благ земных имея часть,Можно славить милость божью,И, чтоб духом не упасть,Да и плоти не ослабить,Иногда немножко грабить,Иногда немножко красть?Не смущая нашу совесть,Не ворочая души,Дай нам песню, сказку, повесть,Позабавь нас, посмеши —Так, чтоб было все пустенько,Непридирчиво, легко,И попрыгало б маленькоВ смехе круглое брюшко,Посреди отдохновенья,В важный час пищеваренья!Не ломись в число судей!Не вноси к нам ни уроков,Ни обидных нам намеков,Ни мучительных идей,И не будь бичом пороков,Чтоб не бить бичом людей!Если ж дико и суровоЗаревешь ты свысока —Эко диво! Нам не ново:Мы как раз уймем дружка.

Улетела

Эх, ты молодость – злодейка!Ты ушла от старика,Что заветная копейкаИз кармана бедняка.Для чего ж, себе на горе,Сохранил я чувства пыл?Для чего при милом взореТрепетать я не забыл?Лучше б вымер этот пламень!Лучше б, взвесив лет число,Обратилось сердце в камень,Да и мохом поросло!

Будь-ка ты еще со мною,Вихорь – молодость моя,Как с тобой, моей родною.Погулял бы нынче я!Этим юношам степеннымДал бы я какой урок!Этим с молоду растленнымИ потом нейдущим впрок,Этим с детских лет привыкшимИ к лорнетам и очкамИ над книгами поникшимМалолетним старичкам!

В премудреные вопросыУглубились их не тронь!Жгут сигары, папиросы:Дым – то есть, да где ж огонь?Что им девы – чародейки?Нет им дела до любви;Лишь журнальные статейкиВ их вращаются крови.Не сердечные тревогиЗанимают мысли их,А железные дороги,Цены акций биржевых,Механическая ловляОрденов, чинов и местИ свободная торговляХоть сперва – на счет невест.В каждом видишь человека,Что с расчетцем на умеИщет теплого местечкаГде-нибудь, хоть в Чухломе.Он родился дипломатом,Талейран – глядишь – точь в точь,Даже смотрит и Сократом —От цикуты б только прочь!Русь считает он деревней;Весь и новый мир и древнийИзучил он вперебор,И учен, учен без меры:Знает, что и как – гетеры,Говорит насчет амфорИ букета вин фалернских;В новизне же, наконец,После Очерков губернских. —Окончательный мудрец:Он в провинции размножитьХочет свет своих идей,Хочет взятки уничтожитьК утешению людей;А потом, поднявши брови,Заберется как туда,Да войдет во вкус – беда!Чуть лизнет тигренок крови —Станет тигром хоть куда.

Но зачем я так обидноНападаю на тебя,Юный друг мой? – Знать завиднаСтарцу молодость твоя.Не сердись! Не мсти поэту!Так я брежу и шучу,Чем я начал песню,Тем ее и заключу:Эх, ты молодость – злодейка!Ты ушла от старика! —Что последняя копейкаИз кармана бедняка.

Плач остающегося в городе при виде переезжающих на дачу

Уж май. Весь Петербург сбирается на дачу.Все едут: я один смотрю и горько плачу.Все едут: я один, опальный сын земли,Жить должен в городе, томясь в сухой пыли,Средь раскаленных плит и толстых стен кирпичных,Понурив голову над грудой дел обычных!Уж пусть бы, думаю, богатство лишь одноНа дачу ехало! Ему уж сужденоВсе блага пить! так нет; – туда ж несет и бедностьСбою лохмотьями обвернутую бледность,Свой волчий аппетит – природы щедрый дар,Своих чреватых жен и свой любовный жар.Весною бедность та в грязи со мною ж вязнет,А тут и поднялась и мимоездом дразнитМеня, бездачного. Мы едем: погляди! —Все это говорит, – а ты себе сиди!Какой прекрасный день! Как солнце светит ярко!Посмотришь: тянется с домашним скарбом возИ разной утварью наполненная барка, —И кофе пить спешит в страну лилей и розС блаженной прачкою счастливая кухарка.И сколько чудных встреч на барке, на возу!Подушка встретилась со щеткою в тазу;Там, поглядишь, с бельем в союзе небывалом,Фарфор или хрусталь под старым одеялом;Перина и сундук знакомиться спешат,И сколько тайных чувств выходит на поверку:К кофейной мельнице тут ластится ушат,А тут тюфяк привстал и обнял этажерку;Там – хлама разного громадные узлы;И – что за дерзкий вид! – И стулья и столыПред всею публикой (у них стыда ни крошки)Сцепились, ножки вверх, и ножки через ножкиПродеты так и сяк, – трясутся, дребезжат,Являя чудный вид подвижных баррикад;Метла глядит в ведро и в спину трет гитару;Там «здравствуй» говорит корыто самовару,Который, уж давно не ездит со двора,Прегордо высунул Свой кран из – под ковра;С вещами дамскими вверху бечевкой тонкойКрест – накрест связаны картонка над картонкой,Где скипетр и венец из кружев, блонд и лентС державой газовой до времени сокрыты,Где все, пред чем потом поникнут без защитыИ свежий прапорщик, и розовый студент.Вот едут курицы в корзине под лоханью,Вот глиняный горшок с чахоточной геранью!Ну вот, я думаю, поправится и та,Когда ее свезут в эдемские места!И эта тощая герань полуживая,Держась позадь всего, меж кадок и корыт,Колышется и, мне насмешливо кивая,«На дачу едем мы: прощайте!» – говорит,И кланяется всем проезжим и прохожим:«Прощайте! – говорит: – вас взять с собой не можем;На дачу едем мы». – И тронутый до слез,Глазами грустными слежу я этот воз.Вдруг взор мой поражен знакомым мне диваном,С горбатой спинкою, обтянутой сафьяном,Где прошлою зимой я часто восседал,Как в дремлющем кругу стихи свои читал;И словно Архимед, решивший вдруг задачу,Кричу: открыл! Они поехали на дачу —Они! – И стол их – вот! И этот мне знаком;Он был опорою моих торжеств минувших;В него я ударял, бывало, кулаком,Чтоб стих усилить мой и разбудить уснувших,А бедный стол страдал; на дачу едет он.Быть может, и диван в пружинах изнурен:Лечиться надобно. Все это поюнеет,Телесность всякая воскреснет, пополнеетИ поздоровеет, – и в платьице иномПридется уширять прекрасных мест объем.Все вспрянет – каждая чуть дышащая личность,И бодрость петуха, и курицы яичность,Цыплята явятся. Не только мир живой,Но и бездушное как – будто обновится,И мебель дряблая, трещавшая зимой,Там трещины сожмет и в силах укрепиться.Воображаю я: приедет этот возК жилищу, Скрытому под сению берез,И разгрузит свое торжественное лоно;Адель уж там – и ждет: она из пансионаНедавно вырвалась и вдруг на дачу – прыг!Сюда! Скорей – сюда! И нежный детский ликСияет прелестью и новостью заботы.Помада, скляночки, флаконы, книги, ноты,Картонки, зеркало, собачка – все ли тут?И милой барышни все это подают.О кухне между тем ее maman хлопочет;Разбилось кое – что… дочь смотрит и хохочет:«Оставьте, – говорит, – оставьте всё! Да выВзгляните, маменька, места – то каковы!Ведь это – прелести! Вам разве не понятно,Что воздухом одним питаться здесь приятно!На это время пусть уж будет позабытВесь прозаический хозяйственный ваш быт!»А маменька – свое, все о своей потереТолкует, думает: к какой прибегнуть мереИ все устроить так, чтобы не быть беде.«Где ж рынок? – говорит: – говядину – то гдеМы будем покупать? Ты, Адичка, пустогоМне не рассказывай: захочется мясного!»А Адичка, давно стан легкий округля,Подвысив платьице и выправляя ножки,По полисаднику несется вдоль дорожкиИ делает шасси с припевом: тра-ля-ля.А там, преплыв Неву, у радостного брегаЯвилась ладия – род ноева ковчега —И высадку творит. А там уже давноВсе наслаждается и все населено:Поутру на крыльцо с приветным звоном чашекВыносится поднос; кудрява, как барашек,Выходит Лидия; в пиджаке и в очкахЭрнест, с дымящейся гаванною в зубах,Идёт с небрежностью, не чуждою претензий,И сел, раскинувшись под шапками гортензий;Проснулся самовар, зафыркал, заворчал,И с моккским нектаром кофейник зажурчал, —Живой источник сил и всякого здоровья,Тут масло, сливки, сыр – вся благодать коровья —Соседней фермы дар. Уж подан тайный знакИз меткого окна пригоженькой соседке…И пёстрый попинька, в своей качаясь клетке,В привет хозяину, уж прокричал: дурак!И Васька – старый кот, чтоб милую картинуДополнить, развалясь на солнце, выгнул спинуИ лёг философом; – он чужд огня в крови,Быв в юности лишён способности к любви.Но что картины все, без них – моих любимых —Сих истых дачников – детей неукротимых?Вот, вот они – друзья! В бездетности своейЯ – старый холостяк – боготворю детей:Не этих скованных, одетых по рисунку,Учёных напоказ и вытянутых в струнку,Но этих маленьких разбойников земных,Растущих весело в разгульной их свободе,Где светской петли нет на детской их природе,И, кажется, что я люблю так крепко их,Как крепко не люблю разбойников больших.Творец мой! Как хорош раскинутый по дачамСей шумный мир детей с их смехом, визгом, плачем!Вот вечер! Поглядишь: там садик, здесь балконПриезжих группами приятно оживлён:Тут гости; в их кругу и старичок почтенный,С звездой и лысиной, совета президент,И Бетси, и Мими, и он – вышереченный —Тот свежий прапорщик и розовый студент.В саду скрипит качель; там сквозь деревьев веткиБлаженная чета мелькает у беседки.Вот август подойдёт, стемнеют вечера:Там музыка гремит, там – пенье, там – игра,Блестят фонарики и хлопают ракеты;У Излера восторг и прелестям нет сметы.Там угол оглашён весёлым звоном чаш;Там хохот; тут любовь; здесь шум и ералаш.О боже! Май настал, а я сижу и плачуПри виде едущих на летний пир – на дачу.

Липы – липки