Владимир Набоков - Стихотворения Страница 50

316. «Когда я по лестнице алмазной…»{*}

Когда я по лестнице алмазнойподнимусь из жизни на райский порог,за плечом, к дубине легко привязан,будет заплатанный узелок.

Узнаю: ключи, кожаный пояс,медную плешь Петра у ворот.Он заметит: я что-то принес с собою —и остановит, не отопрет.

«Апостол, — скажу я, — пропусти мя!..»Перед ним развяжу я узел свой:два-три заката, женское имяи темная горсточка земли родной…

Он поводит строго бровью седою,но на ладони каждый изгибпахнет еще гефсиманской росоюи чешуей иорданских рыб.

И потому-то без трепета, без грустиприду я, зная, что, звякнув ключом,он улыбнется и меня пропустит,в рай пропустит с моим узелком.

317. «О, как ты рвешься в путь крылатый…»{*}

О, как ты рвешься в путь крылатый,безумная душа моя,из самой солнечной палатыв больнице светлой бытия!

И, бредя о крутом полете,как топчешься, как бьешься тыв горячечной рубашке плоти,в тоске телесной тесноты!

Иль, тихая, в безумье тонкомгудишь-звенишь сама с собой,вообразив себя ребенком,сосною, соловьем, совой.

Поверь же соловьям и совам,терпи, самообман любя, —смерть громыхнет тугим засовоми в вечность выпустит тебя.

318. ГРОЗА{*}

Стоишь ли, смотришь ли с балкона,деревья ветер гнет и самшалеет от игры, от звонас размаху хлопающих рам.

Клубятся дымы дождевыепо заблиставшей мостовойи над промокшею впервыезелено-яблочной листвой.

От плеска слепну: ливень, снег ли,не знаю. Громовой удар,как будто в огненные кегличугунный прокатился шар.

Уходят боги, громыхая,стихает горняя игра,и вот вся улица пустая —лист озаренный серебра.

И с неба липою пахнулоиз первой ямки голубой,и влажно в памяти скользнуло,как мы бежали раз с тобой:

твой лепет, завитки сырые,лучи смеющихся ресниц.Наш зонтик, капли золотыена кончиках раскрытых спиц…

319. ВСТРЕЧА{*}

И странной близостью закованный…

Тоска, и тайна, и услада…Как бы из зыбкой чернотымедлительного маскарадана смутный мост явилась ты.

И ночь текла, и плыли молчав ее атласные струитой черной маски профиль волчийи губы нежные твои.

И под каштаны, вдоль канала,прошла ты, искоса маня;и что душа в тебе узнала,чем волновала ты меня?

Иль в нежности твоей минутной,в минутном повороте плечпереживал я очерк смутныйдругих — неповторимых — встреч?

И романтическая жалостьтебя, быть может, привелапонять, какая задрожаластихи пронзившая стрела?

Я ничего не знаю. Страннотрепещет стих, и в нем — стрела…Быть может, необманной, жданнойты, безымянная, была?

Но недоплаканная горестьнаш замутила звездный час.Вернулась в ночь двойная прорезьтвоих — непросиявших — глаз…

Надолго ли? Навек?.. Далечеброжу и вслушиваюсь яв движенье звезд над нашей встречей…И если ты — судьба моя…

Тоска, и тайна, и услада,и словно дальняя мольба…Еще душе скитаться надо.Но если ты — моя судьба…

320. ПЕСНЯ{*}

Верь: вернутся на родину все —вера ясная, крепкая: с севералыжи неслышные, с юга                       ночная фелюга.

Песня спасет нас.                       Проулками в горушел я, в тяжелую шел темноту,чуждый всему — и крутому узоручерных платанов, и дальнему споруволн, и кабацким шарманкам в порту.

Ветер прошел по листам искривленным,ветер, мой пьяный и горестный брат,и вдруг затих под окном озаренным:ночь, ночь — и янтарный квадрат.

Кто-то была та, чей голос горящийрусскою песней гремел за окном?В сумраке видел я отблеск горящий,слушал ее под поющим окном.

Как распевала она! Проплывалосердце ее в лучезарных струях,Как тосковала,                       как распевала,молясь былому в чужих краях,о полнолунье небывалом,о небывалых соловьях.И в темноте пылали звуки —рыдающая даль любви,даль — и цыганские разлуки,ночь, ночь — и в роще соловьи.

Но проносился ветер с морядыханьем соли и вина,и гармонического горяспадала жаркая волна.

Касался грубо ветер с моряглициний вдоль ее окна,и вновь, как бы в блаженстве горя,пылала звуками она…О чем? О лепестке завялом,о горестной своей красе,о полнолунье небывалом,о небывалом —                    ветер! Вернутся на родину все —вера ясная, крепкая: с севералыжи неслышные, с юга ночная фелюга…Все.

321. «Как жадно, затая дыханье…»{*}

Как жадно, затая дыханье,склоня колена и плеча,напьюсь я хладного сверканьяиз придорожного ключа.

И, запыленный и счастливый,лениво развяжу в тениевангелической оливысандалий узкие ремни.

Под той оливой, при дороге,бродячей радуясь судьбе,без удивленья, без тревоги,быть может, вспомню о тебе.

И, пеньем дум моих влекома,в лазури лиловатой дня,в знакомом платье незнакома,пройдешь ты, не узнав меня.

322. ОЛЕНЬ{*}

Слова — мучительные трубы,гремящие в глухом лесу, —следят, перекликаясь грубо,куда я пламя пронесу.

Но что мне лай Дианы жадной,ловитвы топот и полет?Моя душа — огонь громадный —псов обезумевших стряхнет!

Стряхнет — и по стезе горящейпромчится, распахнув рога,сквозь черные ночные чащина огненные берега!

323. «Из мира уползли — и ноют на луне…»{*}

Из мира уползли — и ноют на луне         шарманщики воспоминаний…Кто входит? Муза, ты? Нет, не садись ко мне:         я только пасмурный изгнанник.

Полжизни — тут, в столе; шуршит она в руках;         тетради трогаю, хрустящийклин веера, стихи — души певучий прах, —         и грудью задвигаю ящик…

И вот уходит всё, и я — в тенях ночных,         и прошлое горит неяро,как в черепе сквозном, в провалах костяных         зажженный восковой огарок…

И ланнеровский вальс не может заглушить…         Откуда?.. Уходи… Не надо…Как были хороши… Мне лепестков не сшить,         а тлен цветочный сладок, сладок…

Не говори со мной в такие вечера,         в часы томленья и тумана,Когда мне чудится невнятная игра         ушедших на луну шарманок…

324. «Я Индией невидимой владею…»{*}

Я Индией невидимой владею:    приди под синеву мою.Я прикажу нагому чародею    в запястье обратить змею.

Тебе, неописуемой царевне,    отдам за поцелуй Цейлон,а за любовь — весь мой роскошный, древний,    тяжелозвездный небосклон.

Павлин и барс мой, бархатно-горящий,    тоскуют; и кругом дворцашумят, как ливни, пальмовые чащи,    все ждем мы твоего лица.

Дам серьги — два стекающих рассвета,    дам сердце — из моей груди.Я царь, и если ты не веришь в это,    не верь, но всё равно, приди!

325. РОЖДЕСТВО{*}