Елена Крюкова - Ледоход Страница 6

«Плачет сестра моя: замуж никто не берет…»

«Блажени плачущие: яко тии утешатся».

Плачет сестра моя: замуж никто не берет.Ну же, нашла о чем плакать!.. Свобода дороже!..Что ж по ночам затыкаешь кричащий ротМокрой подушкой, пропитанной шепотом: «Боже…»Зеркало рысьим глазом мигает в тебя.Стынет косметика. Угли в голландке застыли.Жить как старуха, бобылью тоску претерпя?..В зимнюю полночь сдается, что камни завыли.Плачь! В этом мире единственно ценное – плач!Слезы крупнее монет. Так оплатишь по счетуШтопаный локоть да сохлый дешевый калач,Да дискотеку, где пьяное чувство полета.Все так оплатишь – окладов витое литьеВ церковке утлой, на кою плевать приучили,И нерожденных детей, и страданье свое,Что, как нагрузку к покупке, насильно всучили.Плачь! Ты сестра мне. На улице дикий мороз.Залито напрочь лицо золотыми слезами.Плачь! Это счастье – так плакать, слабея от слез,Видя иные миры высоко пред глазами.

«У меня вокруг шеи …»

«Блажени кротцыи,

яко тии наследят землю».

У меня вокруг шеи —воротник серенький-серенький!Я не открыла никакой Америки.Подъезд – служба – общепит – подъезд —Это мой маленький, потертый крест.Шнурок черный. А крестик золотой.Я не блещу никакой красотой.А нынче в автобусе сдавили такЧто под левое ребро вошел пятакСмолчала якротко глядя во тьмуИбо мой крикне услыхать никому

«– Кто ты, женщина золотоволосая?..»

«Блажени милостивии,

яко тии помиловани будут».

– Кто ты, женщина золотоволосая?

Из тьмы подходит – голая, босая.Глаза раскосо стоят, горящие.На шее – брильянты ненастоящие.

– Помолись за меня. Я любила всех.Из-за налоя – снегом – смех.

– Глянь, глянь, – да она вся в синяках!..

– Дурак. Вот она летит – в облаках.

– Она и с тем богомазом спала!..

– Дурень, она жеего бессмертной возлюбленнойбыла.

…Отпусти мне, милый, все грехи.Я была перед тобой виновна.Пела – воробьем из-под стрехи —Всем царям и господам сановным.Простыни стелила им, хрустяСгибами да белизной крахмальной…Ты прости – не от тебя дитя,Вверх и вверх растущее печально.Ты прости, что без тебя жила,Жиром да вином пятнила скатерть!..…Я такая грешница была,Что с меня писали Богоматерь.

Колония

«Блажени чистии сердцем,

яко тии Бога узрят».

Мороз – за двадцать. Горлом – ругань,Как кровь. И встали, как столбы —Недвижно, деревянно, грубо.Сияют стриженые лбы.

Я не боюсь вас. Ближе, дети.Я ничему не научу.На сцене в пыльном тусклом светеО вашей жизни помолчу.

На воле – дергаются панки.И что-то рокеры кричат.У вас глаза, как после пьянки,И лапы загнанных волчат.

Колония. Соври попробуй.А ну! Давай-ка не молчи.Мальчишки эти в серых робах —Нам – ангелы и палачи.

Они казнят нас, если надо.За песенное барахло.За то, что мы подачке рады.За то, что сытно и тепло.

Хоть сытость – молоком прогорклым.Хоть жар – ступнею на снегу.Мальчишки, милые! Мне горько.Но я соврать вам не смогу.

Я только вас пересчитаюИ ужаснусь: сколь много вас!Как смотрит Родина святаяБезверьем жестких детских глаз…

И, тщетно руки вам со сценыПротягивая и кричаСтихи, – я ужаснусь изменеТруду тюремного врача.

«Я желала… Я хотела…»

«Блажени миротворцы,

яко тии сынове Божии нарекутся».

Я желала… Я хотела…Не возбраняется штопать черные дыры…Я хотела принести собственное телоВ жертву Фейерверку Будущего Мира.

О мире молитва такая написана!.. Слушать —Некому. Все кругом – атеисты.…Я хотела принести собственную душуВ жертву звезде, горькой и чистой.

А звезду заслонили дымы котельной.А на кухне жарят хлеб на маргарине.…Я хотела спасти людей от беды смертельной!Выяснилось – беды нету и в помине.

Апокалипсис – просто страшная сказка.А все договоры все равно подпишут.А чудо – посреди ненависти – ласка.А чудо – это когда тебя глухие – слышат.

И теперь я уже не молюсь о Мире.За меня старухи поют в церквитонкими голосами.Ну, а я – все штопаю простые черные дыры.Ибо заплаты на все прорехимы приучены ставитьсами.

Вознесение Богородицы. Икона

Ноги мои – на облаках. Руки ввысь возношу!…Мир несет меня на руках. Разве этого я прошу?Платье резко вьется вкруг ног моих – ярко-алый атласный стяг!…Вот и видит меня в небесах мир живых.Как мне стыдно, что это так.Ведь мой Сын учил, что гордыня – грех,Самый тяжкий между людьми!Вот и вижу на круглой земле я всех,Кто забыл, забыл о любви!А кто помнит только подземный смрадДа на масло жирный квиток,Не увидит, как глаза детей зверино горят,Когда плачет тяжелый рок!И, раскинув руки, по музыке неба лечу!На устах слова запеклись!Поглядите, люди! Я так хочу,Чтобы выпогляделиввысь.

Икона Всех Святых

Пророки, архангелы, Иоанн Креститель,Кто на Крещенье бил в лицо     железным снежком!За то, что забывала вас, – вы меня простите!Я нимбы нарисую вам яичным желтком.

Я ночью прокрадусь сюда. Вот киноварь в банке.Вот бронза сусальная – для ангелов она.Допрежь маханья кисти я повторю губамиВсе ваши золотые, дорогие имена.

Кого я позабыла? – что ж, не обессудьте:Какое время длинное – такая и родня!..Вы глянете в меня со стен, любимые?.. —     нет, судьи!Хоть не судимы будете – вы судите меня.

Святой мой Николай —     родитель мой бесценный…На кухне спишь,уткнувши лобв сгиб сухой руки.В моей крови идут твои отчаянные гены:Краплак – Гольфстримом!Тихий свет индиговой реки…

Тебя пишу одним мазком. Темно и сыро в храме.Опасно свечи зажигать – увидят меня.Но первую свою любовь     пишу в алтарной раме —На ощупь, бешено, светло, во мраке, без огня.

Святой Григорий Богослов,     ты говорил прекрасно!В гобой консерваторский дул.Мне воблу приносил.Я киноварью плащ тебе малюю – ярко-красный.И улыбаюсь над собой – ведь плакать нету сил.

Была я дерзкой девушкой. Не верила в Бога.Святой мой Игорь покупал перцовку и табак.От наших тел-поленьев     свет стоял в жилье убогом!А в белой полынье окна – аптека и кабак…

Святой архангел Михаил!Прости мне, если можешь.Мой грех был. И на свете нет ребенка от тебя.Но ребра, твой худой живот     я помню всею кожей.Сошел с ума ты.Души врут.Правдивы лишь тела.

Святой целитель Валентин —     блатняга в куртке грубой,Познавший суда и решетки ржавой вкус!В тюрьме немых морщин     твои рисую губы.Но не боюсь. И не люблю. И даже не стыжусь.

А там, в квадрате золотом,     кто затаился в синем?..Иркутский рынок, синий снег —     за грозными плечьми…А улыбка – детская. Святой ты мой Василий.Благодарю, что в мире     мы встретились – людьми.

Но снова в горы ты ушел.Байкал огромный вымер.Я вздрагиваю, слыша в толпе —     прощальный крик!Псалом утешения мне спел святой Владимир,Серебряный Владимир, певец, седой старик.

О, как же плакала тогда, к нему я припадала!О, как молилась, чтоб ему я стала вдруг – жена!..Но складки жесткие плащей я жестко рисовала.Но клала грубо краску там,где злость была нужна.

И на доске во тьме златой     толклись мои фигуры —Неужто всех их написать мне было по плечу? —Бродяги, пьяницы, певцы, архангелы, авгуры,И каждый у груди держал горящую свечу.

Да что же у меня, однако, получилось?Гляди – икона Всех Святыхна высохшей доске…Гляди – Любови все мои,как Солнце, залучились!Я с ними – разлучилась.Лишь кисть – в кулаке.

Лишь эта щетка жесткая, коей храм целую,Закрашивая камень у жизни ни краю!

…Икону Всех Святыхповешу одесную.Ошую – близко сердца —только мать мою.

Спас Нерукотворный. Икона

…Когда из мрака, из сумасшествия,Из первого и второго Пришествия,Из раздвинутых ветром сфер,Из борьбы неверий и вер,Из компьютерных игр запутанных,Из сокровищ, в чулки закутанных,Из ветров, что солью буранноюЖестко сыплют в грудь деревянную —

Вдруг – Лик —остановись. Замри.Он не в апсиде. Он не в нише.Он просто – у тебя внутри.Он ясно виден. Также – слышен.

Он золотой и бледный. ТакТрадиционно малевалиИконописцы – за пятакСобрата-пьяницу в подвале.

Власы стекают по щекам.Он узнаваем несомненно,Натурщик, проданный векамЗа трешкуматерью-Вселенной.

Прокуренная желтизнаТяжелых скул, слезами, жиромЗалитых. Жизнь Его – однаПред перенаселенным миром.

Он просто нищий человек.Кто шьет Ему прозванье Спаса?Вон – из пивнушки – в мокрый снег,Без вопля, возгласа и гласа.

И, бормоча, что мочи нет,И, бессловесней всякой твари,Он месит ботами проспект,Участвуя в планетной сваре.

Его потертое лицоМерцает, не находит места…И вдруг над лысиной кольцоЗажжется в темноте подъезда.

Сусальный, рыжий ореол,Жарптичий, наподобье диска!

…А хор вопит, что Ты ушел,Но жил меж нами.Слишком близко.

Икона Страшного Суда