Наталия Грудинина - Двоевластие Страница 7

«Пожухлая, неспелая…»

Пожухлая, неспелая,Редеет в поле рожь.Погода неумелая,Непроходимый дождь.

Ослепли окна мутныеОт скудного тепла,Синеют стопки утлыеДешёвого стекла.

Живу, побита ливнями,Как поздняя трава,Надеждами наивнымиПред веком неправа.Авось, не всё растрачено,Авось, не все – враги.За пасмурными дачамиТоропятся шаги.Встречаю всех, кто выбралсяПогодой проливной,Кто как-никак да выбрилсяК свиданию со мной.Некрашеную, буруюКалитку отворю.Философу ханурому– Ну, здравствуй! – говорю.

«Разгул огня. Нашествие воды…»

Разгул огня. Нашествие воды.Ледник, обвал торопятся по следу.Что все твои надуманные бедыПеред приходом истинной беды?Подземная ли сила покачнетСкорлупку-землю, прогневится ль море —Что перед этим глупенькое гореТвое, который дышит и живет!Воскресным днем простершись на траве,Прислушайся к земле, взгляни на тучи —Уразумей, что пыль на рукаве —И та в беде в сто крат, чем ты, живучей.Так почему кричишь погожим днемО том, что жизнь твоя непоправима?Еще подземный не ударил гром,И спят моря. И тучи ходят мимо.

«Все просишь пониманья…»

Все просишь пониманья,Недобр и невезуч,Скуласты очертаньяНевыплаканных туч.

Трескучие зарницы,Несжатые хлеба,Ромашки круглолицейПустая ворожба.

Дрожит ивняк лиловыйВ ознобинах коры…Со мною, бестолковой,Что в гору, что с горы.

Уйти, не беспокоясь,Рассудок мне велит,И только ночью совестьВсе плачет, все болит.

Колюча и безвреднаСосновая хвоя.Прости меня, мой бедный,Ознобина моя…

«Пристани выщербленный помост…»

Пристани выщербленный помост,Отсвет воды белёсой.Сердце мое – не спасательный пост,Руки мои – не вёсла.Гонит прилив за волной волну,Мостик шатая хрупкий.Месяц ущербный прирос ко дну,Как затонувшая шлюпка.

Торжество реакции

Реакционной стала я, как память,Как обелиск, что высится, не прячась.Держу за пазухой замшелый каменьНа вашу лупоглазую незрячесть.Когда вы мне кричите желторотоПро ваше несогласье и неверье, —Не лезу ни в какие я ворота,На семь замков я замыкаю двери.Подите прочь вы с вашим фанфаронством,С тепличной болтовнею про свободу,И с вашим газированным пижонством,Мутящим необстрелянную воду.Из дому, чья добротность вам постыла,Гляжу в дыру, оставшуюся с фронта,Как чья-то цементируется сила,Как ползает огонь по горизонту.Невидимо для ваших слабых нервов,Для ваших истонченных интеллектов,Как медленно, как медленно и верноГустеет нечто, возникает некто…Для ваших петушиных перекличекНе та погода на земле горбатой.Да будет ваш язык категоричен,Дубовы лбы и нервы сучковаты…Пусть даже так – оно прочней и проще,Пусть лучше так – оно не даст сломиться,Когда гроза тысячетонной мощиНа гусеницы встанет у границы,Когда прольется лава на проспекты,Зашарканные вашими ногами…Ох, танки не блистают интеллектом,Карманными не звякают деньгами.Примазаться бы к вашим мне затеям,Играть в пиротехнические войны, —Оно и прогрессивней, и левее,Оно и равнодушней, и спокойней.А я вас поношу в поту холодномСолеными и горькими словамиИ, чучелом вздыхая огородным,Пустыми трепыхаюсь рукавами.

Псков

Утратил город прежние красоты,Но, поелику не ушел от дел,Он задал реставраторам работуИ, вроде бы, опять помолодел.

Брансбойтом моют крепостные стены,И отдан храм комиссиям на суд,Но появилось что-то от измены,И от раскола появилось тут.

Не потому ли, к ночи неспокоен,На церкве той, что с веком не в ладу,Царь-колокол, в шелом одетый воин,Болтает чушь и мечется с бреду.

Двоевластие

В который раз с собой наединеНе отличу отчала от причала:Событья ли рождаются во мне,Или сама беру от них начало?

Учебник открываю наобум,Раздумчиво читаю: «Двоевластье».Не от моих ли беспризорных думТвои, Россия, странности и страсти?Заносчивая прыть временщикаВо мне живет ораторством горластым,А рядом та безвольная тоска,Которая пороку сопричастна.Изобретаю громкие слова,Надежды ненадёжные внушаю,Но как болит утрами головаИ прядает пугливыми ушами!..В ней помыслы нежданны, как напасть,Нелепы и бесформенны, как рухлядь…О, где ж во мне единственная власть,Единая, которая не рухнет?Упроченная горькой маетой,Для всех, но не для всякого родная,Что, кроме справедливости святой,Другого честолюбия не знает?Когда ж она расправится во мнеИ с «правыми», и с «левыми» грехами?И скоро ли к нервозной суетнеПритронется спокойными руками?Быстрей ли всех мой мечущийся бег?Кривее, что ли, всех моя кривая?Бесплодно сердце «юное навек»,Которое никак не вызревает!

«Я помню школу и над головой…»

Я помню школу и над головойЕго портрет в дешевой рамке алой.Учитель говорил, что он живойИ что дорогу к счастью указал он.И мы, богаты детской слепотой,Вполне довольны счастьем понаслышке,Шли по дороге, той или не той —Откуда знать девчонкам и мальчишкам.Нам дали радость, как дают букварь.Купив тетрадь в линейку или в клетку,Что будет впредь и что бывало встарь —Мы вывели по буквам – на отметку…Потом, словами вырванных цитат,Шпаргалки глубже в рукава запрятав,Мы отвечали трудный диаматИ путались в событиях и датах.Испытанным в боях чужим умомМы кое-как прожили четверть жизни,Правы безоговорочно в одном —Что есть у нас отцы и есть отчизна.А коммунизм? А коммунизм найдешьВ конце пути заслуженным подарком.Все говорят, на солнце он похож…Похож и впрямь – бесформенный и яркий…Нет, не упрек, нам некого винитьВ том, что к раздумью не было охоты.Одна печаль умеет породнитьС грозою сердце, а мечту с полетом.

«Как спорил он с Лениным, кто бы послушал…»

Посвящается русскому инженеру

П. И. Пальчинскому

Как спорил он с Лениным, кто бы послушал,Уралец, плешивый старик-инженер!Не то, чтоб вытряхивал душу-кликушу,А знать не хотел большевистских химер.Твердил, что в России нехватка металла,Мол, на руку ваш пролетарий нечист,Мол, нужен хороший хозяин Уралу,И не забулдыга, а капиталист.Он весь был упрямством, дубовым, огромным,Чудак с немигающим взглядом совы,Но молча стояли холодные домныНа страже плешивой его головы.Ни акций, ни денег, что в банк иностранныйИной от коммуны припрятал бы в рост…И Ленин, поежившись зябко и странно,Поставил его на ответственный пост.И стал тот плешивый от света до светаГлазастой совой по Уралу кружить.К Советам ходить не желал за советом,Но стало Советам спокойнее жить.

Над домнами жарко и красно высотам…Когда же бессудно он канул во тьму,Мне горы шепнули: – Он был патриотом.На скальной тропе, на крутых поворотахНе дай опрокинуться слову тому.

«Прости ты меня, супостат бородатый…»

Прости ты меня, супостат бородатый,Поборник штанов из вельвета,Что хлебом и солью всего и богата,Что в латаный ватник одета.Все спорю с твоею надменностью утлой,Все хвастаю каской трофейной,Но пусто обоим и праздно, как будтоИдем полосою ничейной.Какой там безветренный лес за кустами?Затишье и лжет, и тревожит.Пророк ли глаголет моими устами,Слепец ли клянет бездорожье?

И кто я такая, чтоб тропкою мукиВодить несмышленое счастье?Цвета заревые, фанфарные звуки,Быть может, как я, преходящи.

Все тщусь приманить то салютом победы,То подвигом рыцарских странствий, —Я, ржавый осколок боев и разведок,Я, шпала тайги туруханской.

Прости, что живу виноватой, вчерашней,Проклятой в десятых коленах,Запомни лишь голос мой, сломанный кашлем,Лишь руки в заштопанных венах.

Когда же назначит нам время разлуку,Приди к неусыпному камню.Здесь вся моя правда без цвета и звукаЛежит под крестом православным.

А в дом мой заглянешь, грозой приневолен,Раскаяньем сердца не мучай.Оставлен здесь хлеб со щепоткою солиИ латаный ватник на случай.

«Кто и за что накликал мне беду…»

Кто и за что накликал мне бедуИдти бок о бок с новым поколеньем?Его ни деспот не имел в виду,Ни вольнолюбец, ни глупец, ни гений.

Когда в объятьях золотого снаМы возводили призрачное зданье —Была нам свыше истина данаВ ее монументальном очертанье.

Мы жили ею. Никакой другойНад крепким сердцем не давали власти,И были в том свобода и покой,Неведенья младенческое счастье.

Так на какой же прах, пожар и тленТу истину замуровали в стену?И ничего обманного взамен,И никого великого на смену?

Кто исцелит ослабленных сердецКривое кровоточное биенье?Какой придет беспамятный конецИсканьям молодого поколенья?

Куда идти, раздетым догола?Темна тропа и, что ни шаг – тернистей.Крутой и лживой истина была,Но будь он проклят, этот век без истин!

«Вседневных отрицаний хлам…»