Дмитрий Мережковский - Полное собрание стихотворений Страница 9

1886

«О дитя, живое сердце…»

О дитя, живое сердцеТы за мячик приняла:Этим мячиком играешь,Беззаботно весела.

Ты, резвясь, кидаешь сердцеТо к лазури, то во прахС тем же хохотом беспечнымНа пленительных устах.

1886

«По дебрям усталый брожу я в тоске…»

По дебрям усталый брожу я в тоске,Рыдает печальная осень;Но вот огонек засиял вдалекеМеж диких, нахмуренных сосен.

За ним я с надеждой кидаюсь во мрак,И сил мне последних не жалко:Мне грезится комнатка, светлый очагИ милая Гретхен за прялкой;

Мне грезится бабушка с книгой в рукахИ внуков румяные лица;Там утварь сияет в дубовых шкапахИ суп ароматный дымится.

Все дальше во мрак я бегу за мечтой;Откуда-то сыростью веет...Зачем колыхнулась земля под ногой,И в жилах вся кровь леденеет?

Болото!.. Так вот, что готовил мне рок:Блуждая во мраке ненастья,Я принял болотный лесной огонекЗа пламень надежды и счастья!

И тина влечет мое тело ко дну,Она задушить меня хочет.Я в смрадном болоте все глубже тону,И громко русалка хохочет...

1886

«Не думала ли ты, что, бледный и безмолвный…»

Не думала ли ты, что, бледный и безмолвный,Я вновь к тебе приду, как нищий, умолять,Тобой отвергнутый, тобою вечно полный,Чтоб ты позволила у ног твоих рыдать?Напрасная мечта! Слыхала ль ты порою,Что в милой праздности не все, как ты, живут,Что где-то есть борьба и мысль, и честный трудИ что пред ними ты – ничто с твоей красою?Смотри, – меня зовет огромный светлый мир:Есть у меня бессмертная природаИ молодость, и гордая свобода,И Рафаэль, и Данте, и Шекспир!И думать ты могла, что я томиться будуИли у ног твоих беспомощно рыдать?Нет, стыдно пред тобой мне слезы расточать, —Забудь меня скорей, как я тебя забуду!О, неразумное, прелестное дитя,Ты гнева моего, поверь, не заслужила, —Но если б ты могла понять, какая силаБыла у ног твоих, когда со мной, шутя,Играла ты в любовь и все потом разбила, —Тогда лицо твое зарделось бы стыдом,И над поруганной любовью, над мечтами,Что ты разрушила своими же руками,Не я, а ты в отчаянье немомРыдала бы теперь горючими слезами!

1886

«Давно ль желанный мир я звал к себе, тоскуя…»

Давно ль желанный мир я звал к себе, тоскуя,Любил и проклинал любви святую власть,Давно ли из цепей я рвался, негодуя, —И цепи порвались, и миновала страсть.

Любовь – побеждена, – но сердце недовольно.О чем оно грустит, чего ему так жаль?Ужели с муками душе расстаться больно,Ужель так дороги ей слезы и печаль?

Свобода без любви – угрюмая темница:Отдам я все, – и жизнь, и радость, и покой,Но только б вновь любить с безумною тоской,Страдать, как я страдал, и плакать, и томиться!

1886

«Ищи во мне не радости мгновенной…»

Ищи во мне не радости мгновенной.Люби меня не для себя одной;Как Беатриче образ вдохновенный,Ты к небесам мне светлый путь открой.Склонясь ко мне с пленительной заботой,Ты повторяй: «Будь добрым для меня,Иди в борьбу, и мысли, и работай,Вперед, за мной, – я поведу тебя!»И каждой ласке, каждому упрекуЗаставь меня ты радостно внимать;Как женщина, ревнуй меня к порокуИ береги, как любящая мать.

1886

Ариванза

Милый друг, я тебе рассказать не могу,Что за пламень сжигает мне грудь:Запеклись мои губы, дышать тяжело,Посмотрю ль я на солнце – мне больно:Мое солнце, мой свет, моя жизньДля меня никогда не блеснут.Я дрожу, я слабею, увы, —Как мы жалки – бессильные девы!Я себе говорила: мой путь лучезарен,Он усеян гирляндами лотосов белых, —Но под лотосом белым – о горе! – таилосьЯдовитое жало змеи,И была та змея – роковая любовь!Не лучи ли далекой луны,Что бесстрастно-холодным сияньемТак чаруют, так нежат,Не они ль эту страстьВ моем сердце зажгли?Мне сегодня вечерней прохладыВетерок не принес:Отягчен ароматом цветов,Как огонь, он обжег мне лицо...Ты, один только ты, мой владыка,Покорил мою волю, наполнил мне душу,Победил, обессилил меня!Что мне делать?.. Едва на ногах я стою...Вся дрожу, помутилось в очах...И мне страшно, мне тяжко, как будто пред смертью!..

1886

Поэмы и легенды

Протопоп Аввакум

I

Свят Христос был тих и кроток <…>

………………………………………………………….

Горе вам, Никониане! Вы глумитесь над Христом, —Утверждаете вы церковь пыткой, плахой да кнутом!………………………………………………………….

Горе вам: полна слезами и стенаньями полнаОпозоренная вами наша бедная страна.

Но Господь за угнетенных в гневе праведном восстал,И прольется над землею Божьей ярости фиал.

Нашу светлую Россию отдал дьяволу Господь:Пусть же выкупят отчизну наши кости, кровь и плоть.

Знайте нас, Никониане! Мир погибший мы спасем;Мы столетние вериги на плечах своих несем.

За Христа – в огонь и пытку!.. Братья, надо пострадатьЗа отчизну дорогую, за поруганную мать!

II

Укрепи меня, о, Боже, на великую борьбу,И пошли мне мощь Самсона, недостойному рабу...

Как в пустыне вопиющий, я на торжищах взывалИ в палатах, и в лачугах сильных мира обличал.

Помню, помню дни гоненья: вот в цепях меня ведутК нечестивому синклиту, как разбойника, на суд.

Сорок мудрых иереев издевались надо мной.И разжегся дух мой гневом – поднял крест я над главой

И в лицо злодеям плюнул, и, как зайцы по кустам,Всё антихристово войско разбежалось по углам.

«Будьте прокляты! – я крикнул, – вам позор из рода в род:Задушили правду Божью, погубили вы народ!»

Но стрельцов они позвали, ополчились на меня.Речи полны дикой брани, очи – лютого огня.

И как волки обступили, кулаками мне грозят:«Еретик нас обесчестил, на костер его!» – кричат.

То не бесы мчатся с криком чрез болото и пустырь, —Чернецы везут расстригу Аввакума в монастырь.

Привезли меня в Андроньев, – тут и бросили в тюрьму,Как скотину, без соломы – прямо в холод, смрад и тьму.

Там, глубоко под землею, в этой сумрачной норе,Думал с завистью я, грешный, о собачьей конуре.

III

Я три дня лежал без пищи, – наступал четвертый день...Был то сон, или виденье, – я не ведаю... Сквозь тень —

Вижу, двери отворились, и волною хлынул свет,Кто-то чудный мне явился, в ризы белые одет.

Он принес коврижку хлеба, он мне дал немного щец:«На, Петрович, ешь, родимый!» – и любовно, как отец,

Смотрит в очи, тихо пальцы он кладет мне на чело,И руки прикосновенье братски-нежно и тепло.

И счастливый, и дрожащий, я припал к его ногам,И края святой одежды прижимал к моим устам.

И шептал я, как безумный: «Дай мне муки претерпеть,Свет-Христос, родной, желанный, – за Тебя бы умереть!..»

IV

Это было на Устюге: раз – я помню – ввечеруСтарца божьего Кирилла привели мне в конуру.

С ним в тюрьме я прожил месяц; был он праведник душой,Но безумным притворялся, полон ревности святой.

Всё-то пляшет и смеется, всё вполголоса поет,И, качаясь, вместо бубнов, кандалами мерно бьет;

День юродствует, а ночью на молитве он стоит,И горячими слезами цепи мученик кропит.

Я любил его; он тяжким был недугом одержим.Бедный друг! Как за ребенком, я ухаживал за ним.

Он страдать умел так кротко: весь в жару изнемогал,Но с пылающего тела власяницы не снимал.

Я печальный голос брата до сих пор забыть не мог:«Дай мне пить!» – бывало скажет; взор – так нежен и глубок.

На руках моих он умер; безмятежно и светло,Как у спящего младенца, было мертвое чело.

И покойника, прощаясь, я в уста поцеловал:Спи, Кириллушка, сердечный, спи, – ты много пострадал.

Над твоей могилой тихой херувимы сторожат;Спи же, друг, легко и сладко, отдохни, усталый брат!

V

В конуре моей подземной я покинут был опятьЦелым миром. Даже время перестал я различать.

Поглупел совсем от горя: день и ночь в углу сидишь,Да замерзшими ногами в землю до крови стучишь.

Если ж солнце в щель заглянет и блеснет на кирпиче,И закружатся пылинки в золотом его луче, —

Я смотрел, как паутина сеткой радужной горит,И паук летунью-мошку терпеливо сторожит.

На заре я слушал часто, ухо к щели приложив,Как в лазури крик касаток беззаботен и счастлив.

Сердцу воля вспоминалась, шум деревьев, небеса,И далекая деревня, и родимые леса.

Всё прошедшее всплывало в темной памяти моей,Как обломки над пучиной от разбитых кораблей.

Помню церковь, летний вечер; из далекого селаМолодая прихожанка исповедаться пришла.

Помню тонкие ресницы, помню бледное лицоИ кудрей на грудь упавших темно-русое кольцо…

Пахло сеном и гречихой из открытого окна,И душа была безумной, страстной негою полна…

Над Евангельем три свечки я с молитвой засветилИ, в огне сжигая руку, пламень в сердце потушил.

Но зачем же я припомнил здесь, в тюрьме, чрез столько летЭтот летний тихий вечер, этот робкий полусвет?

Был и я когда-то молод; да, и мне хотелось жить,Как и всем, хотелось счастья, сердце жаждало любить.

А теперь… я – труп в могиле! Но безумно рвется грудьПеред смертью на свободе только раз еще вздохнуть.

VI