Исидор Кацнельсон - По неизведанным землям Эфиопии Страница 19

Охота, а вернее сказать — избиение слонов, продолжалось до захода солнца. Вода в ручье стала красной от крови.

К вечеру подсчитали трофеи и потери. Убили сорок одного слона, три были добычей Булатовича. Из охотников погибло пять человек — троих раздавили слоны, а двое погибли от выстрелов своих же товарищей.

Отряд с победными песнями возвратился в лагерь. Галласы оценили смелость европейца — убить трех слонов удается далеко не каждому. И многие принесли ему в подарок свои копья — на них еще не высохла кровь слонов.

На другой день у костра снова собрались старики предстояло решить споры, кто первый ранил слона и, следовательно, имеет полное право на его хвост, кончик хобота и клыки. Такое побоище, какое было вчера на берегах ручья, не могло, конечно, не породить споров. Старцы терпеливо выслушивали всех, но пока молчали. Через несколько дней в лагере кончатся продукты, и голод сам отделит правых от неправых. Галлас, первым ранивший слона, скорее умрет, чем уйдет с поля охоты без законных трофеев. Те же, кто решил хитростью и подкупами получить эти трофеи, не выдержат голода и вернутся в город.

Так как на слонов европейца и его слуг (они убили двух животных) никто не посягал, Булатович собрал свои трофеи и поехал в Лекемти. На другой день он отправлялся в Аддис-Абебу. Дадьязмач подарил ему свою саблю и большой кубок из рога буйвола.

Слуги Булатовича были измучены беспрерывными утомительными переходами. За 29 дней путешествия они отдыхали только полтора дня, все остальное время — дороги, опасности, а подчас и голод. Многие хромали — босые ноги были сбиты и исколоты. Но все были бодры, довольны успешной охотой и спешили в Аддис-Абебу, чтобы рассказать родным и знакомым о своей храбрости и показать добытые трофеи.

Император Менелик II дал Булатовичу прощальную аудиенцию. Негус выразил надежду, что еще увидит русского путешественника в Эфиопии, а в знак признания его смелости пожаловал ему боевой плащ из львиной шкуры и головную повязку с львиной гривой.

Вся европейская колония провожала Булатовича из Аддис-Абебы.

И снова горные тропы, шумный Харар, мрачная и безмолвная пустыня.

21 апреля из Джибути отошел французский пароход «Амазон», на котором Булатович покинул Африку. Он, конечно, мечтал еще раз приехать сюда, снова встретиться с гостеприимным и радушным народом. Но тогда он еще не знал, что его желание очень скоро осуществится.

В России А. К. Булатовича ожидало радостное известие он произведен в поручики, а за помощь отряду Красного Креста и за успешную экспедицию награжден орденом Анны 3-й степени.

Итогом его первого путешествия стала книга «От Энтото до реки Баро. Отчет о путешествии в юго-западные области Эфиопской империи», изданная в сентябре 1897 года по распоряжению Главного штаба. Генерал-лейтенант А. П. Проценко в представлении об ее издании писал: «Труд этот представляет весьма интересный и богатый материал, изложенный сжато, но обнимающий географию страны, ее историю и государственное устройство, военные силы, характеристику управления, двора негуса и главных нынешних деятелей».

Эта книга действительно вполне оправдывает столь высокую оценку. И не только по причинам, о которых писал генерал А. П. Проценко.

Заслуга русского путешественника заключается прежде всего в том, что он впервые нанес на карту значительную часть речной системы юго-запада Абиссинского нагорья, указал и описал истоки нескольких рек. Эта область лежит к западу от Аддис-Абебы, примерно между восьмым и десятым градусами северной широты. Она обладает весьма сложным горным рельефом. Ответвляющиеся от возвышенностей Шоа и Каффы горные хребты перемежаются глубокими долинами, на дне которых стремительно несутся реки. Горные хребты образуют водоразделы притоков Голубого Нила, Собата и Омо. Разобраться в этом лабиринте гор, ущелий и долин нелегко. Вот, очевидно, почему А. К. Булатович допустил две ошибки, он отождествил верховья реки Гибье с верховьями реки Собат и предположил, что реки Баро и Собат соединяются. Эти заблуждения были им исправлены во время второго путешествия.

В Петербурге полным ходом шла подготовка к установлению официальных дипломатических отношений с Эфиопией. Первую русскую чрезвычайную дипломатическую миссию должен был возглавлять умный и опытный дипломат, выдержанный, спокойный и чрезвычайно добросовестный человек, П. М. Власов, бывший генеральный консул в Мешхеде, проживший много лет в Иране, а до этого в Иерусалиме. Он хорошо знал Восток, его обычаи, условия жизни. У российского правительства были все основания рассчитывать, что миссия, возглавляемая им, будет успешной.

14 июня 1897 года из Берлина пришло письмо Шведова, бывшего главы отряда Красного Креста, который рекомендовал включить в миссию поручика Булатовича как знающего амхарский язык, имеющего опыт в организации и ведении караванов в пустыне и в охране их. Кроме того, писал Шведов, этот офицер знаком со многими влиятельными лицами в стране и пользуется их симпатией, что очень важно для успеха предстоящей миссии. Кандидатура Булатовича почти не обсуждалась.

Итак, впереди снова была Африка, знакомая и полная загадок.

Отъезд дипломатической миссии был назначен на середину октября. В ведомствах и канцеляриях Петербурга составлялись описки членов миссии и состав казачьего конвоя, который должен был не только произвести впечатление на эфиопов своим блеском и выправкой, но и обеспечивать безопасность посольства на трудном пути из Джибути в Аддис-Абебу. Уточнялось снаряжение, размеры довольствия, подарки императору и его приближенным. И почти на каждом документе есть ссылка на «мнение поручика Булатовича». В докладной записке генерал-лейтенанта Проненко по поводу снаряжения есть, например, такие строки: «…необходимо еще назначить каждому особую сумму на представительство на месте в Абиссинии, приему туземцев, мелкие им подарки и наем туземцев-прислуги; расходы эти, по заявлению поручика Булатовича, совершенно необходимы для поддержания престижа русского имени и сообразны местным обычаям и образу действия других европейцев в Абиссинии…»

В состав конвоя Булатович рекомендовал назначить казаков из кавказских войск — они более привычны к трудным горным дорогам; неплохо иметь в конвое людей, советовал он, хорошо знающих устройство ручного огнестрельного оружия и горной артиллерии на случай, если потребуется преподать эфиопам некоторые инструкции по обращению с ними.

Возникло затруднение с переводчиками для миссии. В России не нашлось ни одного человека, который знал бы амхарский язык. Министр иностранных дел Муравьев запросил русского консула в Каире Кояндера, но тот ответил, что сношения Эфиопии с внешним миром до сих пор были слабые, поэтому мало кто из чужестранцев знаком с наречиями ее обитателей. Переводчиков обычно ищут среди эфиопов, но из них весьма немногие знают иностранные языки. Кояндер рекомендовал обратиться к французским властям в Джибути, которые могли бы выручить миссию на пути до Аддис-Абебы. У Менелика же есть два переводчика для бесед с иностранцами.