Наталия Чайкина Варгас - Чунтэ – демон джунглей Страница 8

Помедитировав у огня, я снова взялась за карандаш и медленно вывела:

«Истоки мистической природы человека лежат глубже даты основания христианства и вычёркивание языческого на него влияния правильнее будет считать не забывчивостью, а неблагодарностью. Посему считаю своим долгом выразить мнение о некоторых верованиях и поистине мистических способах общения с потусторонним миром коими богаты местные традиции…»

Вдруг дикий, испуганный оклик выдернул меня из предутренней безмятежности. Все вскочили на ноги. Мы вперились в зияющею мглу. Туда, от куда раздался вопль. В сторону «гостиницы». То был Хосе. Как-то странно пошатываясь, он рысью бежал к костру.

– Где вы были?! – кричал он на нас.

– Как где? – резонно прогудел Фернандо. – Здесь!

– Так вы никуда не уходили?! – Хосе остановился у костра. Колени его тряслись.

Никто не ответил. Молчание группы требовало от пришедшего объяснений.

– Я вышел из «Тумбэ», – начал тот, – смотрю огонь, а вокруг никого. Думаю, шутите надо мной… и вдруг голоса слышу… в руинах за большим проёмом!

– Ну?

– Ваши голоса, сеньорес! – выпучил глаза наш бедный Хосе. – Пастух спорил со своей сеньорой, Фернандо смеялся над шуткой Энрике, а вы донья Наталия упрекали кабальерос в бестолковости…

– Но здесь все молчали и никаких голосов не слышали. – Ответил пастух.

– Возможно! – возмутился молодой человек. – Но я-то ясно всех вас слышал и, вот думаю, шутники! Ну сей час их, думаю, напугаю. Подкрался к проёму дверей, подождал и раз!.. выскочил! И что вижу?!

– Что?!

– Черноту! – голос Хосе вдруг сорвался. – Представьте, не просто пустоту, но глухую, непроницаемую черноту. И так, знаете ли тихо, будто все звуки этой чернотой поглощались!

– Это Чунтэ. – Раздался спокойный голосок молодой индеанки Ийи. – Когда путники приходят в джунгли без договора с горами, демон завлекает их в круг и заставляет возвращаться на одно и то же место как в воронке. От того всё и пусто…

В ответ наступила тишина. Лишь треск костра и наше глубокое дыхание оживляли немую сцену. Над головами, словно совиное уханье, выплеснулся голос Освальдо.

– С Ийей, наша компания теперь состоит из девяти человек, – промолвил он, – а девятка воплощает символ круга. Думаю, мы неспроста здесь все собрались в таком количестве и качестве.

Мы переглянулись. В нарастающем напряжении ожидания чего-то жуткого, раздалась резкая усмешка Энрике.

– А я-то думал, что с ума сошёл…

Вниз по дороге

В пять утра небо ещё мрачное, холод сковывает ноги, а промозглость вызывает рвущий глотку кашель. Но скоро придёт рассвет! Утро в горных джунглях… В отличии от амазонских гущ, горные леса несколько суше и светлее. Перед рассветом они тише и загадочней, в покое, дымке и задумчивости. Верхушки гор скрыты туманом. В низинах солнечно и тепло. Аромат эвкалипта особенно силен. Здесь царит веселье, лес у рек преображается, просыпается бурно и мгновенно. Но, как могло показаться, всё живое внимательно следило за нами, пришлыми двуногими созданиями.

Мы – я и Ийя, взялись за приготовление завтрака, состоящего из свежеотвареных плодов камотэ, кукурузы и зелёных платанов. На заранее раскалённых камнях развернули свёртки из толстой воловьей кожи. В них хранились копчёное мясо, высушенные фрукты и рыба. Была ещё карапулька… Нет, карапулька – это не часть славянского танца, не подвид финских саней и не смешная фамилия. Это – кристаллы. Начну со скромного напоминания о том, что картофель был завезён в Старый Свет из Южной Америки. Я даже укажу откуда именно: из Перу, с озера Титикака. Это самое большое озеро в мире находящееся на высоте свыше трёх тысяч метров над уровнем моря, и именно благодаря ему мы едим то, что выжило как вид овоща через миллионы лет! Да, да! Высота, давление и воздух сохранили для нас самый древний продукт питания! Картофель, благодаря своему строению, проявляет довольно интересные свойства именно в подобных условиях – он кристаллизуется. Когда Энрике впервые показал мне тёмно-коричневые маленькие камушки и сказал: «Вот наш супчик!» меня чуть не стошнило… Я даже, ради интереса, попыталась раскусить это кристаллическое формирование. Полупрозрачный камень! При высыхании, картофель сокращается на 90% от своей изначальной массы, а при замерзании в отсутствии кислорода превращается в кристалл. Название «кара-пулька» переводится как «превращённое в кость (или твёрдую субстанцию)», то бишь совсем к любимой нами картошке не относится. На языке кечуа название этого овоща довольно труднопроизносимо —«ам'ка» где звук «К» это резкий щелчок языка. Разобрались? Карапульку готовят также, как и фасоль. Долго отмачивают и долго варят. Но каков вкус?! Вы пробовали густой суп из хрящиков? Это ещё вкуснее! Кстати, перуанцы предпочитают карапульку свежей картошке, что видно впервые и попробовали первые Европейцы. Судите сами: известное нам слово «картофель» происходит от одного из старонемецких выражений – Кар Тоифель – Чёртова кость, где слово «кар» берет корни от первого слова «Кара Пулька». Старое Испанское название картошки – бульба – стало родным во многих славянских странах, несмотря на то, что в действительности значит «камень» – снова перевод того же названия.

Из всех яств я могла есть только суп из карапульки и камотэ. Последнее – это сладкий, ярко оранжевого цвета овощ, который мы, европейцы, называем «сладким картофелем», хотя к таковому он не относится… И дело было не в вегетарианстве. По сравнению с балыком и воблой, перуанские «вялености» на вкус представляют собой редкую гадость. Их излишне пересаливают, а мясо, будучи сушенным, ещё и жарят в жиру. Мне иногда казалось, что древесина, приготовленная таким манером, была бы намного съедобнее…

Вскоре и Мария присоединилась к нашей дамской компании, но лишь затем, чтобы следить за нами. Она воплощала собой столп терпения к нашей медлительности. Лишь изредка, высказывала печальное мнение о том, что если ей надлежит попасть в ад, то там пребудет хоть какое-то облегчение – черти и те справляются с котлами быстрее.

– Это правда, что белые люди любят поклоняться тряпкам? – капризным тоном иногда спрашивала она меня.

– В каком смысле? – недоумевала я.

– Пишут знаки на кусках материи, таскают их с собой и даже встают перед ним на колено…

– А! – догадалась я. – Знамя… Это очень важный элемент военного формирования. Хоругвь…

– Какое варварство! Я слышала, они даже целуют эти полотнища…

– Да, во время принесения клятв или…

– Как женщины!.. Уж-жас-с!

Дальше Мария не слушала мои объяснения. Она оскорблено отвернулась, давая понять, что столь примитивный вид человеческой расы не достоин её внимания. Меня это вполне устраивало.

Фернандо и Хосе с пастухом занялись «гужевым транспортом». Энрике пытался встряхнуться и вспомнить, что же произошло вчера у «гостиницы». Он почёсывал ершистый подбородок, усердно пережёвывал кусок копчённой свинины, посматривал на небо и что-то ворчал себе под нос. Его оттопыренные уши весьма заметно вторили движениям жилистых скул, чем придавали ещё большую комичность всему его подёргиванию и беспокойству.

Фаго, как он позднее объяснил, беседовал с местными духами. Он развёл неподалёку костёр, маленький и дымный, грел над ним руки и гладил ладонями своё лицо. Будучи «ваманом», Фаго представлял каждого из нас местным «хозяевам», уверяя их в том, что мы не желаем брать «запрещённое» и разрушать «неприкасаемое». В целом, он исполнял роль нашего адвоката перед силами, в существование которых я не верила… Пока ещё не верила.

Освальдо ухмылялся, попыхивал сигарой, похлопывал мулов, озирался то на спутников, то на проводников, то на древнюю дорогу, по которой нам предстояло пройти. Как ни странно, его занимал Хосе. Лично шаман никогда не обращался к нему, но всегда поглядывал на те места, где молодой человек проявлял свою тягу к творчеству. Он рисовал! Вернее, подражал неолитическому искусству, вырезая смешные фигурки на мясистых листьях «туны». Вероятно, Освальдо проверял не рисует ли Хосе забавные карикатуры на серьёзного вида спутников.

Кстати о «туне». Изумительное растение! Кактус. Он воплощает в себе восхищение и омерзение одновременно. Начнём с фруктов, произрастаемых на краях его полуметровых лопастей. Вкус – неописуемый восторг! Помню, я съела целый пуд его освежающей мякоти до того, как предупредительный Энрике скабрёзно краснея выдал мне справку:

– Семена туны содержат масло, которое в целом омолаживает клетки, укрепляет кости и действует в качестве очищающего организм элемента… Но в больших количествах… для молодых женщин… он может быть вреден, ввиду излишнего влияния на обмен веществ… Понимаешь?

Сказав это, Энрике ещё больше сконфузился, и я поняла, что он не такой уж и тюфяк в отношении знаний о физиологии женского организма… Но это ещё не полное сочетание гадости с прекрасным. Когда листья туны произрастают в тени, в них поселяются паразиты. Их колонии похожи на проказу в живом теле растения. Даже одев кожаные перчатки, закрыв глаза и представив, что засовываю руку в баночку с маринованными огурчиками, я бы ни за что не прикоснулась к этим отвратительным «язвам»! Но однажды, проезжая деревню по имени Чинчерос, я с изумлением познала простую истину: в любом уродстве скрывается красота. В отношении тех паразитов данная истина звучала подобна удару судейского молотка по незрячей затверделости моего первоначального впечатления. Дело в том, что самые яркие и стойкие пурпурные цвета производятся из крови этих паразитов. Превращение подобно магии! Берёшь в руки насекомое, расщепляешь между ногтями, растираешь эту гнусность на тарелке, добавляешь сок лимона, окунаешь в образовавшееся месиво грубую бесцветную ткань и вот оно чудо! Пурпурные оттенки словно искры калейдоскопа разбегались по унылой материи… Добавляешь соль – ткань приобретала ярко алые размывы. Стойкие, сочные! Век живи – век учись!