Альберто Васкес-Фигероа - Харагуа Страница 25

Два тусклых фонаря горели по углам башни, и их мутный свет едва позволял различить, что происходит внизу, но женщина, несомненно, видела в темноте намного лучше его, поскольку обратила внимание на странную темную шишку, прилепившуюся к стене рядом с одним из маленьких тюремных окошек.

Охеда распластался по стене, стараясь слиться с нею, но толстушка, вне всяких сомнений, его заметила, поскольку совершенно потеряла интерес к желаниям и ощущениям своего партнера; гораздо интереснее ей было, что же это за штука висит там, наверху.

Тем не менее, она ничего не сказала, лишь быстрее задвигалась, вынуждая дружка издать блаженный стон, после чего осталась неподвижно лежать, пока мужчина застегивал штаны, а его товарищи как раз показались из-за угла, сделав круг.

— Боюсь, что сам Бог нынче не на моей стороне, — прошептал Охеда на ухо Золотому Цветку. — Надеюсь, что эти, внизу, не догадаются посмотреть наверх, иначе меня просто сцапают, как цыпленка в гнезде.

Но он напрасно боялся: едва поравнявшись с парочкой, один из солдат тут же принялся расстегивать штаны, готовясь сменить своего товарища, уже закончившего дело.

— Вот дерьмо! — выругался про себя Охеда. — Похоже, она собирается обслужить всех троих.

Именно так оно и оказалось, так что бедному Охеде пришлось любоваться этой сценой во второй, а потом еще и в третий раз. Вершиной его негодования стала минута, когда проститутка, придя к выводу, что странная штука, застывшая на стене — все же человек, приветственно помахала ему рукой, которой ласкала спину клиента; тот ничего не заметил, поглощенный своим занятием.

А в это время Сьенфуэгос, Бальбоа и Писарро, притаившись в кустах в двадцати метрах от происходящего, отчаянно раздумывали: то ли выскочить из кустов с оружием наперевес, то ли расхохотаться, представляя лицо Охеды в ту минуту, когда он был вынужден ответить на приветствие заговорщицы, жестами умоляя не выдавать его.

Пятнадцать минут спустя толстушка все же соизволила удалиться, помахав на прощание рукой и даже не обернувшись. Тогда, дождавшись, когда патруль в очередной раз пройдет мимо башни, трое друзей бросились к стене и снова вскарабкались на плечи друг другу, построив живую башню, спеша спасти вконец измученного Охеду, который тут же соскользнул вниз и распластался на земле, подобно жабе, издавая при этом шипение разъяренной змеи.

— Тьфу ты, мать вашу за ногу! — выругался он, встав наконец на ноги, изрядно затекшие от долгого пребывания в неудобной позе. — Вот ведь чертова шлюха, нашла время, когда заявиться!

Ноги у бедного капитана настолько затекли, а мышцы затвердели, что он не мог сделать ни шагу, и канарцу с Бальбоа пришлось тащить его под руки. Лишь когда они добрались до хижины Писарро, где Охеда без сил рухнул на циновку в углу, он позволил себе нервно рассмеяться.

— Вот ведь черт! Ну, если я из-за нее охромею, я ее убью! — прорычал он, не зная, злиться ему или смеяться.

— Скажи спасибо, что она тебя не выдала, — заметил Бальбоа. — Это же Агустина Кармона, девчонка из Гранады, которая всегда обслуживает именно эту компанию, а я ей задолжал целых пять мараведи.

— А кому ты не задолжал? — спросил Охеда.

— Оставим это, — вмешался канарец. — Так что сказала принцесса?

— Она сказала, что предпочитает умереть на виселице.

— Вы шутите?

— Никоим образом. И она тоже не шутила. — Охеда немного помолчал и пожал плечами. — И я ее понимаю. Перед ней встал выбор: остаться ли ей прекрасной королевой, принявшей мученическую смерть, или стать престарелой беженкой, таскающей свои старые кости по неведомым землям. Она выбрала первое, — он цокнул языком. — И думаю, что на ее месте я поступил бы так же.

— Но это же бред! — возмутился Бальбоа. — Бред сивой кобылы!

— Сомневаюсь.

— Я тоже... — ответил Сьенфуэгос. — Я согласен, что лучше умереть в зените славы, чем жить одними лишь воспоминаниями. — Он пристально посмотрел на спутников. — Так что же нам теперь делать?

Алонсо де Охеда, Васко Нуньес де Бальбоа и Франсиско Писарро посмотрели друг на друга, и стало ясно, что ответить им нечего.

6  

— Меня зовут Диего Мендес; Диего Мендес из Сигуры, и в эти тяжелые времена, когда никто не осудил бы меня, если бы я покинул своего господина, я не стыжусь признаться, что являюсь верным слугой его превосходительства адмирала Христофора Колумба, ради него я готов пожертвовать всем, даже собственной жизнью, которой мне уже неоднократно доводилось рисковать, спасая жизнь моего сеньора.

Не считайте меня глупцом или слепцом, я признаю, ошибки его велики, но я уверен, что даже когда позабудут и королей (да продлит Господь им жизнь), а также тех интриганов, что злоумышляли против моего господина, когда даже праха от их памяти не останется, о доне Христофоре будут говорить с уважением и благоговением, ведь до скончания времен не затихнет эхо чудесных открытий, что он свершил за свою необыкновенную жизнь.

Тем не менее, несмотря на всю мою привязанность к вице-королю, я постараюсь как можно более правдиво и беспристрастно пересказать историю его четвертого и самого ужасного плавания, поскольку именно мне выпала горькая участь стать его летописцем, а также изложить причины, заставившие меня направиться к этим Богом забытым берегам Харагуа, которых я достиг в столь бедственном положении.

Итак, два года назад мы вышли из порта Кадиса. Ветер был попутный, и поначалу все шло как по маслу. Однако удача покинула нас с той самой минуты, когда мой сеньор решил взять курс на Эспаньолу, несмотря на то, что их величества категорически запретили ему приближаться к острову.

Его вновь подвела чрезмерная гордость, когда он отказался подчиняться приказу, пусть даже исходящему от их величеств. Увы, это один из главных недостатков моего сеньора, о чем я уже говорил, и Бог свидетель, как я всеми правдами и неправдами умолял его одуматься и отказаться от столь неразумного решения.

Да что там я — сами небеса предупреждали нас, предвещая близкую бурю, но он и на это не обратил внимания, по-прежнему держа курс на Эспаньолу. Адмирал решил бросить якорь у Санто-Доминго, чтобы показать всем своим врагам, что он по-прежнему командует королевской флотилией и остается вице-королем Индий.

Конечно, он изрядный тиран, но несомненно, великий мореход. Он сразу понял, что надвигающийся ураган в один миг уничтожит всю его славу, а потому велел искать убежища в Пуэрто-Эрмосо, где мы потом оставили нескольких заболевших товарищей, и откуда нам пришлось наблюдать гибель большой флотилии, которую Овандо отправил в море, не приняв во внимание мудрых предостережений моего сеньора Колумба.