Фредерик Марриет - Приключение собаки Страница 29

Придя поутру посмотреть, что им Бог послал на их долю, рыбаки с немалым удивлением увидели шлюпку и в ней грузное тело капрала без всяких признаков жизни. Но при более тщательном осмотре убедившись, что капрал жив, они отнесли его к себе, влили ему в рот известное количество водки и укрыли его всеми имевшимися в запасе одеялами, уложив в мягкую постель. При таком уходе капрал скоро пришел в себя и после горячего супа и сытного обеда совершенно оправился.

На вопрос рыбаков, вознаградит ли их его командир судна за его спасение и за то, что они возвратят ему его шлюпку, капрал отвечал отрицательно и предложил рыбакам оставить себе шлюпку, дав им обещание ничего не говорить об этом, а доложить командиру, что шлюпку унесло.

Но надо сказать, что за это время, пока капрал мерз и дрог, тонул и умирал каждую минуту, в течение всей этой страшной ночи по милости лейтенанта, в душе его произошел полный переворот; насколько он до настоящего времени был предан Ванслиперкену, настолько возненавидел его теперь. Чувство озлобления против лейтенанта было до того сильно, что он готов был задушить его теперь своими руками. Кроме того, в тот момент, когда он терял сознание, ему казалось, что тощие голые руки Костлявого были распростерты над ним, и теперь он приписывал этому бреду воспаленного мозга какое-то таинственное значение.

На другой день рыбаки доставили капрала на своей лодке в Асмтердам. Узнав о том, что «Юнгфрау» ушла в море, капрал еще более вознегодовал и озлобился на Ванслиперкена за то, что он, не позаботившись о нем, предоставил его воле судеб. Очутясь в улицах Амстердама, ван-Спиттер вспомнил о Луст-Хаузе вдовы Вандерслуш

и решил, прикрываясь именем своего командира, который, как ему было известно, был там в чести, пойти туда, нимало не подозревая того, что произошло в последнее время между Ванслиперкеном и предметом его исканий.

Итак, капрал направился к увеселительному заведению вдовы Вандерслуш и прежде всего наткнулся на Бабэтт, которая, убедившись, что он чистокровный голландец и принадлежит к экипажу или, вернее, к персоналу куттера «Юнгфрау», в убеждении, что он, как и все остальные люди экипажа, презирает и ненавидит Ванслиперкена и его противную собаку, тотчас же разговорилась с капралом, рассказав ему, по свойственной ей словоохотливости, все происшествие с собакой и гнев ее госпожи. Таким образом, капрал оказался вовремя предупрежденным о том, в каком положении находились дела, и поспешил поддакнуть Бабэтт в ее порицаниях Ванслиперкена, дав ей понять, что он не только враждебно относится к нему теперь, но что будто бы и всегда так к нему относился. Бабэтт, имевшая привычку сплетничать о всем своей госпоже, тотчас побежала рассказать вдове о приходе рослого и видного капрала, о том, что ему пришлось выстрадать из-за негодного Ванслиперкена, и о негодовании и озлоблении, какое питает к нему рослый капрал. Слушая ее рассказ, вдова Вандерслуш сразу почувствовала симпатию к капралу, а когда увидела его удивительные размеры, его атлетическую фигуру, то сердце ее не выдержало, и она, как всякая слабая женщина, готова была повеситься ему на шею, хотя, по свойственной ей скромности, конечно, не сделала этого. В глазах вдовы Вандерслуш капрал ван-Спиттер был воплощением мужской красоты, — и при виде его она мысленно воскликнула: «Вот мужчина, для которого я не пожалею моих денег!» — и решила завладеть им.

Она тут же предложила ему отобедать вместе с нею, а под конец вечера после долгой дружественной беседы просила его не заботиться ни о чем и остаться у нее в доме до возвращения куттера, который вскоре ожидали обратно.

На другой день капрал сидел уже на том самом диване, на котором еще так недавно сидел лейтенант Ванслиперкен; подле него сидела аппетитная вдова, и он так же держал ее пухлую руку в своих громадных ладонях, как и его начальник. А день спустя он уже был признан официальным женихом богатой вдовушки, хотя все это еще хранилось в тайне от всех посторонних лиц, не только потому, что капрал был подчиненный лейтенанта Ванслиперкена, и этот последний не простил бы ему того, что он встал на его дороге к любви и счастью, но еще и ввиду того соображения, что тот мог запретить своему экипажу посещать Луст-Хауз вдовы. Таким образом, было решено, что до тех пор, пока капрал не отбудет своего срока службы и не станет вольным гражданином, никому ничего не говорить и не предпринимать решительного шага.

Однако пребывание рослого молодца-капрала в доме вдовы не осталось незамеченным высоким худощавым иезуитом, бывшим тогда французским агентом в Амстердаме и жившим как раз напротив Луст-Хауза вдовы Вандерслуш. По наведенным о нем справкам иезуит решил, что содействие капрала могло бы быть полезно их интересам. Капрала пригласили для переговоров. Вернувшись оттуда, последний со всех сторон обсудил со вдовой вопрос, нужно ли ему принять выгодное предложение о. иезуита, и на общем совете было решено принять, так как риску в этом было мало, а выгоды и прибыли могло быть много. И вот случилось так, что капрал зашел к иезуиту объявить ему о своем согласии и находился уже у него в доме, когда явился Ванслиперкен. Увидав и узнав в крошечную скважинку в зеленом стекле, кто был вновь прибывший посетитель, капрал просил иезуита спрятать его куда-нибудь, чтобы он не попался на глаза своему начальнику, — и его провели в смежную комнату, куда вела дверь, скрытая за ширмой. Оказалось, что о. иезуит не плотно припер эту дверь, как он полагал, а только притворил ее, и капрал, удивлявшийся, зачем мог прийти сюда лейтенант, приотворил дверь настолько, что мог все слышать и даже видеть. Когда Ванслиперкен уходил и затворил за собой дверь, капрал одновременно с ним запереть свою и, отойдя в дальний конец комнаты, расположился там на кресле, как ни в чем не бывало.

Повидавшись с лейтенантом, иезуит решил, что лучше иметь дело с начальником, чем с подчиненным, и заявил капралу, что по изменившимся обстоятельствам он в настоящее время не нуждается в его услугах. Капрал удовольствовался этим объяснением и, придя ко вдове, рассказал ей подробно о всем.

— Негодяй! Изменник! — воскликнула вдова.

— Ах, да… Mein Gott! — вздыхая, вторил капрал.

— Он продает за деньги свое отечество! Вы сами видели, что он получил 50 гиней?

— Ах, да, mein Gott!

— Прекрасно! Но зато он теперь в ваших руках: вы, если захотите, можете заставить его повесить в любой день!

— Ах, да, mein Gott! Я теперь могу это сделать!

— Ну, мы теперь посмотрим, как вы запоете, лейтенант Ванслиперкен! Посмотрим! — восклицала вдова, скрежеща зубами при мысли, что лейтенант получил такую громадную сумму денег, которая могла бы достаться капралу ван-Спиттеру, что, при данных условиях, было почти одно и то же, что ей, так как теперь их интересы были общие.