Княжий суд - Корчевский Юрий Григорьевич Страница 46

— Правда, Федор.

И я ему рассказал про Мертвый Лог, промолчав, естественно, о призраке из подземелья. Слышал, мол, от стариков, ну — и так далее, как и государю говорил, только с подробностями.

— Надо же! — восхитился Федор. — А давай выпьем за твою удачу в той схватке с басурманами и твое новое назначение!

— Давай!

Мы чокнулись и опростали чарки. В голове у меня уже шумело слегка — больно уж великоваты у Федора кубки и вино стоялое, крепкое. Но и оставить вино в кубке нельзя — хозяина обижу.

— Эх, спеть что ли?

И чего меня дернуло? А может, вино в голову ударило?

Я встал и на полном серьезе затянул:

Гимн-то из значительно более поздних времен — династии Романовых. Сам понять не могу, почему меня потянуло его спеть.

— Федор выслушал внимательно, аж прослезился.

— Георгий, дай я тебя поцелую, — в сердцах притянув мою голову, сказал расчувствовавшийся стряпчий. — Славно поешь. Аки наш диакон во храме. И песня славная. Только чтой-то я не слышал ее ранее. Сам сложил?

— Да что ты, Федор! Сам раньше слышал, да запомнил.

— Слова хороши, за самую душу берут…

Это были его последние слова сегодня. Федор вдруг уронил голову на стол и захрапел. Называется — поговорили! Ладно, утро для того еще будет.

Я хлопнул в ладоши. Вошел слуга.

— Боярин устал, отдохнуть желает.

Слуга исчез, но вскоре появился с другими холопами, и Федора вчетвером довольно бережно унесли в опочивальню.

Нас же сопроводили в гостевые спальни.

Выспался я в эту ночь отлично. Сказались усталость после дороги, заботы, гнетущие меня, выпивка, — и я спал мертвецким сном. По-моему, даже проснулся в той же позе, что и уснул. А на лавке аккуратно лежала моя одежда и рядом стояли вычищенные сапоги. Ну, то не внове, слуги у Федора вышколенные, свое дело знают.

В дверь постучали, вошел слуга.

— Князь, хозяин к себе тебя просит.

Я оделся, и слуга провел меня в кабинет.

— Здравствуй, Федор.

— Доброго утра и тебе, Георгий. Садись. — Кучецкой оглядел меня внимательно. Видно, мысли, не дававшие мне покоя, были написаны на моем лице; он заметил мое нетерпеливое ожидание.

— Ты зачем приехал? Какая нужда? Сказывай все без утайки, вижу ведь — в кручине томишься!

И я рассказал ему о своих сомнениях. С чего начать воеводство, где деньги брать?

— Эва, брат. За деньгами в Поместный приказ идти надобно, там уж указ государев есть. О стройке кремля — то не твоя головная боль. И зодчие приедут сами, и кирпич доставят, али завод кирпичный поставят люди государевы. За все казна платить будет. Кремль — дело государево, вот дьяки сами и будут суетиться. Твое дело — дружину собрать, обучить, обустроить. На то тоже деньги выделены. Получать сам будешь или пришлешь кого?

— Думаю, сам.

— Тогда охрану найми. И за меньшие деньги напасть могут и живота лишить.

И Федор еще час объяснял мне, с чего начать и что делать дальше. Конечно, кое-какие мысли у меня и самого были, но Федор растолковал все подробно и внятно.

— Спасибо, Федя.

— Федя… — Кучецкой посмотрел на меня теплым взглядом. — Меня так маманя в детстве звала. Давно так ласково меня никто не называл. Все «Федор» да «стряпчий». Ты вроде вчера песню пел? Али мне показалось на пьяную голову?

— Пел, да уж сам и не помню, что.

— Жаль. Понравилось мне, еще послушать хотел.

— Поди, не в последний раз видимся, вспомню — спою еще.

— И то правда — будет еще оказия. В радость мне побратимство наше, Георгий! Вот ведь — зацепил ты что-то эдакое в душе моей. «Сла-а-вься вове-е-ки…» — пробасил вдруг стряпчий, бесконечно переврав мелодию. — А дальше запамятовал… Божественно! — воскликнул Кучецкой. Глаза его увлажнились. — Ну пошли, покушаем.

Мы поели втроем: Федор и я с Глебом.

— Ты вот что, Георгий. Поставь в острог свой главным Глеба. Не все ему в свите твоей ходить. Сам растешь, и боярин пусть растет с тобой.

Я оторопел, не зная, что и сказать. О таком варианте я еще не думал. Стало быть, Федор дальше меня видел, и в людях неплохо разбирался, коли сразу Глеба оценить смог, увидев его всего второй раз.

— А что? Сына боярского, Макара, над дружиной своей поставь. Глеба — на острог в этом, как его? — пытался припомнить Федор.

— Охлопково.

— Вот-вот.

— Я подумаю, за подсказку спасибо.

— Боярин, ты сам-то как? Согласен? — Кучецкой посмотрел на Глеба.

— Как князь решит, так и будет.

— Это верно, только я думаю — князь так и решит.

Завтрак закончился в молчании. Вроде бы все насущное обсудили, да и напор Федора я воспринимал с некоторым сопротивлением.

Мы попрощались с Кучецким. Дел полно у всех — и у Федора, и у нас.

В Поместном приказе все бумаги по воеводству, как и говорил Федор, были готовы. Но пока деньги из казны получили, пересчитали — полдня ушло.

— Ну что, Глеб? Сами с деньгами поедем? Или охрану от приказа возьмем?

— Сами. Пистолеты есть, сабли. Неуж не отобьемся, если лихие люди вздумают поперек дороги встать?

Я приторочил один мешок с монетами к своему седлу, второй мешок привязал Глеб. И до Коломны мы добрались без проблем.

Время было уже вечернее, и потому встал вопрос — куда девать деньги? Ни постоялых дворов, ни просто какого-либо подходящего пристанища в Коломне не было. Решили ехать дальше — в Охлопково. Там и изба есть, и воинов достаточно.

По ночной дороге доехали-таки до имения. Из привратной сторожки раздался грозный окрик:

— Стой! Кто такие?

С площадки над воротами свесились ратники с факелами, пытаясь разглядеть приезжих.

— Князь прибыл! Отворяй.

— Сейчас, сейчас!

За воротами засуетились, загромыхал засов.

— С возвращением, князь.

Мы сняли с седел мешки с деньгами и положили в моей избе под топчан.

— Глеб, позаботься о лошадях, устал я что-то!

— Не беспокойся, князь! Отдыхай!

Едва стянув сапоги и сняв кафтан, я рухнул на постель. Чертовски устал, спать хочу.

Вот и проспал деньги… Хорошо еще, что не все.

Утром после туалета и умывания я вернулся в избу, глянул под топчан и похолодел: одного мешка нет! Твою мать! Поспал, называется!

Дрожащими руками я развязал мешок и запустил в него руку. Слава богу — серебро осталось. В Москве я получил один мешок с серебром и второй — с медяками. Вот с медяками мешок и стянули — не мог же он сам уйти. Сколько же там было? Я пошарил в своей переметной суме, достал расписки. Ага, двадцать пять рублей. Не сказать, что сумма велика, но их хватило бы на стадо коров. И что самое паскудное — что вор кто-то из своих. Но кто? Раньше такого не случалось, и я никого подозревать не мог. И когда украли? Если ночью, когда я спал — так вор мог уже далеко уйти с деньгами. А если утром — наверняка припрятал мешок внутри острога.

Я выглянул из дверей и подозвал проходившего холопа.

— Быстро позови ко мне боярина Глеба и старших — Макара и Федора!

Вскоре прибежали все трое.

— Что случилось, князь, чего звал?

— Вчера мы с Глебом деньги из Москвы привезли, два мешка. Один украли ночью. Кто за караул сегодня отвечает?

— Я, князь, — выступил вперед Федор.

— Узнай у караульных, не заметили ли ночью чего-нибудь подозрительного? Может, кто по острогу ходил? И выходил ли кто-нибудь за ворота? И еще — ворота закрыть! Не выпускать никого!

— Слушаюсь, княже! Федор убежал.

— Не уберегли мы, Глеб, мешок с деньгами, двадцать пять рублей пропало государевых. Ежели не сыщем, мне придется свои доложить.

— Вот сволочь! — выругался Макар.

— Ты про кого? Подозрение есть?

— Да нету. Я про вора.

Пока судили-рядили, прибежал запыхавшийся Федька.

— Нет, боярин, караульные божатся — никто острог не покидал.

— Уже легче, стало быть, мешок — внутри острога. И вот что: пока о краже — молчок. Всех построить, вроде как для смотра. Макар, ты оружие осмотри, одежду. А ты Федор вместе с Глебом по избам пока пройдитесь, по укромным местам — в бане, конюшне, сараях поищите. Мешок — не нож, под стреху его не спрячешь. Только прошу — аккуратно, тихо.