Александр Дюма - Папаша Горемыка Страница 9

К тому же дорогу ей, как и мужчинам, указывал грохот канонады: теперь залпы орудий ясно и отчетливо доносились с высот Монмартра и Роменвиля.

Дочь рыбака бежала через поле, не встречая никаких преград на своем пути; стремительность этого бега, равно как и мысль о том, что отцу и мужу угрожает опасность, усиливали ее отчаяние.

Миновав Венсенский лес, женщина вошла в Монтрёй вслед за нашими солдатами, противостоявшими корпусу Шварценберга, и добралась до Бельвиля в тот миг, когда пруссаки ворвались туда со всех сторон.

Впервые в жизни жена лесника слышала, как треск ружейных залпов примешивается к торжественному гулу артиллерийских орудий. Каждый выстрел отдавался в ее сердце болью. Молодой женщине казалось, что любая пуля и любой снаряд должны поразить дорогих ей людей.

Солдаты и граждане, решившие умереть за честь французского флага, были выбиты со всех позиций; их одолел противник, в двадцать раз превосходивший их численностью; они отступали, но продолжали отбиваться со стойкостью, не изменившей им ни разу на протяжении этого рокового дня.

Маршал Мармон, в разорванной одежде, черный от пороха, с непокрытой головой, шагал в последнем ряду по Парижской улице, сжимая солдатское ружье в искалеченной руке. Когда он оборачивался с возгласом «Вперед!», казалось, что этот крик вырывается из груди одного из героев «Илиады»; он первым бросался в атаку на пруссаков, следовавших в ста шагах позади него, и те в ужасе пятились назад. Тогда, подобно вепрю, которого преследует свора собак, он с горсткой окружавших его храбрецов устремлялся на противника; каждая из таких схваток оставляла после себя след в виде груды трупов, и погоня ненадолго прекращалась, ибо побежденные становились победителями. Однако ряды неприятеля были столь многочисленными и плотными, что руки героев уставали наносить удары и перед лицом постоянно прибывавшего пополнения врагов приходилось думать об отступлении.

Дочь рыбака, следуя по боковой улочке, во время одной из подобных стычек подошла к главной магистрали Бельвиля.

Она настолько утратила страх перед опасностью, что продолжала идти вперед по этой улочке, не обращая внимания на пули, сыпавшиеся градом со всех сторон и стегавшие стены домов во всех направлениях.

Внезапно сквозь густой дым, который прочерчивали лучи света, она заметила, что рядом с мужчиной, облаченным в мундир с шитьем, подталкивающим солдат вперед и ободряющим их голосом и личным примером, сражаются ее отец и муж.

Калека стрелял по пруссакам в упор из своего охотничьего ружья, а рыбак, уже израсходовавший патроны, орудовал ружьем как палицей и только что убил ударом приклада вражеского офицера.

Молодая женщина со страшным криком кинулась к родным; Пьер Майяр обернулся на этот крик и узнал жену, которая протягивала ему ребенка, как бы умоляя его не подвергать себя более опасности во имя этого невинного создания. И этот мужчина, сражавшийся в течение пяти часов с таким героизмом, что его с избытком хватило бы на десятерых солдат, сразу утратил и силу и мужество. Оружие выпало из его дрожащих рук, и, обезумев от страха за тех, кого он любил больше всех на свете, он бросился к жене с ребенком так быстро, насколько позволяло его увечье.

В этот миг пруссаки подались вперед и в большом числе оказались в двух шагах от Пьера Майяра; десять штыков сомкнулись одновременно на теле бегущего, и он упал, пронзенный насквозь, но успел прокричать тестю:

— Спасай свою дочь! Спасай моего ребенка!

Франсуа Гишар, поглощенный битвой, не видел этой сцены.

Но, услышав предсмертный зов зятя, рыбак растерянно посмотрел в ту сторону, куда был обращен последний взгляд несчастного инвалида; сквозь дым и густые, свивавшиеся в кольца облака пыли он увидел неясный силуэт, белевший среди темных вражеских мундиров.

Франсуа Гишар ринулся в этом направлении, столь яростно размахивая ружьем, что плотные ряды сражающихся расступались, давая ему дорогу.

На углу боковой улочки рыбак увидел свою дочь.

Она сидела, прислонившись к каменной тумбе; казалось, она была без сознания, но при этом крепко прижимала к груди плачущего ребенка.

Франсуа Гишар поступил так же, как Пьер Майяр: он отбросил ружье, а затем взял дочь с ребенком на руки, взвалил ее на спину и поспешил в сторону Ла-Варенны, не оглядываясь назад.

Он остановился, лишь добравшись до Венсенского леса.

Внезапно он почувствовал, что его шея и плечи совершенно мокрые.

Протянув к ним руку, он убедился, что это кровь.

Тогда Франсуа Гишар опустил дочь на траву и увидел, что вся одежда несчастной молодой женщины перепачкана кровью.

Он остолбенел, не в силах вымолвить ни слова, не решаясь к ней прикоснуться и боясь пошевелиться; ему казалось, что небо и деревья кружатся вокруг него, а земля колеблется под его ногами.

Наконец, превозмогая себя — это отчаянное усилие потребовало от рыбака больше мужества, чем все утренние стычки, — он расстегнул корсаж дочери и положил руку на ее сердце.

Это сердце больше не билось.

Ребенок, которого мать по-прежнему не выпускала из рук, уже уснул.

Франсуа Гишар снова поднял свою ношу и побрел дальше.

Придя домой, он положил дочь на кровать, осторожно высвободил девочку из объятий покойной и передал ребенка жене, а сам, не говоря ни слова, не проронив ни слезинки из своих выплаканных глаз, собрал снасти и направился к лодке.

IV. О ТОМ, КАК ИЗ-ЗА ВМЕШАТЕЛЬСТВА СИЛЬНЫХ МИРА СЕГО ИСТОРИЯ ЖИЗНИ ФРАНСУА ГИШАРА ЧУТЬ БЫЛО НЕ ЗАВЕРШИЛАСЬ В 1817 ГОДУ ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА ТАК ЖЕ, КАК ЗАВЕРШИЛАСЬ ИСТОРИЯ ЖИЗНИ ЕГО ПРЕДКОВ

Когда браконьеру хочется отведать рагу из дичи, он, независимо от того, известен ли ему замечательный афоризм из «Домашней поваренной книги» или нет, отправляется на поиски зайца.

Когда Франсуа Гишар задумал сделаться собственником, то, прежде чем собирать бутовый камень на равнине, заготавливать бревна на островках Марны и нарезать прибрежный камыш, он незаконно присвоил себе участок земли.

Рыбак полагал смехотворным покупать то, что можно получить даром.

В ту пору Республика конфисковывала имущество врагов отчизны, и логика Франсуа Гишара подсказывала ему, что если он последует примеру Республики, то проявит себя образцовым гражданином.

Принц де Конде командовал эмигрантским корпусом, сражавшимся на Рейне; он доставил Франсуа Гишару немало неприятностей, прежде чем тот укрылся за стенами Майнца; государство наложило арест на собственность беглеца, и рыбак решил, что оно не будет на него в обиде, если он поступит, подобно ему, в отношении человека, которого он на равных с государством основаниях имел право считать своим личным неприятелем.